В ноябре Флёров написал два письма: одно Сталину (где-то затерялось) и второе — Сергею Кафтанову, председателю Научно-технического совета при Государственном комитете обороны. Последнее письмо сохранилось.
«…Один из возможных технических выводов — ядерная бомба (небольшая по весу), взорвавшись, например, где-нибудь в Берлине, сметет с лица земли весь город. Фантастика, быть может, но отпугивать это может только тех, кто боится всего необычного, из ряда вон выходящего.
…Имеются сведения о том, что в Германии институт Кайзера Вильгельма целиком занимается этой проблемой. В Англии тоже, по-видимому, идет интенсивная работа. Ну, и основное — это то, что во всех иностранных журналах полное отсутствие каких-либо работ по этому вопросу… На этот вопрос наложена печать молчания, и это-то является наилучшим показателем того, какая кипучая работа идет сейчас за границей. Нам в Советском Союзе работу нужно возобновить… У нас в Союзе, здесь, в этом вопросе, проявлена непонятная недальновидность…
…Нужно все время помнить, что государство, первое осуществившее ядерную бомбу, сможет диктовать всему миру свои условия, и сейчас единственное, чем мы можем искупить свою ошибку — полугодовое безделье — это возобновление работ и проведение их в ещё более широком масштабе, чем было до войны…
Извещение о получении письма… прошу направить на адрес Военно-воздушной академии (факультет спецоборудования) на имя в/инж. 3-го ранга Б.И.Брустина.
С приветом Г.Флёров, ноябрь 1941 г.».
Никакого ответа от Кафтанова Флёров не получил. 20 декабря Флёров выпросил командировку в Казань, где в эвакуации расположился президиум Академии Наук, и сделал здесь доклад по урановой проблеме. Маститые ученые: Иоффе, Капица, Хлопин, Арцимович и некоторые другие — внимательно выслушали фантазии молодого курсанта. В резолюции заседания было отмечено общее мнение академиков, что «этим пока заниматься не нужно». На следующий день Флёров написал длинное письмо своему бывшему начальнику, Курчатову, который должен был вскоре приехать в Казань. В этом письме он развивает технические перспективы, направления работ, приводит эскизную схему взрыва бомбы.
Но и от Курчатова Флёров не получает ответа. Возвращается в училище. Мысль об атомной бомбе не дает покоя. В марте 1942 года Флёров написал второе письмо Сталину, которое составил в горьких тонах жалобы на бюрократическое равнодушие чиновников к решению важнейшей государственной задачи, с некоторыми элементами политического доноса. Так быстрее прореагируют…
«Дорогой Иосиф Виссарионович!
Вот уже 10 месяцев прошло с начала войны, и все это время я чувствую себя, и действительно очутился, в положении человека, пытающегося головой пробить каменную стену.
В чем я ошибаюсь?
Переоцениваю ли значение «проблемы урана»? — нет, это неверно…
Решение задачи приведет к появлению ядерной бомбы, эквивалентной 20–30 тысячам тонн взрывчатого вещества, достаточного для уничтожения или Берлина, или Москвы в зависимости от того, в чьих руках эта бомба будет находиться…
Есть сведения, что этим вопросом, по-видимому, усиленно занимаются за границей…
Однако этот вопрос либо замалчивается от Вас, либо от него просто отмахиваются: уран — фантастика, довольно с нас фантастики, кончится война — будем на свободе заниматься этим вопросом…
…Так считает академик А.Ф. Иоффе, и в этом он глубоко ошибается… Самые большие глупости делаются с самыми лучшими намерениями… Я достаточно хорошо знаю Абрама Федоровича для того, чтобы думать, что то, что он делает, делается им сознательно. Но, однако, объективно подходя к вопросу, его поведение близко к самому настоящему преступлению…
К письму прилагаю копию моего письма, направленного тов. Кафтанову. Очень был бы рад получить объяснение тов. Кафтанова… В научных вопросах не отыгрываются молчанием, а тем более в этом вопросе, связанном с обороной страны… Кафтанов даже не счел нужным ответить… Личное переговоры с А.Ф. Иоффе, письмо к т. Кафтанову — все это не приводит к цели, а просто замалчивается. На письмо и пять телеграмм тов. Кафтанову ответа я не получил. При обсуждении плана Академии наук говорилось, вероятно, о чем угодно, но только не об уране…
Знаете ли Вы, Иосиф Виссарионович, какой главный довод выставляется против урана? — «Слишком здорово было бы, если бы задачу удалось решить. Природа редко балует человека».
Так дайте же мне возможность показать, что действительное отличие человека от животного заключается именно в том, что человек в состоянии преодолеть затруднение, вырвать у природы все ему необходимое…
…Считаю необходимым для решения вопроса созвать совещание в составе академиков Иоффе, Ферсмана, Вавилова, Хлопина, Капицы, академика АН УССР Лейпунского, профессоров Ландау, Алиханова, Арцимовича, Френкеля, Курчатова, Харитона, Зельдовича, докторов Мигдала, Гуревича… Прошу для доклада 1 ч 30 м. Очень желательно, Иосиф Виссарионович, Ваше присутствие — явное или неявное или кого-нибудь Вас замещающего…
…Это письмо последнее, после которого я складываю оружие и жду… когда удастся решить задачу в Германии, Англии или САСШ. Результаты будут настолько огромны, что будет не до того, да и некому будет определять, какова доля вины Абрама Федоровича в том, что у нас в Союзе забросили эту работу. Вдобавок это делается настолько искусно, что и формальных оснований против А.Ф. у нас не будет. Никогда, нигде А.Ф., прямо не говорил, что ядерная бомба неосуществима и однако создается мнение, что это — задача из области фантастики…
Г.Н. Флёров. Апрель 1942 г.».
И на этот раз Флёров не получил никакого ответа. Он смолк и покорно вернулся к освоению бомбардировщиков Пе-2. Однако письмо сыграло свою роль…
Как раз в этот месяц участилась передача разведданных из Англии об интенсивных усилиях англичан в деле разделения изотопов урана и конструирования бомбы.
Совещание у Сталина в присутствии Молотова, Берия и Кафтанова закончилось решением о развертывании научных исследований по ядерной тематике. Для этого в г. Москве была создана в апреле 1943 года секретная лаборатория № 2, директором которой был назначен Игорь Васильевич Курчатов. Курчатову удалось развернуть научные исследования по всем основным вопросам атомной проблемы. Главными из них были:
— разделение изотопов урана с целью выделения делящегося изотопа урана-235 (ответственный — Кикоин);
— расчет и проектирование экспериментальной уран-графитовой сборки для получения управляемой цепной реакции деления (ответственный — Курчатов);
— разработка конструкции урановой или плутониевой бомбы и системы подрыва ядерного заряда (ответственный — Харитон).
Нельзя сказать, что успехи, достигнутые в лаборатории № 2, были очень значительными. Но главное — произошел сдвиг с мертвой точки. Вокруг урановой проблемы объединилась группа талантливых теоретиков и экспериментаторов. Однако вся их работа в первые два года носила характер лабораторных исследований.
Для решения же проблемы получения в достаточном количестве «делящегося горючего» (урана-235 или плутония) нужна была перестройка всей экономики страны. Создание атомной бомбы должно было стать Государственной Задачей № 1. И руководить решением Атомной проблемы должны были «первые» люди страны под личным контролем Вождя. Но чтобы все это понял сам «великий стратег и мыслитель», должно было произойти нечто сверхважное, что изменило бы в корне его взгляд на новое положение в Европе и мире. Это «нечто» произошло в августе 1945 года.
6 и 9 августа 1945 года на японские города Хиросиму и Нагасаки были сброшены американские атомные «бомбы возмездия» («Малыш» и «Толстяк»). Мощность их была эквивалентна взрыву 20 тысяч тонн тринитротолуола. Разом, в один миг, было уничтожено около 100 тысяч человек. Это погрузило Сталина в мрачную депрессию. Весь гнев был направлен на «нерадивых ученых» во главе с Курчатовым, а также на Первухина, которому было поручено контролировать атомные исследования в лаборатории № 2.
Сталин приказал Берия срочно подготовить совещание ГКО (Государственного Комитета Обороны) для принятия безотлагательных мер по сложившейся атомной ситуации.
«Особая папка.
Государственный Комитет Обороны
Постановление № 9887 от 20 августа 1945 года
Москва, Кремль
1. О Специальном комитете при ГОКО[2] Государственный Комитет Обороны постановляет: организовать при ГОКО Специальный комитет в составе тт.:
1. Берия Л.П. (председатель). 2. Маленков Г.М. 3. Вознесенский Н.А. 4. Ванников Б.Л. (зам. председателя). 5. Завенягин А.П. 6. Курчатов И.В. 7. Капица П.Л. 8. Махнев В.А. 9. Первухин М.Г.
2. Возложить на Специальный комитет при ГОКО руководство всеми работами по исследованию внутриатомной энергии урана… а также строительство атомно-энергетических установок и разработку и производство атомной бомбы.
