на подушке из мха, быстро гниют, в отличие от тех, что лежат поодаль на сухом основании. Если взять их в руки, они сразу разваливаются. Северное бревно нижнего венца постройки лежало частично погруженным в почву, а частично было покрыто мхом. Когда мох счистили, бревно рассыпалось на мелкие части, поскольку превратилось в труху.
Раскопки на месте Благохранимого дома начались вчера. Вадим Старков и Виктор Державин начали с составления подробного плана раскопа. Ханс Бонке, наш 45-летний инженер-историк, на скорую руку выполнил съемку прилегающей местности. Ханс и Вадим показали мне подъемный материал, который они успели собрать. Внизу, в полосе прибоя, лежали некоторые деревянные и металлические предметы, которые, по-видимому, со временем сползли со склона в результате таяния снега. Вадим принес большой кусок серой ткани, найденный в гальке. Оператор Хенри Хогевауд запечатлел эту находку. Может быть, это часть одежды плотника, который, предположительно, похоронен где-то у подножия откоса? У нас есть несколько дней, чтобы это выяснить. В деревянных фрагментах можно распознать остатки досок и теса, возможно, принадлежавшие сделанному из дуба судну. Но никаких крупных обломков, которые явно были бы частью корабельной обшивки, здесь, на первый взгляд, нет. Карлсен, описывая открытие Благохранимого дома в 1871 году, отмечал, что на берегу находились большие фрагменты корпуса судна. Эти фрагменты оставались на берегу до 1933 года, согласно отчету советского геолога Б. В. Милорадовича [1934] (см. приложение 1). Но где они сейчас? Франс Херес и Мориц Грун писали, что видели обломки еще два года назад во время своего кратковременного визита. Очевидно, что за это время тут были и другие посетители. Вокруг Благохранимого дома остались следы от гусеничной техники, и неподалеку, в расщелине между камней, валяется ржавая банка из-под кока-колы. Следы кострищ и осколки стекла – верный признак того, что это место уже не первый раз служит лагерной стоянкой. А что еще хуже – в нескольких метрах от зимовья появились две глубокие ямы. Кто их вырыл и зачем?
Сам Благохранимый дом выглядел гораздо лучше, и, судя по тому, что мох, покрывающий его руины, был цел и невредим, он оставался в неприкосновенности на протяжении десятилетий. Фотографу Рене Герритсену нужно задокументировать это состояние, пока мы еще не сняли зеленое покрывало. Он залез на вершину сооруженного Кравченко деревянного 6-метрового креста, чтобы обеспечить хороший обзор. В это время Вадим Старков был занят поиском ориентиров, которые указал Кравченко. Согласно его рисункам, где-то рядом с северо-западным углом дома должна находиться главная реперная точка – вкопанный в грунт обрезок стальной трубы. Но найти ее нам не удалось. С помощью небольших деревянных колышков мы разбили местность на 100 квадратов, площадью 25 квадратных метров, ориентированных точно по сторонам света. Каждый из этих квадратов мы, в свою очередь, поделили еще на 25 квадратов со стороной 1 метр. Для каждого предмета должен быть указан номер квадрата, в котором его нашли. Конечно, остается вопрос, находятся ли эти разбросанные по земле предметы на своих первоначальных местах, но, возможно, ответ на него станет ясен на следующем этапе, когда мы изучим схему распределения находок.
Тако Слахтер и Дирк ван Смердейк оказывают первую помощь пострадавшему при пожаре зимовщику с полярной станции «Мыс Желания» на борту приземлившегося вертолета. 26 августа 1993 года. Фото: Рене Герритсен / Фонд имени Оливера ван Норта
Сегодня днем Рене экспериментировал с аэросъемкой с воздушного змея, но в результате его неловкого маневра змей рухнул на землю, и его стеклопластиковая рама сломалась. На этом эксперименты, по крайней мере на сегодня, закончились. Но невезение по-прежнему преследовало экспедицию. Не прошло и часа после крушения воздушного змея, как отказал источник питания для спутникового телефона, а мы даже не успели установить связь с Нидерландами. Тако Слахтер начал ворчать, что его статья должна быть в редакции газеты до полуночи. На что руководитель нашей экспедиции Хенк ван Вейн ответил, что он с тем же успехом может продиктовать свой текст с помощью радиопередатчика. Однако следом за тем скачок напряжения от бензинового генератора вывел из строя и радиопередатчик тоже. Это вызвало бурные сцены в палатке Хенка, поскольку теперь мы оказались полностью отрезаны от остального мира.
Едва я оправился от гриппа, как у меня разболелась верхняя челюсть. Тако, который был у нас за парамедика, решил, что это может быть симптомом синусита, и, недолго думая, выдал мне антибиотики. «Вот, выпей таблетку и следи за температурой. Это быстро поставит тебя на ноги», – сказал он. Верю, верю. А пока внутри моей черепной коробки что-то стучит и булькает, вызывая резкую головную боль. Был составлен график дежурств на эту ночь. Мы будем сторожить лагерь парами, меняясь каждые два часа. Все понимают, что эта мера совершено необходима: сегодня мы видели четырех медведей, слонявшихся вокруг лагеря.
21 августа 1993 года, суббота
Большую часть дня я провел в постели с температурой. Хенк ван Вейн и Хенри Хогевауд всё это время чинили связь. Они перевернули весь лагерь вверх дном в поисках бутылки с кислотой для аккумуляторов, которую я последний раз видел, когда мы грузились на вертолет в Диксоне. Без кислоты мы не сможем зарядить маленькую батарею, а значит, останемся без источника питания для передатчика. Дело кончилось тем, что через несколько часов поисков Хенри гениально додумался, как ему соединить аккумуляторы из своей камеры, чтобы запитать от них передатчик. Они установили контакт с «Радио Схевенинген», центральной береговой радиостанцией Нидерландов, которая осуществляет радиорелейную связь с находящимися в зоне ее действия судами. Ближе к вечеру я ненадолго вышел из палатки, погода была ясная, со слабым ветром. Рене удалось починить змея, соорудив раму из трубок от складного кресла и палатки, и, запустив его в воздух, он сделал несколько снимков с высоты птичьего полета. Слава богу, хоть что-то еще работает. Ханс Бонке и Дик ван Смердейк всё еще забивают деревянные колышки, размечая археологическую сетку зимовья. Я замечаю, что многие хлюпают носом, не только я один. Мы не ожидали, что придется так сильно страдать от холода и ветра. Ну что ж, надо привыкать.
Кулинарные таланты нашего повара Юрия пришлись по душе далеко не всем. Русские, в свою очередь, воротили нос от овсяных хлопьев на завтрак. Тако – единственный, кто ворчит из-за еды, но, если честно, ему тут всё не
