– А можно я постреляю из своего любимого пистолета?
– Конечно!!!
Вася достал пулемет Калашникова и с первой очереди вывалил в грудной пластине дыру размером в кулак. Пули ушли в сторону соседнего лагеря.
– Что у вас тут происходит?!
– Сдурели?!
На нас светили фонариком два полковника. В странной форме одежды. Только бушлаты, без брюк. В темноте белели ноги, торчащие из синих армейских трусов. На груди каждого висел автомат. Видно, что выскочили по тревоге.
– Капитан, я тебя сейчас закопаю!
– Товарищ полковник…
– Да ты мне баню запорол, понял?!
И эту проблему решили. Через час полковники, качаясь и хохоча, лупили из двух стволов по этому же бронежилету.
Утром я увидел Чумаченко с лопатой.
– Вова, ты что делаешь?
– Окапываю палатку. Нужно бруствер сделать.
– Зачем?
– Да эти самоликвидаторы, наверное, сегодня по нам стрелять будут. За вчерашнее.
Бобро сказал, надо готовиться. Вендетта!
Мы все чаще бываем на Ханкале. Она обрастает войсками. Там штаб. Формируется группировка. Работы – море. Единственная печаль – это КПП. Вечно дежурный лейтенант, мордатый десантник, пускает нас каждый раз чуть ли не с боем.
– Не положено.
– Вот, пропуска у нас.
– Ваши ожидающие должны встретить, сопроводить.
– Кто встретит, генерал? Ему сюда бежать?
С генералом я перебарщивал. Я даже не знал, кто на базе самый главный.
Мы приезжали на Ханкалу для свободного поиска. Туда-сюда заедем, познакомимся. На аэродром заскочим. Здесь когда-то действовала самая лучшая взлетно-посадочная полоса на Северном Кавказе. Учебный полк стоял, курсанты летали. Теперь все поле заставлено разбитыми с воздуха самолетами «Як-52». Это наши штурмовики постарались, вывели из строя дудаевскую авиацию. Вывели, но не до конца. В кабинах остались рабочие катапульты. Уже двух любознательных пехотинцев здесь потеряли. Как? Очень просто. Садится любознательный человек в летное кресло и начинает дергать все лямочки, рычажки. Раз!!! Его подкидывает высоко в воздух. А обратно – без парашюта. Встреча с землей, все, труп.
Рядом расположилась самоходно-гаубичная батарея из Питера. Как-то подъехали к ним на ночь глядя. Вызвали командира:
– Можешь разок пальнуть?
– Нет, ребята, извините, но у нас перемирие.
– Один раз!
Еле уломали. Бабахнули они наугад, сняли мы вспышку во тьме и поехали. А батарея как давай долбить! Залпами! Мы вернулись опять к командиру. Он азартно потирал ладони.
– Что такое? Перемирие же!
– Не мешайте, ребята. Попали мы. Прямо в логово. Теперь разведка цели дает одну за одной. Давай, огонь!!!
Залп питерских самоходок. Нащупали цель
На Ханкале я познакомился с удивительным человеком, с Серегой, начальником разведки двадцать первой десантно-штурмовой бригады, из Ставрополя. Кстати, до его штаба тоже порой непросто было добраться. В Чечне существовала такая система паролей. Каждый день караулам и командирам дается число. Скажем, «пять». И вот вас на подходах проверяют на вшивость. Выкрикивают одну цифру, а вы должны крикнуть свою, но чтоб в сумме у вас с часовым получилось именно «пять». Если ошибка – пуля в лоб. Так вот, у десантников дежурный солдатик сидел с мегафоном в руке. Завидев нас еще вдалеке, он кричал:
– Стой! Два!
А мы не могли в ответ до него докричаться – далеко. Вот стоим, обычно, переминаемся с ноги на ногу, кричим, пока он нас не услышит.
А Серега… Он не был военным в моем понимании. Очень-очень спокойный.
Вдумчивый, интеллектуальный. Бывало, приедем к нему в хозяйство и беседуем, беседуем ночь напролет. О книгах, о морали, о жизни. Потом десантников перекинули, и мы уже трудились в горах… Словом, прилетаю я однажды с побывки в Чечню. Уже не на «Северный», а прямо на Ханкалу. Выхожу из «Ми-26», а на улице солнышко, травка такая ласковая, весенняя. А на травке десантники с вещами, ждут отлета. Среди них лейтенант мордатый, друг мой ситный с КПП, сидит на деревянном ящике. Я не поленился и подошел.
– Ну что, улетаешь?
– Да, все, домой.
– Слава богу, дождался я, пока тебя уберут!
Мордатый равнодушно пожал плечами.
– Слушай, а дружок мой где, Серега, ваш начальник разведки?
Лейтенант угрюмо похлопал по ящику:
– Вот он, здесь.
– Не понял.
– Цинк это. Гроб. Застрелили Серегу неделю назад. Везу домой.
Эх… Пошел, оказывается, мой товарищ ночью проверять посты. А напротив КПП сад стоял роскошный, яблоневый, вишневый. Весь в цвету. Вот из этого сада Серегу и застрелили. Всего одна пуля. Все. Этот сад приказали вытоптать. Кстати, 135-й бригаде. Выехал Костя Стулов со своей ротой на БМП и сровнял все с землей. Теперь КПП аж с дороги видно, стрелять можно прямо из города, если из снайперки.
Батальон Долговидова тоже стоял на Ханкале. Рядом с вертолетной площадкой.
И вот сидели они спустя пару недель в теньке с летчиками и медсестрами. Пили чай. Вдруг одна говорит:
– Эх, вот бы сейчас вишни попробовать.
Долговидов сразу вызвал разведчиков.
– Ребята, возьмите вон ведро, наберите вишни.
– Ой, у меня и взамен-то ничего нет.
– А вы вальс танцевать умеете? Станцуете со мной?
– Станцую, если музыка будет.
Долговидов подмигнул вертолетчикам:
– Запустите машину!
И вот на бетонной площадке, в мае девяносто пятого, танцевали вальс два человека. Она в туфельках и белом халате, он – в тяжелых сапогах и выцветшем камуфляже. А вместо музыки им шелестел вертолетный двигатель. Почти в такт, во всяком случае, им так казалось.
Иногда мы уезжаем в Моздок на бронепоезде. Так называют состав из двух деревянных теплушек, двух плацкартных вагонов и трех открытых платформ, на которых растяжками закреплены БМП с развернутыми в разные стороны пушками. А еще стоит зенитная установка для стрельбы по наземным целям. Все это волочет «подкидыш», то есть паровоз. Подкинешь в топку угля – он поедет.
Как-то мы сняли в Моздоке люкс в единственной городской гостинице. Помылись, сгоняли на рынок, купили солений разных корейских, сала, хлеба горячего. Только собрались поужинать, как Вадик Андреев поднял вверх палец:
– О! Забыл! У меня ж граната! Во, омоновцы подарили!
Я не успел сказать «мама», как он вытянул ее из своей рыбацкой жилетки и вдруг испуганно кинул на пустой стол. Ребристая лимонка прокрутилась, как юла, и остановилась. Мы замерли.
– Бляха! Я кольцо оторвал!
Все метнулись. Я даже не понял, как оказался за холодильником. Тишина.
Взрыватель не щелкнул. Пять секунд, двадцать, сорок… Кук лежал на полу в коридоре.
– Что там?
– Посмотри.
– Сам посмотри!
– Вадик! А ну давай!
Вадик, припадая на больную ногу больше обычного, зашагал к столу. Взял двумя пальцами гранату, как заразную, одной рукой открыл дверь на балкон и вышел.
Я подождал минуту, выглянул. Вадик курил.
– Где граната?
– Выкинул.
– Куда?!
– Вон в клумбу.
Господи, что нам от солдат требовать, если у нас пятидесятилетние мужики черт-те что вытворяют.
Ужинали молча. Потом я заказал по телефону переговоры с «Вестями». Там обрадовались.
– О, Сладков! А мы тебя ищем! Надо один сюжетец сделать.
– Готов.
– Там на восстановление железной дороги у вас в республике миллиарды выделены. Тебе надо показать, как их реализуют.
Опять про деньги. Тут на побывке, в Москве, меня на съемку отправили.
– Езжай в Правительство, в Белый дом. Твоя тема, там деньги на восстановление Чечни распределяют. Между министерствами.
Поехал я и ошалел. От сумм, от бодрых докладов. Я и не думал, что такие деньги на восстановление выделяют. Это… Другая сторона войны.
– Не буду я про железную дорогу делать.
– Это почему?
– Какие миллиарды, кому? Да я сейчас приехал по ней в Северную Осетию. Она цела, и по ней поезда ходят.
И тут дверь номера распахнулась. Вошел абсолютно пьяный полковник.
В форме, с погонами. Сел напротив и еле выдавил из себя:
– Не хотите… Отдохнуть… После боев… У нас баня…
– Товарищ полковник…
Он испугался. Потекли слезы.
– Откуда вы знаете мое звание?!
– Да бога ради, идите! Без вас есть кому настроение испортить! То граната, то бюджет!
Палатку нашу через день разобрали. Хозяйство Волкова отпустили домой.
А нас перевели на Ханкалу. И началась у нас совсем другая жизнь.
«Москва-400». Горная война
(очередь четвертая)
Ханкала – это город. Вместо центральной площади – место для приземления вертолетов. Вместо домов – вагончики и палатки. Вместо дорог – разбитые колеи, в жару пыльные, в дожди непролазные. Вместо заборов в нашем городе – маскировочные сети, натянутые высоко, метра в три-четыре. За их пластмассовой запыленной листвой не разберешь, кто живет. А будешь стоять, подглядывать – вмиг скрутят и отволокут в контрразведку. Сети делят всю территорию на «хозяйства». Тут разведчики, там десантники, а еще связисты, летчики, саперы, артиллеристы, спецназ и так далее. «Хозяйства» – это представительства или штабы. Основные силы разбросаны по всей Чечне.
