На каучуковой плантации у подножия холмов – встреча с местными жителями, в основном сборщиками каучука и членами их семей.
– Слоны стали злые, – жалуется старик, – не боятся нас. Раньше мы шумели, чтобы напугать их, но теперь держимся тихо и сами убегаем от них. В наших местах они уже убили троих – двух сборщиков каучука и лесоруба.
– Один из слонов частый гость на моем участке, – подхватывает другой крестьянин. – Каждый раз, когда мои дети идут к ручью, я волнуюсь за них…
Могучий Бахадур и ручная слониха подводят пленницу к большим грузовикам. Она поднимается по скату, ее надежно приковывают. Ручные слоны поднимаются в другой грузовик.
Дорога идет на север, мимо плантаций каучуковых деревьев. Их кроны сомкнуты, но почва под пологом леса – безжизненная смесь гербицидов и удобрений. Не видно птиц, не слышно их щебета и пения. Нет птиц и на окрестных болотах. Но, к счастью, через сотню миль к северу, возле озера Теменгорр, на склонах холмов сохранились джунгли. И хотя этот регион предназначен для защиты водоразделов и создания национального парка, на южной оконечности озера уже ведется рубка. Выбираются самые большие деревья с твердой древесиной. Всего к рубке предназначен 31 вид деревьев. Среди них шорея, или дерево сал, и драгоценные диптерокарпы. Они предназначены для Саудовской Аравии и Объединенных Арабских Эмиратов.
На самом деле компании рубят гораздо больше дозволенной квоты. Чтобы захватить больше деревьев, к отведенному участку прокладывают извилистые дороги. Как только дороги проложены и доступ к тропическому лесу открыт, туда проникают поселенцы и браконьеры. А когда территория будет достаточно заселена, правительство дает право собственности на частные участки в лесу. Если колонистов-поселенцев мало, их специально ввозит Федеральное управление по развитию земель, которое дает субсидии на устройство плантаций каучуковых деревьев или масличной пальмы.
По мнению правительства, чтобы стимулировать внутренний рынок, нужно увеличить количество потребителей. Недавно премьер-министр Малайзии призвал к увеличению населения страны с нынешних 17 миллионов до 70 миллионов к 2095 году. Чтобы стимулировать рост народонаселения, большим семьям даются значительные налоговые льготы. Больше граждан – больше потребителей…
И снова тот же вопрос: а куда деваться слонам?
По мнению большинства малазийских биологов, эта программа учетверения населения не оставляет диким слонам никаких шансов на выживание. Однако сотрудники Департамента охраны диких животных делают все возможное, отыскивая последние ниши и переселяя туда слонов. Правда, северная территория также не гарантирует им полной безопасности. В соседнем Таиланде много браконьеров, охотящихся за слоновой костью и мясом.
Но вернемся на озеро Теменгорр.
После ночлега на военной базе дикой слонихе предстояло плавание на север. Утром ее погрузили на плот, толстый деревянный настил которого был укреплен на 55-галлонных бочках из-под бензина, приковали цепями в центре. Шариф опрыскал ее пулевые раны дезинфектантом, и маленькая флотилия из плота, четырех военных моторных лодок, полных вооруженных солдат, и еще двух лодок с сотрудниками парка, биологами и чиновниками отправилась в плавание.
Мерцающая поверхность озера отражает густые джунгли. Кто растянулся, кто уселся на плоту. А в центре, возвышаясь надо всеми, прикованная цепями, стоит слониха, покачивая пальмовой ветвью в высоко поднятом хоботе. Это похоже на сцену перевозки священного белого слона или путешествие лилипутов с Гулливером по морю.
Чем дальше к северу, тем больше оживает слониха. И становится агрессивнее. Шариф беспрерывно окатывает ее водой из шланга. Слониха пытается схватить шланг, бросает в людей пальмовые ветки. Натянув ножные цепи, она вытягивает хобот, пытаясь им кого-нибудь достать. Все разбегаются по углам плота. А слониха продолжает буйствовать. Ей удается дотянуться до парусинового тента и сорвать его. Потом слониха хватает толстый конец причального каната и хлещет им вокруг. Лопается ножная цепь.
К счастью, показался северный берег, где собирались выпустить слониху. Плот мягко толкается об ил. На берег спущены тяжелые сходни. Погонщики осторожно освобождают слониху от оков, она быстро пробегает по сходням и скрывается в джунглях…
– Вот и еще один слон спасен, – с облегчением говорит Шариф.
По материалам журнала «Defenders» подготовила Т.Шумова
Фантастический рассказ: Киношка на задворках
Когда Грэйвен подошел к статуе Ахилла, накрапывал мелкий летний дождик. Только-только зажглись первые фонари, но вдоль дороги до самой Мраморной Арки уже стояли машины, и их владельцы алчно выглядывали из них, как тарантулы из норок, поджидая какую-нибудь девицу, с какой можно было бы провести вечер. Грэйвен мрачно брел мимо, подняв воротник макинтоша: сегодняшний день не был самым удачным в его жизни.
Все на пути напоминало ему о том, что для любви нужны деньги, а беднякам остается лишь вожделение. Любовь требует хорошего костюма, машины, квартиры или номера в хорошем отеле. Любовь принято заворачивать в целлофан… Грэйвен же ни на минуту не мог забыть о мятом галстуке и лоснящихся рукавах. Он ненавидел свое тело. (Бывали ведь минуты счастья – в читальне Британского музея; но тело всегда тянуло его к земле.) Что ему было вспомнить? Разве мерзости на парковых скамейках… Вот то и дело жалуются, что тело, мол, чересчур недолговечно. Грэйвена это никогда не волновало. Пока что тело жило – хуже того, он наткнулся на мокнущего под мишурным дождичком плюгавого человечка в черном костюме, вооруженного плакатом «ВОССТАНУТ МЕРТВЫЕ», и сразу же вспомнил кошмар, от которого часто просыпался, содрогаясь от ужаса: ему снилось, что он находится один в колоссальной пещере – на кладбище человечества. Он знал, что все могилы под землей соединены между собой, что весь мир напоминает чудовищные соты, что он изрыт ходами мертвых. И каждый раз, видя этот сон, Грэйвен заново открывал ужасную правду: что мертвецы не гниют, что под землей нет червей и разложения, что под тонким слоем земли бессчетные орды мертвых готовы в любой момент восстать, с язвами на холодной плоти… И, только проснувшись, он вспоминал с настоящей радостью, что на самом деле тела все же подвержены разложению.
Быстрыми шагами Грэйвен вышел на Эйджвер-Роуд, увидел стоящих по двое гвардейцев: неподвижные животные с длинными телами, точь-в-точь черви, стоит посмотреть только на их обтянутые тканью ноги… Грэйвен испытывал к ним ненависть и ненавидел эту ненависть, потому что знал ее причину: то была зависть. Он осознавал, что у каждого из них тело много лучше, чем у самого Грэйвена. Несварение желудка, дыхание наверняка гнилое… но кто это подтвердит? Иногда Грэйвен тайком пользовался духами, и это был один из самых постыдных его секретов. Так зачем от него требуют веры в телесное воскрешение, если он хочет лишь забыть об этом самом теле? Иногда по ночам он молился (да, в нем, точно червячок в орехе, еще почему-то гнездилась вера), чтобы по крайней мере его тело не воскресало.
Грэйвен хорошо знал переулки возле Эйджвер-Роуд, поэтому он сразу заметил афиши, появившиеся на давно закрытом театре, что на Калпер-Роуд. В самом факте их появления ничего необычного не было: здание иногда арендовал драматический кружок банка «Баклайз», а иногда здесь показывали неприличные фильмы. Этот театр построил в 1920 году какой-то оптимист, полагавший, что дешевизна земельного участка компенсирует удаленность его от района, где расположены лондонские театры. Но ни одна постановка не увенчалась успехом, и вскоре здание перешло в безраздельное владение пауков и крыс. Обивку на креслах со времен постройки не меняли, короче, все, что знало теперь это заведение, – это время от времени пробуждавшаяся иллюзия жизни в виде любительских пьес или дешевых фильмов.
Грэйвен остановился и прочел афишу. Надо же, даже в 1939 году еще сохранились оптимисты – потому что кто, кроме самого закоренелого оптимиста, мог надеяться извлечь прибыль из этого заведения, объявив его «Домом Немого Кино»! Рекламировался «Первый сезон примитивных фильмов» (сразу видно – писал интеллектуал, аристократ духа… и ведь ясно, что «второго сезона» уже не будет). Как бы то ни было, билеты стоили дешево, и, во всяком случае, возможность укрыться от дождя и посидеть, отдохнуть стоит шиллинга. Грэйвен купил билет и прошел в темный зал.
В мертвой темноте монотонно тренькало расстроенное пианино, делая вид, будто играет Мендельсона. Грэйвен сел в проходе и сразу же ощутил пустоту зала. Да-а, второго сезона явно не будет. На экране массивная дама в какой-то тоге заламывала руки, а потом, качаясь, странными дергающимися движениями побрела к ложу. Сев на него, дама смятенно посмотрела на зрителей сквозь распущенные черные локоны – точь-в-точь озадаченная шотландская овчарка. Время от времени дама исчезала в каше точек, черточек и царапин. Субтитр объяснил, что «Помпилия, преданная ее возлюбленным Августом, хочет положить конец своим несчастьям».
