Петр Букейханов - Курская битва. Оборона. Планирование и подготовка операции «Цитадель». 1943

В целом, учитывая число оставшихся в оккупации (73 миллиона), находящихся на военной службе (около 11,5 миллиона), безвозвратные потери (около 9 миллионов), а также естественную убыль мирного населения (11,9 миллиона умерших за все время войны), человеческий ресурс, остававшийся в распоряжении советского руководства, составлял не менее 90–95 миллионов человек. Это еще открывало широкие возможности для пополнения армии, несмотря на уменьшение доли мужчин призывного возраста (всего за войну было мобилизовано почти 29,6 миллиона, включая 957 тысяч человек, осужденных за различные преступления[188], а к 1 июля 1945 года в вооруженных силах оставалось 11,4 миллиона военнослужащих). Поэтому начиная с 1942 года военно-политическому руководству СССР удавалось обеспечить стабильный состав действующей армии на уровне около 5,5–6 миллионов человек, в то время как численность германской действующей армии и войск ее союзников за время войны на Восточном фронте уменьшилась с 6 до 3 миллионов военнослужащих (см. таблицу 1.2.6, рис. 1.2.1).

Таблица 6

Примечание:

* показатель вооруженности (ПВ) принят равным отношению общей численности (тыс. чел.) личного состава действующей армии к общему количеству (тыс. ед.) основных видов состоящей на ее вооружении боевой техники (ПВ = ЛС / ОМ; ЛС / ТС; ЛС / С).

Таким образом, те цифры, которыми располагал Гитлер по поводу людских потерь СССР, оказываются близки к истине. Однако величина советских вооруженных сил была такова, что, даже не принимая в расчет возможности их дальнейшего пополнения (оставленные Гитлером без внимания), для достижения временного равенства сил на Восточном фронте немецкая армия должна была в короткие сроки уничтожить, взять в плен, сделать инвалидами по ранению несколько миллионов солдат и офицеров противника. В районе Курска как раз и была сосредоточена почти двухмиллионная группировка советских войск. Вместе с тем их колоссальное, по сравнению с вермахтом, насыщение боевой техникой – прежде всего, самолетами, танками и САУ (во время боевых действий в 1941 году в советские войска поступило 5,6 тысячи танков и САУ; в 1942 году – 28,0 тысячи; в 1943 году – 27,3 тысячи; в 1944 году – 34,7 тысячи; в 1945 году – 13,5 тысячи, а также боевыми самолетами – в 1941 году в советские войска поступило 9,9 тысячи боевых самолетов; в 1942 году – 22,0 тысячи; в 1943 году – 33,1 тысячи; в 1944 году – 35,6 тысячи; в 1945 году – 15,0 тысячи)[190] – вряд ли позволяло легко решить такую задачу.

Общие данные, касающиеся наличия боевой техники в действующей армии СССР и Германии вместе с ее союзниками, показывают, что вооруженность советской стороны (число военнослужащих, приходящихся на единицу того или иного вида боевой техники) основными видами тяжелого оружия была лучше, чем у противника, практически все время войны, кроме короткого периода в конце 1941 – начале 1942 года (см. таблицу 6). Причем начиная приблизительно со второй половины 1944 года отставание Германии и ее союзников по вооруженности стало резко увеличиваться (по вооруженности самолетами разрыв начал заметно возрастать уже с начала 1943 года), поскольку оснащенность советских войск прогрессивно возрастала.

Следует заметить, что приведенные сведения почерпнуты в основном из советских источников, поэтому данные о величине сил и средств Германии и ее союзников на Восточном фронте несколько преувеличены, как это уже было показано выше относительно количества бронетехники в июне 1943 года. По другой информации, оснащенность противоборствующих сторон танками и САУ на разных этапах войны выглядела иным образом (см. таблицу 7).

Таблица 7

С другой стороны, эти новые данные обнаруживают еще больший разрыв в оснащенности бронетанковой техникой германских и советских войск, чем предыдущие, что, по-видимому, так же верно для артиллерии и авиации и, соответственно, аналогичным образом отражается на всех показателях вооруженности сторон.

Как следствие, насыщение советских войск боевой техникой привело к тому, что потери личного состава Красной армии каждый год уменьшались (28,9 % (от общих потерь) – в 1942 году, 20,6 % – в 1943 году, 15,6 % – в 1944 году), в то время как потери бронетехники и самолетов в целом возрастали (по танкам и САУ – 15,6 % в 1942 году, 24,4 % – в 1943 году, 24,6 % – в 1944 году; по боевым самолетам – 18,1 % в 1942 году, 26,0 % – в 1943 году, 22,5 % – в 1944 году)[192]. Германская армия уничтожала все больше вражеской боевой техники, но благодаря возрастающему превосходству по вооруженности русские теряли все меньше людей и причиняли все больший ущерб противнику – безвозвратные потери немецких сухопутных войск, из которых основная часть приходится на Восточный фронт, постоянно увеличивались, достигнув максимума за пятый год войны (1943–1944 годы – около 43 % от общего количества безвозвратных потерь, зафиксированных в период до 30 ноября 1944 года)[193].

Таким образом, немцам требовалось побеждать технически и численно превосходящего их противника, причем удерживая за собой оккупированные территории, чтобы продолжать эксплуатацию захваченных здесь природных источников сырья и материалов и не дать врагу в полной мере воспользоваться его людскими ресурсами.

Мнение Манштейна и цитируемые им высказывания Гитлера показывают, что во второй половине 1943 года немецкое военно-политическое руководство в целом осознало необходимость перейти на Восточном фронте от стратегии «сокрушения» к стратегии «истощения». Обычно такая стратегия предполагает преднамеренную передачу инициативы в руки противника и последующее адекватное реагирование на его действия, что возможно только при наличии запаса времени. У Германии, как отметил Манштейн, времени не было, поэтому бездеятельно ожидать наступления советской армии вплоть до открытия второго фронта в Европе немецкое военное руководство не могло. Вообще, немецкое командование, по-видимому, сомневалось, что противник решится в ближайшее время предпринять широкомасштабные наступательные действия, поскольку русским было выгодно затягивать время, накапливая преимущество и ожидая действий своих союзников, которые неминуемо должны были ослабить силы вермахта на Восточном фронте[194].

Начальник штаба группы армий «Юг» генерал Теодор Буссе (Theodor Busse) отмечает[195], что, по мнению Генерального штаба сухопутных войск, к весне 1943 года советская военная мощь была ослаблена зимним наступлением и немецким контрударом под Харьковом, поэтому Красная армия, по-видимому, не готова начать новое наступление до конца июня. Вместе с тем в апреле еще невозможно было предсказать действительные намерения советского командования.

Соответственно, по замыслу фельдмаршала Манштейна[196], истощения русских следовало добиваться путем проведения собственных наступательных либо контрнаступательных операций, в ходе которых предварительными маневрами спровоцировать противника на действия, желательные немецкой стороне. Следуя этому замыслу, Манштейн предложил оставить территорию Донецкого угольного бассейна (далее – Донбасс), а затем отрезать занявшие его советские войска ударом с севера, но Гитлер отклонил данный план, поскольку, не говоря о риске безвозвратно потерять территории с большим населением и важнейшими ресурсами, даже временная утрата Донбасса означала гибель созданной здесь немцами промышленной инфраструктуры по добыче стратегических ископаемых – каменного угля разных видов и марганца[197].

П. Карель, следуя за доводами Манштейна, делает вывод, что немецкие вооруженные силы, опираясь на пока еще не до конца израсходованные людские резервы на фронте и в промышленности, а также имеющийся военный потенциал, должны были отказаться от обороны захваченных территорий и, проводя мобильные контрнаступательные операции, причинить советским войскам такие потери в живой силе и технике, которые бы вынудили политическое руководство СССР пойти на мирные переговоры. Однако Гитлер воспротивился этому, решив нанести крупное поражение русским, от которого они уже не смогли бы оправиться, в результате широкомасштабной операции на окружение советских войск в районе Курска.

По мнению генерала Мюллер-Гиллебранда[198], в сложившейся обстановке Гитлер осознал бесперспективность и невозможность крупных операций с далекоидущими целями и теперь надеялся истощить уже сильно ослабленные советские войска целым рядом частных наступательных операций, благодаря которым противник окажется не в состоянии предпринять широкое наступление и инициатива останется в руках немцев.