То, что он делал, было в диковинку, и никто не мог сказать, пойдет ли в Штатах «европейская новинка». В чиновничьих кабинетах Гудини еле сдерживал себя. Возвращаясь домой, он давал волю своему гневу в присутствии Бесс. Чуть успокоившись, Гарри телеграфировал Гарри Дэю, чтобы тот расторг их контракты, подписанные после отъезда их из Англии, и попросил его распланировать его выступления на обозримое будущее.
«Итак, тут они знают о Гудини только из дешевых газет! — бушевал он перед притихшей Бесс. — В Лондоне с Гудини носились, как с генералом, который только что выиграл сражение. А здесь его не знают. Я им покажу. Я их проучу! Я еще вернусь сюда. Они еще сами станут упрашивать меня выступить тут! Они еще будут пресмыкаться перед Гудини!»
Гудини привез домой большое количество мемуаров и памятных вещей, имеющих отношение к магии. Многое он приобрел у известного коллекционера Генри Эванса Эвиньона, который оказался в одной с Гарри гостинице, когда тот поправлялся после воспаления легких. Эвиньон был старым, больным банкротом.
Гарри не имел времени на разбор всех этих материалов, равно как и места, чтобы хранить их. Кроме того, он хотел, наконец, вытащить мать из похожей на вокзал квартиры на 69-й улице.
Гарри решил обе эти проблемы, купив четырехэтажный дом из двадцати шести комнат. Это был дом номер 278 по Западной 113-й улице на Манхэттене. Там он разместил свою коллекцию книг по магии, театральных афиш, старых программ, писем, рукописей и старого реквизита. Все это он приобрел вовремя своих странствий, иногда — у вдов известных иллюзионистов, для которых эти вещи были не более чем пропыленным хламом.
В доме на 113-й улице, который Гарри всегда называл просто «278», хватало места в верхних комнатах, к тому же, там был просторный чердак.
И еще — большая ванна, в которой Гарри потом тренировался в пребывании под водой. Вопреки иным утверждениям, это был не бассейн, а просто большая ванна, в которой Гудини мог вытянуться во весь рост и полностью погрузиться под воду. То, что он тренировался, задерживая дыхание под водой, а вокруг него плавали куски льда, — истинная правда. Он готовился к своему знаменитому прыжку с моста в холодную реку зимой.
В этот приезд домой Гудини опять заглянул в город своей юности Эпплтон и посетил друзей детства.
Перед тем, как поехать в августе в Англию, Гарри купил место на кладбище Мэкпила на Кипарисовых холмах на Лонг-Айленде. Здесь он перезахоронил останки своего отца и брата, Германа Вейсса, записав при этом в дневник, что «зубы Германа прекрасно сохранились».
Он начал свои выступления в Глазго седьмого сентября и через два дня бросил вызов фирме по производству конской сбруи, заявив, что освободится из смирительной рубашки, сделанной для частного сумасшедшего дома. Гудини освобождался в течение пятидесяти минут, в присутствии сочувствующих ему и переживающих за него шотландцев. Посещаемость театра за неделю побила все рекорды, сбор составил тысячу четыреста фунтов стерлингов.
Соперничавший с Гарри мастер освобождения разрекламировал свой вызов Гудини, объявив, что выберется из гроба без предварительной подготовки. Гроб принадлежал ему, но подвергся беглому осмотру перед тем, как артист лег в него.
Гудини, разъяренный наглостью соперника, заявил, что разоблачит этого мошенника со сцены. 30 сентября, в присутствии полного зала, Гарри показал этот гроб и все средства, которые использовались, чтобы провести публику. Оказалось, что гроб соперника за день до выступления переносился в фойе театра, где длинные гвозди, держащие стенку гроба, заменили короткими. Гудини показал, как это делалось, а затем залез в гроб и выбил стенку головой после того, как гроб был плотно закрыт крышкой.
Но это была только разминка. Показав во всех подробностях ухищрения мошенника, который заменял длинные гвозди короткими (испытанный прием самого Гудини), Гарри пригласил комиссию осмотреть гроб, все детали которого были сколочены длинными гвоздями. Достав отвертку, он предложил зрителям вытащить любые гвозди по собственному выбору, даже из днища. Все выдернутые гвозди были признаны стандартными.
Затем Гудини крепко заколотил все гвозди на место, лег в гроб, а крышку не только закрыли, но и прибили гвоздями в нескольких местах, указанных комиссией. Когда Гарри заточили, он крикнул изнутри, чтобы члены комиссии опломбировали головки гвоздей по своему выбору. Кое-кто наклеил почтовые марки со своими инициалами на гвозди. Другие прилепили марки на стыках крышки боковых стенок гроба.
Затем гроб закрыли занавесом. Через несколько минут появился Гудини. Гроб, когда его показали публике, выглядел так же, как и тогда, когда Гарри сидел в нем.
Читая о фокусниках прошлого, мы часто чувствуем, что нам не хватает знаний о побочных обстоятельствах того или иного трюка. Однако на этот раз нам известно, казалось бы, все.
Как же Гудини вылез из гроба?
Некоторые разоблачители трюков имеют раздражающую привычку развенчивать их, называя «детскими игрушками». Я глубоко убежден, что не все детские игрушки так уж просты. И хотя этот трюк Гудини действительно оказывался чертовски простым, ребячества в нем не было ни на йоту.
Каждый гвоздь в днище гроба можно было вытащить и измерить, и тем не менее побег осуществлялся именно через днище. Каждый второй гвоздь просто не входил в боковую стенку, а шел вдоль нее. Можно было сколько угодно помечать шляпки гвоздей. Лежа в гробу за занавесом, Гарри перевернулся ничком, уперся коленями в днище и оторвал от него весь остальной гроб ценой неимоверных усилий. Оказавшись снаружи, он совместил гвозди с отверстиями, попрыгал на крышке гроба, и все стало на место.
Проделав такой трюк, он наголову разбил своего соперника его же оружием и посрамил его.
Влияние Гудини в Британии было так велико, что он стал требовать за выступления процент от сбора. С помощью Гарри Дэя он получил за неделю две тысячи пятьдесят долларов. А в 1904 году не было налогов!
Часть этих огромных сумм тратилась на профессиональные нужды — чтобы оплатить услуги «восторженных» молодых людей, наемных хлопальщиков, обеспечивающих овации, а иногда — триумфально несущих великого человека до гостиницы, а потом томящихся снаружи в ожидании его небольшой речи с балкона.
Докой по разжиганию энтузиазма был старый Питер Барнум, чьи книги Гудини проштудировал от корки до корки. Создавая популярность великолепной певице Дженни Линд, Барнум устроил так, что несколько человек пронзительно визжали в экстазе, встречая корабль, на котором в Штаты прибыл этот «шведский соловей», а двое прыгнули в воды гавани, когда она спускалась по трапу. Естественно, эти проявления обожания получили должное освещение в печати.
Как-то раз в Лондоне Бесс, желавшая пошутить, решила узнать, что будет с Гарри, если она попробует прилюдно возбудить в нем ревность. Бесс всегда любила выпить бокал шампанского, если поблизости не было Гарри. Как-то на вечеринке один отставной полковник приударил за Бесс, и та со смехом села ему на колени. Гарри в комнате не было. С озорным видом попивая шампанское, Бесс обняла полковника за шею. И тут вошел муж. Он замер на пороге, лицо его стало серым, глаза округлились от ужаса. Казалось, его вот-вот хватит удар. Так выглядит человек, которого крепко стукнули в солнечное сплетение. Бесс соскочила с коленей полковника и поспешила к мужу, но Гарри утратил дар речи. Она пыталась убедить его, что это была шутка, глупый экспромт. В испуге Бесс объяснила хозяйке, что ее муж плохо себя чувствует, и поспешила увезти его домой и уложить в постель. Он был безутешен, большую часть ночи он проплакал. Прошло несколько дней, пока он не оправился, но имя полковника еще долго повергало его в отчаяние.
В январе 1905 года из Америки пришла телеграмма, в которой «королю освобождения» предлагалось шесть недель поработать в ведущих театрах Штатов за пять тысяч долларов. Ликуя, он тотчас же ответил, что согласен.
К 1905 году американская эстрада вступила в свой золотой век. Гениальный Тони Пастор стал первым, кто очистил варьете от непристойностей, запретил зрителям курить и пресекал хулиганство в зале.
Американская публика реагировала на это положительно: теперь в театр эстрады можно было ходить целыми семьями. Дамы могли приходить, не рискуя быть оскорбленными и ославленными соседями, поскольку и соседи тоже были в театре.
Вернувшись домой после триумфального европейского сезона 1905 года, Гарри и Бесс окунулись в этот водоворот жизни. Гудини начал выступать 2 октября 1905 года в театре «Колониал» у Перси Уильямса, что на углу Бродвея и 63-й улицы. Ему отвели роль «гвоздя программы».
В некотором смысле это было самое жуткое место в городе. Среди публики нет-нет да и попадались хулиганы, которые освистывали артистов или вспарывали кресла. Дневные представления в «Колониале» были сущим кошмаром даже для тех, кто умел ладить с публикой.
