что маршал хотел подбодрить сына такими историями. Трудно представить себе, что в августе сорок первого война рисовалась ему таким веселым приключением.
В сентябре Тимошенко перебросили на Юго-Западное направление — сменить Буденного. 11 сентября в три часа утра Семену Константиновичу позвонил Сталин. Маршал срочно выехал в Москву. Вечером его принял вождь. Ночью Тимошенко на поезде выехал в Полтаву.
Сталин надеялся, что Тимошенко сумеет удержать Киев и спасти Юго-Западный фронт. Но маршал успел спасти только собственный штаб. Боясь, что немцы окружат Полтаву, приказал спешно перебазироваться в Ахтырку.
Юго-Западный фронт был обречен на уничтожение. Впрочем, Тимошенко меньше других был в этом виновен...
Судьба генерала Кирпоноса
В одну из первых недель войны генерал-майор Рокоссовский прибыл с докладом к командующему Юго-Западным фронтом генералу армии Кирпоносу.
Константин Константинович приехал в Киев ночью 14 июля.
«Крещатик, обычно в это время кишевший народом, оглашавшийся громкими разговорами, шумом, смехом и сияющий огнями витрин, был пуст, молчалив и погружен в темноту, — вспоминал после войны Рокоссовский. — Ни одной живой души не видно на улицах. Остановив машину для того, чтобы узнать, где можно найти штаб фронта, я закурил папиросу. И тут же из мрака на меня обрушилось: «Гаси огонь!..», «Что, жизнь тебе надоела?..», «Немедленно гаси!..». Раздались и другие слова, уже покрепче. Это, должен признаться, меня сильно удивило. Уж очень истерические были голоса. Это походило уже не на разумную осторожность, а на признаки панического страха...»
На следующий день Рокоссовского принял командующий фронтом.
«Меня крайне удивила его резко бросающаяся в глаза растерянность. Заметив, видимо, мое удивление, он пытался напустить на себя спокойствие, но это ему не удалось.
Мою сжатую информацию об обстановке на участке 5-й армии и корпуса он то рассеянно слушал, то часто прерывал, подбегая к окну с возгласами:
— Что же делает ПВО? Самолеты летают, и никто их не сбивает... Безобразие!
Тут же приказывал дать распоряжение об усилении активности противовоздушной обороны и вызове к нему ее начальника. Да, это была растерянность, поскольку в сложившейся на то время обстановке другому командующему фронтом, на мой взгляд, было бы не до ПВО...
Приказывая бросать в бой то одну, то две дивизии, командующий даже не интересовался, могут ли названные соединения контратаковать, не объяснял конкретной задачи их использования. Создавалось впечатление, что он или не знает обстановки, или не хочет ее знать.
В эти минуты я окончательно пришел к выводу, что не по плечу этому человеку столь объемные, сложные и ответственные обязанности, и горе войскам, ему вверенным».
Рокоссовский был прав. Иона Эммануилович Якир, который в тридцатых годах командовал Киевским округом, будь он жив, никогда не позволил бы себе так растеряться. Под его командованием войска сражались бы иначе. Но Якир был расстрелян. Да и сам Константин Константинович лучше бы справился с этой должностью. Но Рокоссовский перед войной сидел в тюрьме, и другие люди быстрее поднимались по служебной лестнице.
В Гражданскую войну Михаил Петрович Кирпонос командовал полком, в 1927 году окончил Академию имени М.В. Фрунзе. С 1934-го по 1939 год он был начальником Казанского пехотного училища имени Верховного Совета Татарской АССР. Оттуда его забрали на финскую войну. За успешное командование 70-й стрелковой дивизией получил звание Героя Советского Союза и в июне 1940 года стал командовать Ленинградским округом.
А всего через несколько месяцев, когда в январе 1941 года Жуков стал начальником Генштаба, в Киеве его сменил генерал-лейтенант Кирпонос. На XVIII партийной конференции его избрали кандидатом в члены ЦК, а вскоре присвоили звание генерал-полковника.
По существу, Кирпонос имел только опыт командования дивизией, а в Киевском округе ему подчинялись полсотни крупных соединений. Конечно, он не успел освоить округ за то короткое время, что ему было отпущено до войны.
Рокоссовский с удивлением писал, что на Дальнем Востоке, где он долго служил, постоянно на учениях, на военных играх отрабатывались действия войск на случай войны. Командирам было известно, куда выводить войска и как действовать.
«Но только не в Киевском особом военном округе, — писал Константин Константинович. — Потому-то войска этого округа с первого же дня войны оказались совершенно неподготовленными к встрече врага. Их дислокация не соответствовала создавшемуся у нашей границы положению явной угрозы возможного нападения. Многие соединения не имели положенного комплекта боеприпасов и артиллерии, последнюю вывезли на полигоны, расположенные у самой границы, да там и оставили».
Руководство округа в пределах своих полномочий не проявило инициативы, не взяло на себя смелость и ответственность сделать то, что диктовалось обстановкой на границе. Ждали указаний сверху и получали только приказы ничего не предпринимать.
В начале июня Кирпонос просил наркома обороны и начальника Генерального штаба разрешить ему занять укрепленные районы и сосредоточить войска в соответствии с планом прикрытия границы. Кроме того, он хотел вернуть с полигонов артиллерию и саперов, занимавшихся летней учебой.
11 июня Кирпонос получил телеграмму от Жукова:
«Народный комиссар обороны приказал:
1) Полосу предполья без особого на то указания полевыми и уровскими (УР — укрепленный район. — Авт.) частями не занимать. Охрану сооружения организовать службой часовых и патрулированием.
2) Отданные Вами распоряжения о занятии предполья уровскими частями немедленно отменить.
Исполнение проверить и донести к 16 июня».
Кирпоносу объяснили, что война не предвидится.
19 июня Тимошенко приказал перебросить штаб округа во фронтовой полевой командный пункт. Часть штаба выехала из Киева вечером 20 июня, а основные отделы двинулись в путь на машинах 21 июня. Пока перебирались, началась война, и автоколонна штаба дважды попала под бомбежку. Никто не пострадал. Но в эти первые часы войны войска округа, переименованного в Юго-Западный фронт, оставались без управления...
22 июня в штаб фронта на помощь командующему Кирпоносу прибыл начальник Генерального штаба Жуков.
В конце дня Ватутин по телефону доложил Жукову, что сведения о противнике и о масштабах его продвижения противоречивые, сведения о наших потерях не поступили. Зато Сталин одобрил директиву № 3 о переходе к контрнаступлению, хотя руководство Красной армии не знало ни какими силами наступают немцы, ни какими силами само располагает.
Связи с соединениями фронта не было, дивизии и корпуса дрались самостоятельно, изолированные друг от друга, без взаимодействия с соседями, без поддержки авиацией и без руководства. Тем не менее, Жуков приказал Кирпоносу и начальнику штаба фронта Пуркаеву готовить контрнаступление. В тех условиях это было самоубийством.
Такие нелепые или бесполезные приказы Кирпонос продолжал получать и после того, как Жуков, пробыв в штабе округа четыре дня, 26 июня вылетел
