— Да, вы правы, — остановил его Габт. — Теперь, конечно, говорить о неопытности русского персонала уже нельзя и даже опасно — вызовет подозрения. Ну хорошо. Попробуем объяснить неполадки срочностью заказов, большим их объемом. И, может быть, даже сокращением после войны выпуска немецких качественных сталей.
— Вот именно, — радостно закивал Борисов, — я тоже хотел бы, чтобы фирма приняла часть рекламаций и взяла на себя расходы по ремонту. Это несколько локализует возникший конфликт, а главное — отведет подозрения от наших людей, работающих на электростанциях. Я хочу просить вас, господин Габт, еще об одном. Совсем недавно консул Кнапп поручил мне возглавить диверсионные группы на многих электростанциях. Я подчеркиваю — уже созданные и начинающие действовать… Но по долгу службы в отделе контроля Электроимпорта я обязан расследовать все аварии на импортных турбинах, а получается, я должен их прикрывать, точнее, принимать огонь на себя. Я не смогу так долго продержаться. — Борисов встал и взволнованно прошелся по кабинету. — Я считаю этот риск для себя неоправданным. Мне надо или уйти с этой службы, или передать группы другому. Но консул Кнапп категорически запретил мне уходить из Электроимпорта. Следовательно, я должен отказаться от руководства группами. В своей докладной записке я это достаточно полно обосновал.
— Да, я читал ее, — подтвердил Габт, — мы поэтому вас и вызвали. В своей записке вы высказываете недоумение, почему требуется вывод турбин из строя сразу после их установки. Я согласен, что это потеря престижа фирмы, снижение ее конкурентоспособности. Но в данном случае нас интересует не торговля, а политика. Я не уполномочен вам все это объяснять. Но одно скажу: фирма теряет престиж только в пределах России, и это, очевидно, где-то чем-то компенсируется. Пусть нас с вами это не волнует… Ну а теперь, господин Борисов, я думаю, что вы как русский гость фирмы не откажетесь осмотреть ее предприятия. Там вы и предъявите свои претензии к качеству поставленных турбин. По-моему, это нужно сделать довольно громко, чтобы дошло не только до технического персонала и рабочих фирмы, но и до журналистов. Подобный ход создаст вам авторитет и здесь, в торгпредстве, и тем более в России. Еще бы! В немецких газетах появятся статьи: «Советский инженер Борисов нокаутировал фирму «Континенталь» или «Инженер Борисов принудил фирму «Континенталь» принять советские рекламации».
— В таком случае, господин полковник, мое алиби будет вполне обеспечено.
Габт нажал кнопку звонка. Вошла секретарша.
— Попросите подать два горячих ростбифа и пива. Баварского.
Секретарша кивнула и вышла.
— Я знаю, вы любите кровяной ростбиф и баварское пиво. Меня Кнапп предупредил, — любезная улыбка вновь заиграла на губах Габта.
— А как быть с моим переводчиком? — спросил Борисов.
— Я обеспечу его наблюдением и нейтрализую. Будьте спокойны.
ЛЕВАЯ РУКА ХРИСТА-СПАСИТЕЛЯ
Над Трептов-парком небо было по-вечернему блекло-голубым. А на западе, вдали, невысокие облака закрывали солнце. Но свет его прорывался сквозь неприметные отсюда промоины косыми янтарными снопами. В этом свете кроны деревьев, высаженных с немецкой аккуратностью, казались почти черными, а гладь пруда, не тронутая ветром, отливала медью.
По аллеям и дорожкам, совершая моцион, деловито и солидно двигались люди. Их сосредоточенная ходьба и педантичная четкость шагов показались Борисову наивными и даже немного смешными. В России так не прогуливаются, словно маршируют.
Борисов увидел майора Мюллера издали. У него была другая походка, и выглядел он не совсем так, как другие, хотя и одет был с той же щегольской щепетильностью. Мюллер шел сутулясь, опустив голову, чего не позволяли себе завсегдатаи Трептов-парка, похожие на собственные трости, на которые они небрежно опирались.
Их первая встреча произошла день назад в старинном особняке, куда Габт пригласил Борисова на конфиденциальную беседу. Борисов с любопытством осматривал большой кабинет, в который он попал. Массивные кресла, огромный кожаный диван с подушками, часы в футляре черного дерева. Тускло поблескивали дверцы стальных сейфов. На широком письменном столе не было ни единой бумажки, не оказалось даже чернильного прибора. На нем громоздился лишь телефонный аппарат со множеством кнопок и клавишей. Из-за стола навстречу Борисову поднялся Габт.
— Господин Борисов, представляю вам майора Ганса Мюллера, — сказал он и вновь устало опустился в кресло. А затем торжественно и самодовольно заявил: — Я буду рад присутствовать при встрече друзей, боевых офицеров русской армии.
Борисов крепко пожал протянутую руку майора Ганса Мюллера и пристально всмотрелся в его лицо. Сквозь наслоения прожитых лет, словно под маской, угадывались до боли знакомые черты…
1915 год. Актовый зал Артиллерийской академии. Чтение приказа о производстве в офицеры. В числе первых, окончивших академию с отличием, — его приятель Михаил Жарков…
— Неужели это ты, Миша! Мой пропавший в нетях однокашник! Ну и встреча!
— Игорь… Игорь! Это ты… ты… — в свою очередь воскликнул Мюллер и обнял Борисова. — Какое счастье! Счастье-то какое… Значит, это ты приехал из России?
— Неделя как из Москвы, Миша!
— Садись, Игорь!
Мюллер-Жарков обнял его и усадил рядом на диван, но тут же вскочил и долго жал руку полковнику Габту.
— Как я вам благодарен за эту нежданную встречу с соотечественником и другом моей юности. Вы не представляете, как я вам обязан.
— Мы предвидели вашу радость, Ганс. Поэтому и пригласили вашего друга. Такое мог сделать только наш русский отдел абвера, — горделиво и несколько загадочно ответил Габт.
Затем он как бы нехотя поднялся, тяжело опершись на подлокотники кресла, и сказал:
— Я выйду на минуту… Имейте в виду — это прежде всего деловая встреча.
Взявшись за руки, словно школьники, друзья долго молчали, от волнения не находя слов.
— Ну рассказывай, Игорь… — проговорил наконец тот, кого Габт называл Гансом Мюллером.
Но вернулся полковник с большой папкой в руках.
— Майор Мюллер, это досье господина Борисова, агента «АН-2». Теперь вы будете держать с ним связь. Все инструкции получите позже. Сейчас моя миссия окончена. Вы, конечно, вспрыснете как следует, по-русски, свою встречу. Но не увлекайтесь. — Габт подмигнул. — Рад бы с вами… Но у меня неотложные дела. Еще один вопрос, господин Борисов. Куда вы хотите перечислить свой гонорар — тысячу фунтов стерлингов? Наша марка уже обесценена. В швейцарский или английский банк? Ваше желание будет выполнено. В дальнейшем расчеты с вами будет вести майор Мюллер.
— Я еще подумаю и посоветуюсь с Мишей.
— Хорошо! Желаю приятно провести время, господа, — и Габт быстро удалился.
— Игорь! Расскажи, пожалуйста, о себе и о России, — попросил Жарков, когда друзья остались одни.
— Ты помнишь, Миша, последний раз мы виделись на банкете по случаю нашего выпуска… Тебя особо чествовали — с отличием окончил академию!
— Вот это «отличие» и определило мою дальнейшую судьбу, — вздохнул Жарков. — Ну хорошо, Игорь, продолжай, не стану перебивать.
— Меня направили в действующую армию и назначили командиром саперного батальона. Воевал хорошо — и ни единой царапины. Только в начале семнадцатого был тяжело ранен. Два года по госпиталям. Еле выкарабкался. Уволен по чистой. Познакомился с молоденькой госпитальной сестрой. Она меня и выходила. Танечка теперь моя жена.
— А я в свои почти сорок лет все еще горький бобыль… — грустно заметил Миша.
— Танечка ввела меня в свою семью, — продолжал Борисов. — Ее отец — профессор, энергетик, спасибо ему, заставил пойти учиться в Энергетический институт. По окончании меня направили, как у нас говорят, по разверстке, в ВСНХ. Там как раз нужен был специалист в Электроимпорт, и я попал туда. Соблазн велик: приличный оклад, хороший паек. При карточной системе это немаловажно. Там я и встретился с представителями фирмы «Континенталь». Ну и началось, сам понимаешь… Вскоре меня познакомили с консулом Кнаппом. И вот я приехал сюда в служебную командировку. И очень этому рад… Увиделся с тобой, Миша.
Упоминание о связях с фирмой и Кнаппом заставило Жаркова угрюмо нахмуриться, словно он только что осознал, кто перед ним. Но он постарался справиться с непрошеными эмоциями, и Игорь воспринял это как жалость к своей собственной и его, Борисова, судьбе.
Теперь они старались не смотреть друг другу в глаза.
— Ты ведь знаешь, после выпуска меня взял к себе в Париж граф Игнатьев, — заговорил Жарков. — Он работал там военным атташе и приехал в академию набирать себе офицеров. Да, Игорь, в Париже я провел самые счастливые годы своей жизни. Не в парижских салонах, конечно. Меня увлекла горячая работа, покоя не знал ни днем ни ночью. Все время на военных заводах — принимал военное снаряжение. Часто выезжал в союзные страны. Потом революция — и мы остались не у дел. Возвращаться в Россию нас никто не просил… А тут как раз подоспели офицеры немецкой разведки, и вот, как видишь, я у них на службе… А теперь, Игорь, расскажи мне о России, — с тоской попросил Жарков.
