черной металлургии, Микоян — за снабжение Красной армии.
В 1942 году, вспоминает Микоян, у Сталина зашел разговор о выпуске танков, которых не хватало на фронте.
Берия поспешил сказать:
— Танками занимается Молотов.
— И что? — поинтересовался Сталин. — Как он занимается?
— Он не имеет связи с заводами, — гласил ответ, — оперативно не руководит, не вникает в дела производства, а когда вопросы ставит нарком Малышев или другие, Молотов созывает большое совещание. Они часами что-то обсуждают, но от их решений мало пользы, а фактически он отнимает время у тех, кто должен заниматься оперативными вопросами...
Сталин передал руководство производством танков Берии.
ГКО не имел никакого аппарата, кроме уполномоченных, которые не были штатными. Отправляя кого-то из партийных или хозяйственных руководителей с конкретным заданием, производили его в ранг уполномоченного ГКО и выдавали мандат, подписанный Сталиным. Сам институт уполномоченных отражал недоверие Сталина ко всем — он повсюду рассылал контролеров, которые обязаны были его лично информировать обо всех увиденных недостатках.
С той же целью Сталин создал институт представителей Ставки: он не верил своим генералам и постоянно перепроверял самых доверенных военачальников. Если кто-то из представителей Ставки в течение дня не связывался со Сталиным, тот сам звонил по ВЧ и спрашивал:
— Вам что, сегодня не о чем доложить?
Осенью 1942 года Сталин отправил Жукова и Маленкова под Сталинград. В конце сентября вызвал обоих для доклада. Когда Жуков подробно изложил ситуацию на фронте, Сталин недовольно спросил Маленкова:
— А почему вы, товарищ Маленков, в течение трех недель не информировали нас о делах в районе Сталинграда?
— Товарищ Сталин, я ежедневно подписывал донесения, которые посылал вам Жуков, — недоуменно ответил Маленков.
— Мы посылали вас не в качестве комиссара к Жукову, а как члена ГКО, и вы должны были нас информировать, — наставительно сказал Сталин.
То есть он хотел, чтобы Маленков присматривал не только за фронтом, но и за Жуковым.
3 июля Сталин, наконец, набрался сил выступить по радио. Он сильно волновался, но сообщил, что «лучшие дивизии врага и лучшие части его авиации уже разбиты...».
Это была чистой воды пропаганда. А что еще мог сказать Сталин своим согражданам? Не мог же он признать, что его предвоенная политика потерпела крах, что он совершил множество чудовищных ошибок и Красная армия в том виде, в каком она существовала до 22 июня, фактически разгромлена и вооруженные силы приходится формировать заново... Он оправдывал заключение в 1939 году пакта Молотова—Риббентропа. Он придумал, что договор с нацистской Германией позволил отсрочить войну почти на два года, и эта формула десятилетиями повторялась советскими историками.
Летом сорок первого вермахт был в расцвете своей мощи. Танковые колонны катились по дорогам России и Украины. Немецкие генералы прикидывали, сколько им осталось до Москвы и когда именно Советский Союз капитулирует.
4 июля, на следующий день после выступления Сталина, Адольф Гитлер самоуверенно сказал своим генералам:
— Я давно пытаюсь поставить себя в положение противника. Практически он уже проиграл войну. Очень хорошо, что нам в самом начале удалось уничтожить русские бронетанковые дивизии и авиацию. Русские не смогут восполнить эти потери...
Вот в этом Гитлер и ошибся.
Красная армия отступила до Москвы, важнейшие экономические районы оказались оккупированными врагом, но война не была проиграна.
Обширная территория, экономический потенциал и людские ресурсы Советского Союза были несопоставимы с немецкими. Население СССР в два с половиной раза превышало население Германии (хотя десятки миллионов оказались на оккупированной территории). Все равно оставалось достаточно мужчин, чтобы создать новую армию. Эвакуация промышленности на Восток и практически полный отказ от гражданского производства (плюс помощь, полученная от Соединенных Штатов по ленд-лизу) позволили снабдить Красную армию всем необходимым. А вот Германия длительной войны выдержать не могла.
Из внутренних округов были выдвинуты — в поддержку 170 дивизий, которые были в западных округах, — еще 73 стрелковые, 12 танковых и 11 моторизованных. Но и они сгорели в пламени первых месяцев.
За предвоенный год мобилизационный план перерабатывался четыре раза, и к началу войны этот процесс так и не завершился. Мобилизационные планы военной промышленности, о чем должен был позаботиться Ворошилов как председатель Комитета обороны, в принципе не были утверждены.
В соответствии с планами Генштаба соединениям первых эшелонов армий прикрытия требовалось три дня для полной мобилизации, второго эшелона — пять дней. А им пришлось сразу принять бой. Многие части не удалось полностью отмобилизовать, потому что склады с неприкосновенным запасом были уничтожены.
В первую неделю войны было мобилизовано пять с лишним миллионов человек. Хозяйственный и военный механизм не в состоянии был одеть и вооружить столько людей, свести их в боевые части, обучить и слаженно отправить на фронт. Призванные в армию ходили в своей одежде.
Стала ясна слабость системы, в которой все делалось по приказу, а когда не было прямого приказа, ничего и не делалось. Люди утеряли навык разумной самоорганизации, да это им и не позволялось.
Немецкие солдаты ночью, как правило, имели возможность отдыхать. Быт солдата и материальное обеспечение были устроены. Переброска частей вермахта, марши совершались на гужевом и автомобильном транспорте.
А Сталин и высшее командование Красной армии просто не думали о необходимости отдыха для личного состава. 9 июля Ставка Главного командования потребовала от командующих армиями, командиров соединений и частей вести ночные бои против немецких танковых и моторизованных частей, которые останавливались на отдых. Днем войска воевали, ночью совершали марши, занимали новые рубежи обороны, обустраивались и были постоянно утомлены.
3 сентября секретарь ЦК Белоруссии Пономаренко писал Сталину об очевидных недостатках в действующей армии:
«Немцы перевозят солдат на автомашинах. Солдаты не устают. У нас огромное количество автотранспорта загружено чем нужно и чем не нужно, но переброска дивизии — целая проблема, и дивизии большей частью идут походным порядком. Красноармейцы смертельно устают, спят прямо под артиллерийским огнем. В бои вводятся прямо после маршей, не успев передохнуть. К тому же бойцы перегружены носильными вещами...
Дивизии, корпуса и армии не выделяют резервы для подсмены на отдых частей. Как вошли в бой, так и дерутся до полного истощения...»
Укомплектовать части и соединения по штатам военного времени не получалось. Железные дороги и важнейшие узловые центры постоянно подвергались бомбардировкам.
Штаб Северо-Западного фронта 6 июля жаловался, что не может получить пополнение:
«Положение со всеми видами имущества и вооружения катастрофическое. Склады всех видов оказались в руках противника, и мы, по существу, ничего не имеем...»
Западный
