Даже если это нанесет непоправимый ущерб священным традициям британской прессы.
Через год после своего появления на Флит-стрит Мёрдок с блеском осуществил свой коварный замысел.
* * *
Умирающую от нерентабельности газету The Sun ему почти что навязал в подарок один из пресловутых «лордов» – нельзя же назвать £50 тыс. разумной ценой.
Лорд при этом считал, что совершает особенно удачную подлость – навязывает проклятому «кенгуру» на шею чистый убыток.
Через год The Sun продавала миллион экземпляров ежедневно. Через два года – 2 млн. Через четыре года – 4 млн. Таким образом, став самой раскупаемой ежедневной газетой Британии.
И самым прибыльным приобретением Мёрдока, ежегодно выкачивающим из публики $200 млн.
Как бы примитивно это ни звучало: Мёрдок просто привил свой опыт времен Аделаиды на английскую почву. Почему это домашнее садоводство оказалось таким оглушительно успешным, сегодня уже почти необъяснимо.
Надо заметить, рецепт Мёрдока не менялся никогда. Будь то Америка, Австралия или Тайвань. 1950-е годы или 1990-е.
Если речь шла о том, чтобы из больших убытков сделать большие прибыли, ему был известен только один путь. Зато надежный. Скандал, сенсация, секс. Чем пошлее, тем лучше.
Как позже справедливо замечал один уважаемый американский журналист, с треском покидая редакцию только что купленной Мёрдоком газеты Chicago Tribune, – «ни одна дохлая рыба с остатками самоуважения не позволит заворачивать себя в газету, принадлежащую Мёрдоку».
Сенсационным изобретением The Sun стала так называемая дежурная девушка на третьей странице. В каждом выпуске на этой самой третьей странице появлялась фотография во всю полосу.
Девушек на фотографиях критики Мёрдока называли «полураздетыми». Что следует признать безбожным преувеличением. Как правило они были раздеты не наполовину – а на пятнадцать шестнадцатых.
Какой бы невинной ни казалась нынче эта газетная новинка образца 1969 года – попасть в «фотогалерею» The Sun до сих пор считается такой же удачей, как оказаться в числе сотрудниц какого-нибудь престижного модного агентства.
После триумфа The Sun у Мёрдока больше не было проблем с наличностью. Банки охотно субсидировали самые безнадежные его приобретения.
Еще через 15 лет его долги выросли до $10 млрд. А годовой оборот перевалил за $500 млн.
В этот момент Руперт Мёрдок произвел первую и единственную газетную революцию XX века. Разумеется, все на той же Флит-стрит и в ее окрестностях.
* * *
Газетные лорды были самым популярным, но, положа руку на сердце, не самым эффектным аттракционом Флит-стрит.
Изумительнейшим явлением в английской прессе оставались профсоюзы. Призванные выторговывать у владельцев газет выгодные условия труда для подопечного пролетариата.
Делали они это с железной несгибаемостью, заслуживающей отдельного внимания.
Дабы работодателям-эксплуататорам не пришло в голову чересчур угнетать рабочий класс, профсоюзы неумолимо фиксировали кому, сколько и за что нужно платить. За каждое отдельное движение типографскому рабочему полагалась определенная сумма.
За то, что он приносил манускрипт к своему рабочему месту. За то, что он доставал свинцовый шрифт из ящика. За то, что он время от времени менял шрифты. За курсив, само собой – отдельная плата.
Специально нанятый человек перелистывал страницы манускриптов для наборщика. Предложение заменить этого человека простым пультом профсоюзы провалили в единодушной и непобедимой ярости.
Как они вообще проваливали любое предложение, связанное с экономией.
Неудивительно, что решительно все лондонские газеты ничего, кроме чистого убытка, не приносили.
Работать на Флит-стрит имели право только члены профсоюза. Уволить их можно было только с согласия профсоюза. Если владельцу газеты приходила в голову шальная мысль напечатать тираж где-нибудь на стороне, то наборщикам полагалось стопроцентное возмещение убытка – от несостоявшегося заработка.
Рабочие типографии зарабатывали примерно в пять раз больше, чем журналисты.
Там, где мог справиться один человек, профсоюз требовал нанять пятерых.
Переход от ручного набора к автоматическому, как несложно догадаться, был насмерть заблокирован.
Так же, как и самая скромная критика. Наборщики просто отказывались набирать статьи, в которых о профсоюзах говорилось что-либо не совсем хвалебное.
Любая капиталистическая акула, которой пришло бы в голову как-то защититься от этой беспрецедентной диктатуры пролетариата, могла твердо рассчитывать на полный разгром – причем не в переносном смысле, а в совершенно прямом.
Пролетариат готов был не задумываясь разнести вдребезги любое мятежное издательство.
Руперту Мёрдоку потребовалось не больше месяца, чтобы понять: революция или смерть.
На подготовку революции ушло 18 лет и пара сотен миллионов. В сентябре 1985 года Мёрдок объявил начало вооруженного восстания.
А 25 января 1986 года пятисотлетняя история Флит-стрит завершилась.
* * *
В сентябре 1985 года года издатель Руперт Мёрдок обратился ко всем газетным профсоюзам со списком недвусмысленных требований.
Во-первых, никаких забастовок. Во-вторых, разумные тарифы. В-третьих, на работу отныне имеют право все желающие, а не только члены профсоюза. В-четвертых и последних – количество рабочих определяет не профсоюз, а издательство.
На пятое условие никто в первый момент не обратил внимания. Все издания Мёрдока немедленно перебираются в новое редакционное помещение в Ваппинге – за три километра от Флит-стрит.
Борцы за права угнетенного пролетариата, а вместе с ними и конкуренты прямо-таки ликовали. Проклятый Руперт сам себя загнал в западню. Все живо представили себе, как возмущенные наборщики не оставляют от этого нового редакционного помещения камня на камне.
Стихийно образовавшаяся демонстрация рабочих Мёрдока без труда промаршировала три километра и в ужасе остановилась перед новым зданием издательства.
Одного взгляда на него хватило, чтобы понять – Флит-стрит катастрофически недооценила своего самого ненавистного работодателя.
Помещение редакции окружала железная решетка высотой в четыре метра.
За нею были натянуты три ряда колючей проволоки под током.
Двор освещали прожекторы, стальные ворота были заблокированы электронными устройствами и охранялись телекамерами.
Частная охрана и посадочная площадка для вертолетов не оставляли никаких сомнений в том, что Руперт Мёрдок серьезно подготовился к диалогу с профсоюзами.
Исход самого диалога был решен за пять минут. После первого беглого взгляда на крепость забастовщики поняли – либо они безоговорочно соглашаются на выдвинутые условия, либо прощай работа.
Монополия профсоюзов рухнула в одночасье. Причем, как несложно догадаться, цепная реакция немедленно охватила все издательства.
Конкурирующая пресса, не переставая обзывать Мёрдока акулой, змеей, фашистом, монополистом и капиталистом, упоенно пользовалась результатами его триумфа.
Еще через два года английская пресса была едва ли не самой конкурентоспособной в мире. А сам триумфатор вскоре чуть не лишился своей империи.
Начиналась эпоха банковских кризисов.
Руперт Мёрдок, вот уже почти 30 лет сидевший на пороховой бочке из долговых обязательств, с неприятным изумлением обнаружил, что кредиторы требуют деньги назад.
В течение нескольких месяцев ему пришлось распродать солидную часть своих изданий, оставив себе лишь самые прибыльные и престижные.
После чего Мёрдок понял, что слегка утомился от газетного дела. И отправился завоевывать кабельное и спутниковое телевидение.
За что его в очередной раз объявили авантюристом. Обе отрасли в начале 1990-х старательно пожирали миллиардные инвестиции без малейшего намека на прибыли.
Резиновый король
Леопольд II, король Бельгии (1835–1909)
Основная деятельность: глава Королевства Бельгия
Сфера коммерческих интересов: резиновая промышленность
170 лет назад, 9 апреля 1835 года, в Брюсселе родился будущий король Бельгии Леопольд II. Он прославился как король-предприниматель, создавший на собственные средства одно из самых прибыльных в истории коммерческих предприятий. За свою долгую жизнь Леопольд II прибавил к монаршему титулу титул короля резиновой промышленности, став одним из самых богатых бизнесменов Европы и одним из самых презираемых правителей эпохи.
Будущий король Бельгии Леопольд II родился в семье невероятно везучего человека. Его отец, тоже Леопольд, происходил из рода Саксен-Кобургов, чье герцогство терялось среди других карликовых государств Германии, которые можно было целиком обойти за один день. Леопольд-старший сделал головокружительную карьеру. Еще в пять лет он был зачислен в Измайловский полк русской армии в чине полковника, в семь лет стал русским генералом, а повзрослев, женился на английской принцессе. Взойти на английский престол у Леопольда-старшего не получилось, но, когда в 1831 году на карте Европы возникло новое государство под названием Бельгия, вакантный трон в Брюсселе достался именно ему. Первый король Бельгии Леопольд I был для своих подданных конституционным и либеральным монархом, зато для своей семьи это был настоящий деспот, не терпевший ни малейших возражений.
