Саша Долгов, услышав шум отъезжающей машины, испытал приступ почти наркотического прихода. Лёжа на бетоне, он «забронзовел» и сейчас с трудом разгибался, медленно вставая на ноги. Опер очень плохо отозвался о театральном искусстве, а разодрав пакет на голове, сделал нецензурный вывод, что сцена вообще не его стезя. Не дожидаясь команды, он содрал с себя опаскуженную куртку и похромал в кубрик.
Утром на планёрку-проверку смогли выйти лишь несколько человек. Большая часть оперативников закончила рабочую встречу по обсуждению первых результатов за полчаса до общего подъёма. Демонстрировавший своё хореографическое мастерство в ходе дебатов, Саша Бескудников уснул прямо на скамье, вытянувшись вдоль стола, уставленного пустыми бутылками, тарелками с остатками «бичей» и переполненными пепельницами-банками. Магнитофон, с поставленной на реверс кассетой, в дцатый раз воспроизводил: «А может просто снегом стать… Белым, белым…» Коромысло дыма разошлось, но камерная спёртость воздуха, несмотря на прохладное утро, ощущалась явственней сивушных выхлопов. В спальном отсеке кубрика разносился богатырский храп Рябинина, на бэк-вокале у которого с присвистом сопел Ваня Гапасько.
От этого дуэта Костя и проснулся, с удивлением обнаружив у себя во рту недожёванное яблоко. Ввиду слабой алкогольной конституции он вырубился одним из первых. На соседней койке, прямо в форме и кроссовках, реквизированных у Турпала, под одеялом, счастливо чему-то улыбаясь дрых Саня Долгов. Со второго яруса свисала, налившись венами, рука Сереги Капустина. Сфокусировав, расплывающийся, даже не похмельный, а всё ещё пьяный взгляд на циферблате часов на его запястье, Костя с, отрешённостью камикадзе, отфиксировал время. Двадцать минут до планёрки. Годами выработанная привычка быть на поверке-планёрке-подъёме сдёрнула его с лежанки. Встав в полный рост, он увидел, на втором ярусе над своей койкой, лежащего на животе, с немигающе открытыми глазами Липатова.
— Чего не встаёшь? — другого вопроса Костя подобрать не сумел.
— Херово мне… — просипел тот.
Сил раздеться вчера хватило только до пояса. Костя натянул футболку и, покачиваясь, вышел на середину кубрика. Ещё раз оглядел алкогольные трупы, разбросанные по койкам. Он не досидел и до середины праздника, но, судя по общей обездвиженности, концовка была не хуже начала.
Пустыня Гоби, образовавшаяся во рту, направила его стопы в кухню, откуда навязчиво звучала музыка. За ним, покряхтывая, как баба на сносях, слез со второго яруса Липатов. На кухне Катаев допил остатки выдохшейся минералки и невероятным образом взбодрился, проще сказать окосел. Вчера была уничтожена фляжка со спиртом, которую Саня Долгов хранил как НЗ, поэтому эффект «ста грамм» не заставил себя ждать. Уже живее, Костя вернулся в кубрик. Единственный кого он смог растолкать был Саша Долгов, которому и одеваться-то не надо было. Вот втроём они и составили кворум утреннего совещания. Жоганюк, увидев отсутствие 80 % личного состава, впал в транс, но Костя вернул его обратно полученной накануне информацией. Добавив при этом, что работали всю ночь и только сейчас легли спать.
— Так, Михаил Анатольевич в курсе, — выразительно посмотрел Катаев на Кутузова.
Тот из чувства благодарности, что его взяли в долю по добытой информации, согласно кивнул. И тут же, продемонстрировав хорошую конъюнктурную хватку, внёс предложение.
— Я считаю необходимым в кратчайшие сроки, в рамках проверки, выехать в Хатуни и изъять из схрона оружие. Задокументировать и докладывать дальше по инстанции. Операцию по обнаружению схрона готов возглавить лично. Кроме этого, целесообразно участие в качестве документалиста майора Лаврикова.
Костя только подивился как ненавязчиво, но железобетонно Миша забрал всю тему под себя.
— Учись студент, — толкнув Долгова в бок, шепнул ему Костя.
Из-за абстинентной заторможенности Катаев, Долгов и Липатов к Мишиным фишкам отнеслись без эмоций. Миша банкует… Ну и хрен с ним…
— Когда планируете выезд? — забыв про отсутствие подчинённых, спросил Жоганюк у Кутузова.
— Сегодня в 13.30! — по-военному ответил тот.
— До комендантского часа успеете?
— Успеем, если не будет факс-мажорных обстоятельств, — Миша ориентировался по карте, но не был силён в русском языке.
— Приступайте к выполнению! — посуровев встал из-за стола Жоганюк. Опера давились от смеха, но, «сдвинув брови», также подорвались со своих мест. Планёрка была закончена.
— Миша ты ёб… ся! — Костя забыв про субординацию, накинулся на Кутузова, когда они вышли из комендатуры, — в кубаре все в коме валяются!
— Значит с ОМОНом поедем, ты сам всё слышал, это не от меня зависит! — раздражённо ответил Кутузов.
— Анатольич, если бы ты не погнал бы свою инициативу…
— То он попёрся бы в кубрик, — перебил Костю майор, — ты этого хотел бы?
Катаев заткнулся, понимая, что определённый резон в словах Кутузова безусловно имеется. Но всё равно красиво и на хер не сел и рыбку съел.
— Ладно, пойду, разбужу, кого смогу, — проворчал Костя, отрываясь от Миши.
Растолкать удалось лишь Гапасько и, что странно, Бескудникова. Остальные оказались неподъёмные. Рябинин, пробурчав: «на хер», перевернулся на другой бок и захрапел. Другие опера хоть и смогли поднять голову, но в дорогу не годились. Решено было оставить их на случай выезда опергруппы. Бескудников был соблазнён возможностью проветриться в компании с «Балтикой», а Гапасько выглядел выспавшимся.
Пока организмы Катаева и Долгова боролись с сивушной оккупацией, Миша Кутузов развил бурную деятельность. Вытащив задержанных, по очереди допросил их на протокол о схронах, наркотиках, вербовщиках. Самое интересное, по сложившейся традиции, ни один из них не заикнулся о ночном «расстреле» своего друга. Какую-то недосказанность Миша в их словоизлияниях всё же уловил — когда-то он был неплохим оперативником. Поэтому, встретив Костю в столовой, задал прямые вопросы, получив, правда, уклончивые ответы. Не совсем протрезвевший Катаев, борзея, посоветовал майору не забивать подобными мелочами такую светлую голову.
Выдвигаться решили на двух УАЗах, с Турпалом, так как он знал оба схрона, да и в случае проблем, с обузой в единственном числе будет проще. Первый УАЗ укомплектовали Бескудниковым, Лавриковым и Гапасько, за руль посадили водителя отдыхающей смены Юру Окунева. Его праздношатающаяся фигура попала в поле зрения майора Кутузова, понявшего, что Гапасько, с такими остаточными явлениями за руль пускать нельзя. Во вторую машину загрузили Турпала, Миша лично сел за руль, место рядом занял Катаев, Сзади, придерживая, смотанного по запястьям и щиколоткам, с неизменным пакетом на голове, Турпала разместился Липатов. Место прикрывающего с РПК[28] занял Долгов.
Все находились в машинах, в ожидании выхода Жоганюка, который по рации попросил Кутузова задержаться. Наконец вышел и он.
— Всё нормально? Допсил не надо? — сунулся полковник в салон.
— Не надо, — твёрдо ответил Миша. — Ехать недалеко, внимания привлекать не будем.
Катаев пожал плечами. Он давно всё понял, ещё когда увидел все протокола визированные Кутузовым. Допсилы — это ОМОН, а значит ещё чья-то руководящая роль в отчёте. А так стопроцентная палка в одно горло, ну не считая «и другие сотрудники милиции».
Плевать… — с пьяной ленцой подумал Костя, — нам не жалко, ещё навоюем…
— Ну, с Богом! — Жоганюк отошёл от машины и махнул в сторону КПП, — выпускай!
За десять минут без происшествий выстрелились из города и запылили в сторону Аргуна. Машина Кутузова ехала первой. Костя сидел на переднем сиденье с картой на коленях, выполняя функции штурмана. Посматривая назад, он изредка уточнял ориентиры у Турпала.
Съехав с главной дороги, попрыгивая на ухабах, двинули по просёлку. Оставшиеся в советской эпохе, тускло-уставшие сёла, контрастируя с редкими коттеджами, на короткое время возникали справа-слева, оставляя после себя ощущение выдоха. До предгория недоехали совсем немного, Турпал указал на отворотку, завилявшую между сопок.
— Давай ориентируй, — напряженно взглядывая по сторонам, бросил Костя, освобождённому от пакета Турпала.
— Ещё полкиломэтра, там два коровника заброшэнных будэт… За ними свэрнуть… — чеченец, поозиравшись как кот, которого принесли на кастрацию, уверенно указал скованными руками.
— Оба схрона там? — строго спросил Миша, не отрывая глаз от дороги.
— Ну там, карочэ, рядом… Папит нэт ничэго? — облизнул Турпал пересохшие губы.
Липатов молча протянул ему полтарашку «Меркурия». Тот схватил её руками и сделал несколько жадных глотков.
— Эти? — ткнул в лобовое стекло на приближающиеся каркасы одноэтажных строений Кутузов.
— Да-да, сэйчас налэва, кароч… Там дароги нэт, пэшком нада… Нэдалэко…
