Ну а с назначением его директором Российской телерадиокомпании я думаю, что надежды на то, что этот безусловно одарённый человек скажет наконец своё слово в тележурналистике и сможет реализовать себя, растаяли.
Что касается Эдуарда Михайловича Сагалаева, то, несмотря на тринадцать лет совместной работы и незначительную разницу в возрасте, я так и не смог перейти с ним на «ты». Настолько глубоко я уважал его как талантливого журналиста (вспомните хотя бы «Двенадцатый этаж», «Взгляд», «Семь дней») и как прекрасного организатора телевизионного процесса. Редчайшее сочетание. И сколько бы мне ни наговаривал на него тот же Лысенко, я не слушал и слышать не хотел ничего плохого о своём идеале. И вот этот самый «идеал» вместе со своим «другом» Лысенко стал соавтором гнусного политического доноса на меня, который отправили в редакцию «Огонька». Там были настолько потрясены этим откровенным рецидивом 37-го, что категорически отказались его печатать. Правда, через несколько дней Сагалаев сам попросил снять его подпись с письма. Почему эти люди, тайно ненавидящие друг друга, вдруг объединились в столь неблаговидном деле? Не знаю. Но думаю, что не только уязвлённое самолюбие Лысенко сыграло здесь главную роль. С ним всё ясно. А вот Сагалаев… Здесь всё сложнее. Перестроечные ветры выдули из цековских кабинетов, отделов пропаганды ЦК КПСС и ВЛКСМ тех, кто руководил идеологией. И завотделами, инструктора и другая партноменклатура осели в редакциях газет, журналов, на телевидении. И стали медленно, но верно прибирать к рукам ту власть, которая стала выпадать из трясущихся рук старой партийной гвардии. Произошёл медленный, тихий переворот. Обладая прекрасной способностью к мимикрии, эти люди вскоре возглавили издания и передачи, обличавшие застой. А если учесть, что эти «новые» были не только молоды, но и бесконечно циничны, не только грамотны, но и хитры и беспринципны, то очень скоро практически вся официальная пресса и телевидение оказались в их руках. Кроме того, чтобы стать зав. отделом ЦК или зам. главного, а тем более главным редактором какой-либо редакции, в большинстве случаев надо было переступить порог Лубянки.
Поэтому, естественно, когда я в своём интервью не просто задел партийную номенклатуру, а высказал мнение о том, что руководство КПСС (и живое и мёртвое) необходимо судить, то я противопоставил себя системе, тем более что я раскрыл и попытки вербовки меня КГБ. Сагалаеву надо было выбирать. Либо открыто встать на мою сторону, а значит, естественно, стать врагом системы, либо, как сказал Александр Тихомиров, открыто «сдать» Мукусева. Сагалаев выбрал второе. Не только подписав на меня письмо в «Огонёк», но и заявив о моей отставке с должности директора Союза кабельного телевидения СССР. Что ж, чисто по-человечески понять его можно. Ведь у члена системы есть только два пути: либо с ней, а значит, постоянное повышение по службе, почёт и уважение, либо в окно или в петлю. Наивно думать, что та номенклатура, которая десятилетиями воспроизводила себе подобных, куда-то после августа 91-го вдруг исчезла, растворилась, дематериализовалась. Наоборот, особенно это чувствуется последнее время, она оправилась, консолидировалась и ведёт сейчас тонкую, умную работу по медленному возвращению себе того, что от них ушло, – власти, влияния и, как следствие, привилегий. И делается это при помощи структур бывшей Госбезопасности, которая прослушивает и записывает телефонные переговоры не только народных депутатов-демократов, но и правительства и руководства Верховного Совета. Этого не смог опровергнуть и сам министр Баранников на слушаниях в парламенте. Речь идёт о роли КГБ в августовских событиях. А мне сообщили, что на папках с расшифровками телефонных переговоров депутатов есть гриф «Хранить до 1995 года». То есть до тех пор, пока будет действовать наша депутатская неприкосновенность. Что будет дальше с нами, нетрудно догадаться. Впрочем, дело не в нас. Что будет со страной? Ведь если придёт бывшая партноменклатура к власти, то немедленно заснуют по городам чёрные грузовики-«машки», застучат топоры на лесоповалах, загремят выстрелы, польётся кровь невинных, а на столы очередных хватов и абакумовых, в дела новых врагов народа, лягут и записи телефонных разговоров нынешних демократов. Дай Бог, чтобы всего этого не было! Но то, что происходит сегодня, и то, как Ельцин летит к своему Форосу, к сожалению, не даёт повода для оптимизма.
Вот такое интервью не было опубликовано «Независимой» в 1992 году. А в качестве PS предлагаю несколько пассажей из рукописи самого Мукусева:
«Есть жестокая закономерность в том, что «Взгляд» остался только в легендах, а «Поле чудес» процветает до сих пор. «Взгляд» всецело принадлежит романтическому времени, по сути явившемуся антисоветской революцией. Вспоминая «Взгляд», мы вспоминаем прелесть исторической неизвестности, предвкушение никому неведомого будущего и эйфорию больших надежд…
Никакого желания дать журналистам большую свободу не было. К слову, свой первый серьёзный выговор я получил за то, что включил в программу песню Макаревича «Поворот». Меня очень строго спрашивали, какой такой поворот имеется в виду… Комментарии по поводу бурных перемен в нашей стране тогда велись только из-за рубежа. Назревала необходимость в объяснении происходящего внутри страны. Молодёжной редакции ТВ и было поручено организовать эфир для пропаганды идей перестройки – в качестве альтернативы версиям западных «вражеских» радиостанций».
* * *
«К «Взгляду» коллектив молодёжной редакции пришёл, будучи внутренним братством. Ещё никто не видел очередные новые сюжеты, а наш диспетчер, Валентина Ивановна Мартынова, уже заказывала нам аппаратную № 6, где стоял станок для резки видеоматериалов. Она понимала, что после сдачи мы будем вырезать то, что не пропустило начальство. Мы были единственной программой, у которой всегда имелись материалы, которые приходилось вырезать. И мы понимали, что настаёт время людей, высказывания которых пока приходилось резать, хотя бы частично.
У всех четверых ведущих была престижная работа на Radio Moscow World Service. Они не знали, что такое цензура, потому что сами не создавали сюжеты. И для них перестроечные проблемы не имели того значения, какое они имели для нас. Они уже были перестроены и неплохо устроены. И не понимали, что именно надо так уж сильно менять в стране. А мы, кто реально делал сюжеты для «Взгляда», попытались совместить нашу боль за страну и за тогдашнюю рядовую молодёжь с ведущими, которые от такой молодёжи оставались довольно далеки. Они никуда не ездили по стране. Они ездили только за рубеж. И поэтому часто тональность их подачи сюжетов, сделанных другими, не совпадала с сутью самого материала… Нет, они были талантливыми ребятами. Но это не убирало противоречия между их жизненными позициями и российской реальностью».
* * *
«Нам тогда почти никто ничего в открытую не запрещал. После передачи – да. Нас могли вызвать на Старую площадь, довести чуть ли не до инфаркта, там это умели делать. Но до выхода в эфир из готовой передачи просто вырезались сюжеты, а мы их вставляли в следующую. В итоге выходило практически всё. Раиса Максимовна рассказывала мне, как смотрел «Взгляд» Горбачёв. Он ненавидел меня, у него кровью наливалось лицо, он швырялся тапочками в телевизор. Горбачёв мог одним звонком запретить нас, но не делал этого. Почему? Потому что понимал, что для реализации огромных задач по реформированию страны нужно сильное телевидение, сильные СМИ».
* * *
«В течение многих лет работая в молодёжной редакции бывшего ЦТ и трёх лет – депутатом Верховного Совета, я имел возможность получать огромное количество информации не только от своих газетных и телевизионных коллег, но и из источников практически во всех властных структурах. Кроме того, так уж случилось, что всё это время я занимался конкретным жанром журналистики – расследованием, в том числе во многих «горячих точках», и не только на территории бывшего СССР. Считаю, что это позволяет мне выстроить собственную версию убийства Влада. Но я так далёк от того, чтобы считать это истиной в последней инстанции… Скажу больше – я буду счастлив, если узнаю, что правда об убийстве Влада ничего общего не имеет с тем, что думал об этом я…
К концу четвёртого года существования «Взгляда» ребята, в том числе и Влад, начали зарабатывать на программе деньги. Появились заказные сюжеты, рубрики, даже фирмы, которые от имени «Взгляда» что-то продавали и покупали. Но это было только начало. В 90-м году «Взгляд» закрыли, а я был вынужден уйти с Центрального телевидения. Но при этом я оставался депутатом Верховного Совета Российской Федерации. И в конце 92-го года Комитет по СМИ попросил меня как телевизионного профессионала, прошедшего путь от младшего редактора до главного выпускающего программ, сделать экспертную оценку документов КРУ Минфина по проверке «Останкино». Там было зафиксировано то, что с точки зрения Минфина являлось нарушением.
