бросить хозяйство и оставить семьи. Хотя уже 26 июня 1941-го появился указ президиума Верховного Совета о пособиях военнослужащим, которые оставили дома нетрудоспособных. Назначались они комиссиями при местных исполкомах. Это сделали для того, чтобы как-то успокоить призывников. Но пособия были небольшие. Прожить на них было невозможно. И те, кто до войны не работал, вынуждены были искать заработок.
Членов семей красноармейцев пытались трудоустраивать. При Совнаркомах союзных республик создавались управления (при местных Советах отделы) по государственному обеспечению и бытовому устройству семей военнослужащих.
В первые месяцы войны советские люди плохо представляли себе, что будет означать немецкая оккупация. Люди старшего поколения на Украине и в Белоруссии помнили кайзеровскую армию времен Первой мировой войны. Тогда немцы вели себя не хуже белых, красных или зеленых. И лишь позднее стало ясно, что на сей раз немецкие войска пришли с намерением уничтожить государство и народ.
Официальные данные таковы: всего в Великую Отечественную органы госбезопасности задержали 1 487 834 дезертира (см. Военноисторический журнал. 2001. № 6). Иначе говоря, почти полтора миллиона человек бежали, чтобы не служить в армии. Из них 852 тысячи передали военкоматам и непосредственно в воинские части. Арестовали 626 тысяч, из них 376 250 человек были осуждены.
3 июля 1941 года начальник управления политпропаганды Юго-Западного фронта бригадный комиссар Михайлов докладывал своему начальнику Мехлису:
«В частях 6-го стрелкового корпуса во время военных действий задержано дезертиров и возвращено на фронт до пяти тысяч человек. 3-м отделом расстреляно по корпусу сто человек дезертиров.
Из числа бежавших с фронта командирами частей расстреляно за дезертирство сто один человек.
В 99-й стрелковой дивизии из числа приписников западных областей УССР во время боя восемьдесят человек отказались стрелять. Все они командованием расстреляны перед строем.
Командир роты 895-го стрелкового полка 139-й стрелковой дивизии во время боя самовольно снял роту с фронта и пытался отходить. Командир дивизии генерал-майор Смехотворов тут же его застрелил...»
Политуправление Ленинградского фронта доложило Мехлису, что 2-я рота 289-го артиллерийско-пулеметного батальона в течение трех дней браталась с немецкими солдатами, после чего десять красноармейцев перебежали на сторону врага (см. Рубцов Ю. Alter ego Сталина).
3 сентября первый секретарь ЦК Белоруссии, член военного совета Брянского фронта Пономаренко писал Сталину о ситуации с пополнением, идущим на фронт:
«При первой бомбежке эшелоны разбегаются, многие потом не собираются и оседают в лесах, все леса прифронтовых областей полны такими беглецами. Многие, сбывая оружие, уходят домой... В Орловском округе из ста десяти тысяч человек призвано сорок пять тысяч, остальных не могут собрать.
Мы теряем большое число людей до фронта или получаем на фронт неполноценными, морально поколебленными людьми...
В армиях сравнительно мало расстрелов, но комиссары и командиры всех степеней этим угрожают при малейшем осложнении, кому нужно и кому не нужно, не только одиночкам, но и группам, — пример обратной, вреднейшей политработы. Самые жесткие действия при неправильном применении обращаются по результатам в свою противоположность. Лучше расстрелять одного в назидание другим, чем грозить этим всем...»
Обещать политические перемены и послабления после победы в войне Сталин не захотел. Он верил в эффективность страха. Считал, что заставит любого солдата воевать, если пригрозит карами его семье. И спешил предупредить личный состав Красной армии: сдаешься в плен или дезертируешь — значит, губишь собственную семью. Родителей, жен, детей ждет ссылка, лишение всех прав, направление на тяжелые работы и, скорее всего, голод.
24 июня 1942 года ГКО принял постановление «О членах семей изменников Родины»:
«1. Установить, что совершеннолетние члены семей лиц (военнослужащих и гражданских), осужденных судебными органами или Особым совещанием при НКВД СССР к высшей мере наказания по ст. 58-а УК РСФСР и соответствующим статьям других республик: за шпионаж в пользу Германии и других воюющих с нами стран, за переход на сторону врага, предательство или содействие немецким оккупантам, службу в карательных или административных органах немецких оккупантов на захваченной ими территории и за попытку к измене Родине и изменнические намерения, — подлежат аресту и ссылке в отдаленные местности СССР на срок в пять лет.
2. Установить, что аресту и ссылке в отдаленные местности СССР на срок в пять лет подлежат также семьи лиц, заочно осужденных к высшей мере наказания судебными органами или Особым совещанием при НКВД СССР за добровольный уход с оккупационными войсками при освобождении захваченной противником территории,..
Членами семьи изменника Родины считаются отец, мать, муж, жена, сыновья, дочери, братья и сестры, если они жили совместно с изменником Родины или находились на его иждивении к моменту совершения преступления или к моменту мобилизации в армию в связи с началом войны...»
Плен рассматривался как преднамеренно совершенное преступление. Тех, кто попал в плен, судили за измену Родине. Солдат, которые вырывались из окружения, встречали как потенциальных предателей.
28 июня нарком госбезопасности Меркулов, заместитель наркома внутренних дел Абакумов и прокурор СССР Бочков подписали приказ «О порядке привлечения к ответственности изменников Родине и членов их семей»:
«Наркомам государственной безопасности союзных и автономных республик, начальникам УНКГБ краев и областей обеспечить проведение следствия по делам об изменниках Родине в кратчайший срок; военным прокурорам следить за тем, чтобы такие дела рассматривались военными трибуналами вне очереди.
Членов семей изменников Родине, совершивших побег или перелет за границу, привлекать к ответственности... немедленно после установления путем расследования акта побега или перелета за границу...
Если Военный трибунал при судебном рассмотрении дела о лице, совершившем побег или перелет за границу, не признает его виновным в измене Родине, органам НКГБ входить с представлением в Особое совещание при НКВД СССР о возвращении из ссылки членов семей таких лиц».
Эти варварские карательные меры в реальности лишь продолжали традиции предвоенной сталинской юстиции.
Еще 8 июня 1934 года был принят закон, карающий за измену Родине. В случае побега или перелета за границу военнослужащего члены его семьи, совместно с ним проживавшие или находившиеся на его иждивении, подлежали лишению избирательных прав и ссылке в отдаленные места Сибири на пять лет.
Закон был совершенно средневековый, вводящий коллективную ответственность за проступок. Но для Сталина в этом не было ничего нового.
В Гражданскую войну во время обороны Петрограда Сталин вместе с хозяином города Григорием Евсеевичем Зиновьевым подписали еще более отвратительный приказ:
«Семьи всех перешедших на сторону белых будут арестованы, а сами перебежчики и всякие паникеры будут расстреливаться на месте...»
Тридцать лет спустя вождь еще меньше ценил человеческие жизни. 21 сентября Сталин в четыре часа утра продиктовал по телефону шифротелеграмму:
«Ленинград. Жукову, Жданову, Кузнецову, Меркулову
Говорят, что немецкие
