Но уже в 1935 г., а особенно в 1936 г. Рабоче-крестьянскую Красную армию все больше начинают волновать аресты военнослужащих по политическим мотивам. Вот лишь некоторые факты, которые мне удалось выявить в архивах.
В штабе РККА служил начальником 2-го сектора 1-го отдела 2-го управления сорокалетний участник Гражданской войны Г.В. Васильев. Он без восторга встречал очередные мероприятия партии и правительства и позволял себе высказывать недовольство по поводу материальных затруднений, а то и большим объемом программы по марксистско-ленинской подготовке и даже вроде поговаривал о наличии эксплуатации крестьянства в СССР. Поскольку он был беспартийным, то оказался недоступен для парторганизации. Но в отделе нашлись «бдительные» люди, и 20 декабря 1934 г. он был арестован, нашлись и свидетели – сослуживцы Друнин, Трошин, Ексимов, Недокукин, Леонтьев и Савинов, на основании показаний которых приговором Военной коллегии от 28 февраля 1935 г. Г.В. Васильев был признан виновным в том, что «он, имея антисоветское мировоззрение, на протяжении ряда лет систематически проводил среди работников штаба РККА контрреволюционную агитацию, стремясь доказать неправильность ряда мероприятий Коммунистической партии и Советского Правительства»117.
Поскольку пора массовых расстрелов еще не наступила, Военная коллегия «ограничилась» осуждением командира с «неправильным» мировоззрением к семи годам лишения свободы в ИТЛ. Его срок заключения, по приговору, должен был закончиться еще в 1942 г., но, видно, ему «добавили», ибо даже в ноябре 1956 г. он пишет из дальних краев ходатайство о реабилитации. За эти годы его единственный сын уже успел погибнуть на одном из фронтов Отечественной войны118, а отец все пребывает «безо всякого отъезда в дальнем городе Инте». Приговор 1935 года был отменен только в декабре 1956 г., а дело прекращено «за отсутствием состава преступления» и в феврале 1957 г. было объявлено Г.В. Васильеву – еще живому… Прошло «всего» 22 года…
Тревожное впечатление произвел арест летом 1935 г. прославленного героя Гражданской войны, начальника кафедры военной истории Военно-воздушной академии имени Н.Е. Жуковского Г.Д. Гая (Бжишкяна). Несколько военных прошло по так называемому «Кремлевскому делу». Но аресты военнослужащих по политическим мотивам в 1935 г. были все же единичными. Да и в 1936 г., хотя они и участились, но массового характера еще не носили. Вплоть до наступления кровавого 1937-го года все-таки нередко пытались как-то разобраться.
Вот одна весьма характерная история. 19 мая 1936 г. начальник Особого отдела Главного управления госбезопасности НКВД СССР комиссар госбезопасности 2-го ранга М.И. Гай представляет наркому обороны СССР меморандум на слушателя 2-го курса Военной академии имени Фрунзе старшего лейтенанта Михаила Ивановича Шилова, обвиняет его в том, что он систематически высказывает троцкистские взгляды, и, в частности, по поводу оккупации Германией Рейнской зоны Шилов якобы высказался следующим образом: «Гитлер – не дурак, это умный человек и знает, что надо делать». Легко можно понять, что же за атмосфера была в армии уже в 1936 г., если Гай на основе этого просит у Ворошилова санкции на арест Шилова. Но при всем при том даже тридцать шестой год еще далеко не тридцать седьмой. И Ворошилов еще не сломлен до конца. Он принимает решение: «Арестовывать пока не нужно. Следует вести наблюдение. ПУРу дам соответствующие указания. КВ. 23/V.36 г.». Через три дня появляется резолюция начальника Политуправления РККА Гамарника: «Лично тт. Осепяну и Щаденко[15]. Расследуйте тщательно и доложите мне. 26/V.36 г.»119.
И далее развертывается целая серия проверок, бесед, опросов однокашников Шилова. Прежде всего берутся за бывшего старшину 1-го курса капитана И.И. Людникова. И тот заявляет: «Никаких ошибок во время занятий, консультаций и в руководстве кружком в ОМО (отдел материального обеспечения. – О.С.) со стороны Шилова не было»120. Как по-человечески отрадно и сейчас, через 60 лет, видеть стремление человека быть порядочным даже в тех мрачных условиях. Пройдет всего шесть лет, и Людников станет одним из героев обороны Сталинграда, а затем и достойным командующим армией.
Что касается Шилова, то теперь за него взялся сам Щаденко. Шилов упорно настаивал на том, что об уме Гитлера он ничего не говорил121 (по тем времена это был состав преступления). Тогда Щаденко стал упрекать Шилова в том, что он недостаточно радуется успехам страны.
«Щаденко: Вы вообще к нашим победам с энтузиазмом не относитесь. Вы и в социализме сомневаетесь.
Шилов: Как же я сомневаюсь, когда уже никто не сомневается? Такого сомнения я никогда не выражал.
Щаденко: А радости?
Шилов: Да разве мне не стало лучше жить?
Щаденко: Вы, прочтя газету, не идете сейчас же делиться с товарищами радостью нашим победам»122.
По стенограмме опроса чувствуется, что в духовном развитии старший лейтенант Шилов на голову выше корпусного комиссара Щаденко. Видно, почувствовал это и сам Щаденко. И к чести его, в данном случае он сумел занять объективную позицию и 4 июня доложил Гамарнику: «По отзывам Шилов – растущий командир – во время опроса произвел на меня впечатление человека искреннего, думаю, что для ареста Шилова нет оснований»123. В июле 1936 г. Гамарник поручает начальнику ОРПО ПУ РККА корпусному комиссару Б.У. Троянкеру: «Поговорите с т. Гаем». И, казалось бы, закрыто дело, спасен старший лейтенант Шилов.
Но не тут-то было. На смену арестованному и вскоре расстрелянному Гаю на пост начальника Особого отдела ГУГБ назначается И.М. Леплевский. 25 апреля 1937 г. он обращается к Гамарнику за санкцией на увольнение и арест Шилова, которому опять инкриминируется и то, что он говорил: «Гитлер – не дурак». Гамарник немедленно откликается: «Лично т. Неронову. Срочно донести, что Вам известно по этому вопросу. 26/IV.37 г.». Проходит некоторое время. Наступает роковой июнь 1937-го. На смену застрелившемуся Гамарнику назначается из Ленинграда армейский комиссар 2-го ранга П.А. Смирнов, и тому уже не до расследований. Появляется новая резолюция: «Неронову и Пивоварову[16]. Надо немедля разобраться на парторганизации и представить к увольнению. 23/VI.37»124.
В ночь с 20 на 21 мая 1936 г. слушатель Военно-инженерной академии им. В.В. Куйбышева воентехник 2-го ранга П.Г. Жеваженко нес службу помощника дежурного по академии. Во время проверки караулов он увидел в караульном помещении книжку по истмату. И надо же было так случиться, что дежурный по академии майор Романюк забыл свое удостоверение в помещении дежурного. Послали за удостоверением. А пока завязался разговор о течениях в партии. И тут 30-летний комсомолец Жеваженко, ссылаясь на предсъездовский бюллетень, который он видел у одного партийца, заявил, что незадолго до своей смерти Ленин характеризовал Троцкого как нестойкого большевика, который, однако, под умелым руководством может принести пользу125. И уже 22 мая в партбюро факультета № 4 поступает «заявление» члена ВКП(б) воентехника 2-го ранга С. Фомина с «сигналом» об этом факте. Да еще сообщается, что когда кто-то сказал, что Бухарин – хороший оратор, то Жеваженко заявил: «Троцкий был еще лучшим оратором»126. И делу сразу же был дан «законный» ход.
Прошло всего три недели и 13 июня 1936 г. сам начальник Особого отдела ГУГБ НКВД СССР Гай информирует Гамарника, что материалами предварительного следствия точно установлено, что Жеваженко «в последних числах мая с.г. открыто выступил среди военнослужащих с контрреволюционным троцкистским выпадом, направленным к дискредитации вождя партии тов. Сталина… Жеваженко из ВЛКСМ исключен… Считаю необходимым арест Жеваженко, на что прошу Вашей санкции»… Резолюция начальника Политуправления РККА гласила: «Отчислить Жеваженко от академии и уволить из армии. Гамарник. 20/VI.36.». И здесь же помета одного из помощников Гамарника: «20 июня 1936 г. подписан приказ об отчислении Жеваженко из Академии и увольнении его из РККА»127.
Когда же «непозволительные» речи заводили вдруг лица высшего комсостава, то власти действовали более скоропалительно. В военной академии им. Фрунзе руководителем общей тактики и начальником 7-й группы служил в ту пору комбриг с редким для Руси именем и фамилией – Эйольф Георгиевич Матсон-Игнеус – швед по национальности, бывший член Финляндской социал-демократической партии, участник Гражданской войны, награжденный орденом боевого Красного Знамени, член ВКП(б) с 1918 г. И вот он в своей речи перед слушателями 11 мая 1936 г. заявил, что германский фашизм и Гитлер сумели отразить национальные чувства немецкого народа и поэтому легко пришли к власти. Утверждение, вообще-то, аксиоматичное. Но оно противоречило официальной пропаганде того времени. Речь комбрига сразу же была расценена как «контрреволюционная», и уже 28 мая 1936 г. он был арестован128.
