Н. Полетика: "Первого сентября Добровольческая армия торжественно вошла в Киев... На улицы высыпала расфранченная нарядная публика. В церквах зазвонили колокола. Всюду благовест‚ цветы‚ флаги‚ впечатление светлого праздника... Первого сентября в два часа дня по Крещатику провезли на извозчиках группу избитых и истерзанных евреев..." – "Толпы женщин с нашейными крестиками поверх одежды... набрасывались на евреев и евреек‚ обвиняя их в том‚ что они коммунисты‚ что они работали в советских учреждениях и помогали большевикам. Стоило кому-нибудь на улице указать на прохожего – "чекист"‚ "коммунист"‚ как толпа бросалась на него и била смертным боем: били молча‚ остервенело‚ кулаками и палками‚ топтали ногами‚ кололи зонтиками глаза. Я был свидетелем двух таких самосудов".
Добровольческая армия получала помощь от Англии и Франции‚ и Деникина предупреждали‚ что он может "потерять сочувствие всей Европы" из-за жестоких погромов. И тогда деникинцы начали устраивать в Киеве "тихие" погромы‚ чтобы не привлекать внимания представителей зарубежных стран при штабе главнокомандующего. Это в те дни В. Шульгин написал в газете о "пытке страхом": "По ночам на улицах Киева наступает средневековая жуть. Среди мертвой тишины и безлюдья вдруг начинается душу раздирающий вопль. Это кричат жиды. Кричат от страха..."
Три месяца подряд солдаты и офицеры ходили из одной еврейской квартиры в другую‚ неторопливо и деловито отнимали деньги и драгоценности‚ били‚ насиловали и нередко убивали. Галантные офицеры извинялись за ночное вторжение в квартиры‚ говорили дамам комплименты и подавали упавшие вещи‚ усаживались за рояль и музицировали‚ а затем преспокойно забирали золотые часы‚ обручальные кольца и серьги‚ вынутые из ушей у тех же самых дам. "Странный это был погром‚ спокойный‚ деловитый... отмечал современник. В прежние времена расхищение еврейского имущества происходило в облаке пуха из распоротых перин и под звон разбитых стекол. Теперешние погромщики стали несравненно деловитее и практичнее. Они понимали‚ что при существующих ценах было бы грешно разломать хотя бы безделицу... Ни одного разбитого стекла‚ ни одного поломанного стула; деловитость и экономия сил; деньги‚ деньги и деньги..."
Грабежи проходили повсюду. Чтобы поощрить солдат к наступлению, отдавали на разграбление очередной населенный пункт‚ который требовалось захватить. Из каждого практически эшелона‚ останавливавшегося на промежуточной станции‚ солдаты и офицеры бежали к местному коменданту и требовали на несколько часов выдать им город‚ чтобы "погулять". Забирали вещи и драгоценности‚ посуду и одежду‚ снимали с бедняков последнюю рубашку и нижнее белье‚ отнимали швейные машины у портных и инструменты у ремесленников; в поисках тайников ломали стены‚ разваливали печи‚ вскрывали полы. Награбленное свозили на рыночную площадь и продавали по дешевой цене‚ а затем уезжали в ближайший город‚ где предавались разгулу в злачных местах‚ тратили несчитанные миллионы и снова отправлялись на грабеж‚ чтобы наполнить карман за счет беззащитного еврейского населения.
Исследователь тех событий отметил: "В этой помеси наживы и мести участвовали почти все части Добровольческой армии‚ все лучшие ее полки – и "дроздовцы"‚ и "марковцы"‚ и "волчанцы"‚ и казаки "Дикой дивизии"‚ и донцы Мамонтова‚ и "шкуровцы"‚ и пластуны‚ и кубанцы‚ и терцы‚ и ингуши‚ и чеченцы‚ и прочие народности... В погромах одинаково участвовали как командиры частей‚ аристократы-гвардейцы‚ кадровые офицеры‚ казацкие старшины‚ так и рядовая масса солдат и казаков..."
В августесентябре 1919 года кавалерийский корпус генерала К. Мамонтова совершил рейд по тылам Красной армии‚ занял Курск‚ Тамбов‚ Воронеж‚ Орел. Мамонтов призывал местное население: "Вооружайтесь и поднимайтесь против общего врага нашей Русской Земли‚ против жида-большевика-коммуниста... завоевавших нас в рабство‚ уничтоживших нашу веру‚ нашу церковь..." Погромы прошли в Балашове‚ Белгороде‚ Ельце и Козлове; в этих городах было очень мало евреев‚ а потому казакам пришлось потрудиться‚ разыскивая их. Кавалерийский корпус с триумфом вернулся назад‚ и обоз с награбленным добром растянулся на многие километры.
Не случайно В. Шульгин опубликовал статью под заголовком "Взвейтесь‚ соколы... ворами!"‚ назвав Доброармию "Грабьармией"‚ которая деморализовалась из-за непрерывных погромов и не желала больше воевать. О том же говорил Деникин на встрече с представителями еврейских общин России и Украины: "Трудно ожидать чего-нибудь доброго от людей‚ совершенно оподлившихся. Это ведь не добровольцы‚ идейно шедшие в армию... это настоящий сброд". И он же признал уже в эмиграции: "Добровольческая армия дискредитировала себя грабежами и насилием..."
Барон А. Будберг‚ военный министр в правительстве А.Колчака (из дневника): "В армии развал; в Ставке безграмотность и безголовье; в правительстве нравственная гниль‚ разлад и засилье честолюбцев и эгоистов; в стране восстания и анархия‚ в обществе паника‚ шкурничество‚ взятки и всякая мерзость; наверху плавают и наслаждаются разные проходимцы‚ авантюристы. Куда же мы придем с таким багажом!.."
Барон П. Врангель‚ командующий Белым движением в Крыму: "Армия‚ воспитанная на произволе‚ грабежах и пьянстве‚ имея начальников‚ которые примером своим развращали войска‚ – такая армия не могла создать Россию".
4
Из еврейских воспоминаний времен Гражданской войны.
Киев‚ осень 1919 года: "Вот все и кончилось. Вот внизу казаки‚ переругиваясь‚ отвязывают лошадей‚ приторачивают к седлам сумки с награбленным‚ вскакивают в седла... Вот раздается топот. Они умчались... Мы остаемся одни. И вдруг в передней слышатся чьи-то осторожные‚ вкрадчивые шаги. На пороге столовой появляются какие-то типы с бегающими глазками‚ но‚ увидев нас‚ шарахаются назад. Только позже я поняла‚ кто это: мародеры. Они надеялись увидеть здесь трупы и ограбить мертвых... К нам в этот день больше не ломились‚ но воздух кругом был наполнен криками‚ стонами и похожими на набат беспрерывными ударами меди о медь. Это обреченные‚ когда к ним подступали насильники‚ били пестиками в медные тазы для варенья‚ которые висели на кухне у каждой киевской хозяйки. На что надеялись они? На помощь? Но кто мог и кто решался оказать им помощь? Этот набат означал крик отчаяния: "Люди‚ мы погибаем!.."
Екатеринослав: "Шесть недель подряд‚ изо дня в день‚ из ночи в ночь‚ над Екатеринославом стон стоял – в буквальном смысле слова. По ночам город выл страшным звериным воем. То жители... пытались отпугнуть грабителей‚ осаждавших дома... Каждую ночь жители уходили из квартир: жутко быть ограбленным в одиночку. Собирались всем домом во дворах и ждали. По вымершим улицам передвигались группы теней – от дома к дому. Казаки под предводительством офицеров‚ вооруженные до зубов‚ храбро шли на обывательские квартиры... Подходят к воротам. Стучатся... "Откройте!" В ответ раздается многоголосое звериное: "О-о-о... А-а-а... О-о-о..." Наутро на всех базарах идет бойкая торговля. Награбленное добро быстро разбирается скупщиками. Обобранные жители покупают у грабителей собственные вещи... А ночью снова мрак‚ тени‚ хохот‚ пьяная песня и вой со дворов: "А-а-а... О-о-о..." Беззащитность взывает к небу – больше не к кому..."
Железнодорожная станция: "На пути стоит поезд‚ ожидающий отправки в Екатеринослав. Нескончаемый ряд теплушек‚ переполненных пассажирами... Тишина и пустынность. И вдруг – живые‚ громкие голоса. Группа теней идет по платформе вдоль поезда‚ от вагона к вагону... Стучат нагайкой у открытых дверей: "Кто тут евреи? Выходи". Молчание. "Которые евреи – выходи‚ говорят". Никто не выходит. И вдруг слышится радостно предупредительный голос из вагона: "Вот... Вот тут евреи..." Две фигуры‚ вытолкнутые услужливыми руками‚ в смертном ужасе останавливаются перед казаками. "Идем". Их ведут к следующему вагону. "Евреи есть?" – "Есть‚ есть"‚ – радостно откликаются оживленные голоса. Еще четыре человека изъяты из вагона. Ловцы идут дальше: "Евреи‚ выходи..." И раскатистый‚ разухабистый смех... Особенно – бабий. Спавшая неподалеку от меня женщина подняла голову‚ поглядела вслед казакам и спросила: "Чего это?" – "Евреев забирают"‚ – спокойно деловым тоном сообщил сосед-мешочник. "Так им и надо"‚ – изрекла удовлетворенно баба и опустила голову на мешок..."
Поезд: "Мы едем. В вагоне нескончаемые разговоры о большевиках и евреях. Мешочник‚ мастеровой‚ сельский учитель‚ конторщик‚ студент‚ баба немытая и дама в завитушках – все трогательно солидарны. Непрерывно стучит в ухо: "Жиды... жиды... жиды..." И кажется‚ колеса вагона выстукивают мерно и злобно: "Жид... жид... жид... жид..." На каждой станции – на стенах‚ заборах‚ водокачке‚ вагонах – тот же героический‚ возвышающий душу лозунг: "Бей жидов – спасай Россию"... Прибыли в Харьков. По улице с песней проходили войска. "Папа‚ – окликнул меня сын‚ – ты слышишь‚ что они поют?" Я вслушался. Ровным‚ молодцеватым шагом шла регулярная армия со знаменами‚ с офицерами впереди. Уже не казаки – пехота. И зычно в ясном тихом июльском воздухе гремела песня: