Конечно, он не мог знать обстоятельств, предшествовавших аресту Якова Исааковича, не знал, что ему формально инкриминируется. Это было и необязательно. Вероятнее всего, привычный стандарт: обвинение в контрреволюции, попытке свергнуть советский государственный строй, восстановить капитализм… и чёрт знает что ещё могли наплести. Возможно, и обвинение в шпионаже. В пользу какого конкретно государства, значения не имело. Следователи сочинят сами. Даже не позаботятся хотя бы о внешней правдоподобности. Главное – придать «делу» весомость!
Иногда невольно приходила ужасающая мысль: вдруг аресты справедливы? Как Павел Анатольевич ни гнал её от себя, мысль эта, точно застрявшая глубоко заноза, вселяла сомнения, сбивала с толку, терзала… Не хотелось верить. И снова одолевали сомнения. К тому же Серебрянский был не один. На памяти был и Шпигельглас…
Всё это угнетало Судоплатова. Но как изменить ситуацию? Избавить невинных от мук, терзаний, несправедливости? Тем паче что и обстановка на мировой арене всё более накалялась.
Всё это, вместе взятое, подвигло Судоплатова на, казалось бы, безрассудный шаг: пренебрегая правилами служебного поведения и естественным чувством самосохранения, он обратился с пространной запиской в коллегию НКВД СССР.
Обрисовав бедственное положение заграничной агентурной разведки из-за крайне низкого уровня компетентности уцелевшего кадрового состава, Судоплатов предложил безотлагательно пересмотреть ряд дел бывших чекистов-нелегалов, осуждённых советским судом, возможно, по недостаточно убедительным основаниям. Фамилий не называл умышленно. Как бы мимоходом упомянул Особую группу. О бывшем её руководителе – ни слова.
Незадолго до описанных выше событий на партсобрании наркомата обсуждалось персональное дело коммуниста Виктора Семёновича Абакумова. Ему инкриминировалось злоупотребление служебным положением во время следственных действий: оскорбление заключённых, провокации, а в отношении арестованного чекиста разведчика-нелегала Зубова и рукоприкладство. Подобными методами следователь Абакумов добивался от подследственных признания в несовершенных ими преступлениях.
Сотрудники ИНО НКВД, вопреки бытовавшему правилу не вмешиваться, сумели Петра Зубова отстоять. Дело прекратили; Зубова восстановили на прежней работе. Немалая заслуга в том руководителей ИНО Артура Христиановича Артузова и Сергея Дмитриевича Шпигельгласа. Они пользовались непререкаемым авторитетом не только в ИНО, но и у подавляющего большинства оперативного аппарата наркомата.
На это партсобрание пригласили и руководителя Особой группы старшего майора ГБ Серебрянского, поскольку Зубов по роду своей работы соприкасался с ним. Предложений было два: первое – исключить Абакумова из членов ВКП(б), второе – объявить строгий выговор с занесением в учётную карточку и уволить из органов НКВД.
Если за исключением чекиста из партии, как правило, следовал арест с непредсказуемыми трагическими последствиями, то второе наказание, оставляло шанс на жизнь.
Присутствовавший на собрании Серебрянский, говоря о Зубове, характеризовал его как добросовестного специалиста, честного чекиста, до конца преданного партии. Коснулся и Абакумова. Осудил его аморальные поступки, но заметил, что тот ещё молод, взысканий не имел, и потому мера наказания должна быть воспитательной. Предложил ограничиться выговором. Возникло и другое предложение – перевести коммуниста Абакумова из членов партии в кандидаты, но оставить в органах НКВД.
Партсобрание согласилось с последним. И Абакумова, понизив в должности, оставили в органах.
Через год с небольшим Абакумова восстановили в правах члена партии, вернули на прежнюю должность в следственную часть. Некоторое время спустя даже присвоили очередное звание. Абакумов набирал очки.
Спустя ещё несколько лет неожиданные события заставили сотрудников ИНО вспомнить об Абакумове. Вспомнили и не могли простить себе некогда проявленную гуманность: среди арестованных сотрудников ИНО, невзирая на их огромные заслуги перед Советским государством, оказались и уважаемые руководители внешней разведки Артур Артузов и Сергей Шпигельглас. Их приговорили к высшей мере наказания.
Как оказалось, к следствию приложил руку исполнявший к тому времени обязанности начальника следственного отделения НКВД СССР Виктор Абакумов. В камеру внутренней тюрьмы на Лубянке вернули и Петра Зубова; вслед за ним и начальника Особой группы Якова Серебрянского, некогда заступившегося за Зубова и Абакумова. Поистине, ни одно доброе дело не остаётся безнаказанным!
Абакумов забыл обещание товарищам по партии не повторять при ведении следствия произвола. Тогда, на партсобрании, он просил у коммунистов прощения, заверял, клялся. Теперь отплатил им за своё унижение. Мстил. Жестоко.
На костях своих жертв Абакумов делал карьеру и не замечал, что и для него самого уже обозначился аналогичный исход.
Старый работник ГПУ, испытавший на себе метод ведения дознания Абакумовым, в сердцах поделился с Судоплатовым:
– Я убеждённый атеист, далек от предрассудков. Но, по мнению верующих, «Бог не бьет своих отступников палкой». Абакумов же выбивает от подследственных нужные показания. Безнаказанным ничто на свете не остаётся. Увидите! Мы ещё доживём до возмездия.
Слушая изрядно настрадавшегося и чудом выжившего чекиста, Судоплатов ещё больше огорчался:
– Несомненно, возмездие наступит. Но сколько ещё безвинных людей пострадает! – Про себя же думал: «Разве в одном этом сукином сыне дело?»
Судоплатов был прав: абакумовы существуют лишь потому, что нужны стоявшим над ними. Система всеохватного произвола была устроена таким образом, чтобы страх висел над всеми, в том числе и над теми, чьими руками творились фальсифицированные дела. Периодически молох перемалывал и их жизни, превращая вчерашних палачей в жертвы.
Некоторые чекисты, предвидя арест и зная, чем он завершится, не выдерживали мучительных ожиданий и кончали самоубийством. Нередко так же поступали и находившиеся в длительных служебных командировках за рубежом, получив приказ наркомата вернуться в Союз.
Случалось, разведчики-нелегалы, понимая, с какой целью их отзывают, и не чувствуя за собой никакой вины, но уже узнав об аресте начальника или подчинённого, сослуживца, родственника, отказывались возвращаться. Одни отходили в сторону от какого-либо участия в политике; другие шли на службу к потенциальному противнику; третьи, не желая изменить Отечеству и зная, каким мукам будут подвергнуты, накладывали на себя руки.
Время от времени в карающее жерло наркомата попадали и самые высокие его руководители, ещё недавно обладавшие, казалось бы, неограниченной властью.
…Серебрянский терялся в догадках, думая о судьбах учёных-физиков – немецких евреев. Порой приходил в отчаяние при мысли, что их просто-напросто оставили без надлежащего внимания. Гнал эти грустные мысли, надеясь, что подобного не случится: «Среди учёных много именитых людей. С Нильсом Бором проводили совместные исследования; с Эйнштейном обменивались достижениями; с супругами Кюри дружили… Не везде же сидят кретины! Наверняка уже разобрались, – прикидывал узник. И тут же спохватывался: – А если нет?»
Уставший от изнурительных допросов Серебрянский чаще, чем прежде, вспоминал, сколько сил и нервов потребовалось, чтобы убедить этих выдающихся учёных уверовать в преимущество социалистической системы. Доказать, что только она – единственный гарант науки, служащей интересам человечества.
Оставаясь в полном неведении о судьбе этих людей, Серебрянский не переставал думать о них, даже когда следствие исчерпало все «возможности» допросов и дело шло к завершению. Тешил себя надеждой, что его люди сумели-таки переправить около десяти именитых учёных в Союз. В том, что близится его конец, Яков Исаакович не сомневался. Свыкся с такой мыслью. Со дня ареста перевалило на третий год… За что? За то, что руководил Особой группой ещё в ВЧК, затем в ОГПУ, потом в НКВД? Свой хлеб работники Особой группы оправдывали. К тому же её состав неизменно оставался небольшим. Всего полтора десятка специалистов.
Зарубежная часть агентуры была гораздо многочисленней. И разнообразнее: от рядовых клерков и маклеров, портовых грузчиков и докеров, официантов и администраторов отелей, служителей казино и водителей такси до комиссаров полиции и известных политических деятелей, статс-секретарей министерств и учёных с мировым именем.
Лишь незначительная часть этих людей удостаивалась денежного вознаграждения. Не столько за опасную работу, сколько на покрытие расходов. Другие же сами оплачивали затраты, связанные с разведывательной работой, а некоторые вообще финансировали деятельность единомышленников.
