Кроме государственной широко использовалась многочисленная символика, посвященная личности Петра и его деятельности, ориентированная на образцы Древнего Рима, это было связано с принятием царем 22 октября 1721 г. титула императора. Такая стилистика активно использовалась в триумфальных сооружениях петровского времени. На ступенях трона стояли четыре «бронзовые» фигуры почти в человеческий рост. В головах находились две женские фигуры: одна, представляющая скорбящую Россию, держит платок, которым она утирала слезы, и щит с московским гербом, другая, олицетворяющая Европу, горюет о потере столь великого монарха. Мужские фигуры были помещены в ногах: Марс со щитом, украшенным Российским гербом, символизирует полководческие таланты усопшего, Геркулес с палицей, олицетворяет мужское начало и силу.[249]
По бокам от возвышения с гробом находились четыре «бронзовых пьедестала» с огромными восковыми свечами, украшенные разными фигурами и гербом. У стен были установлены «мраморные» пирамиды с пьедесталами из «яшмы», украшенные «бронзовыми» рамами и «мраморными» аллегорическими фигурами.
Б. Коффр. Портрет Петра I (ГМЗ «Петергоф»). На груди Петра I знаки датского ордена Белого Слона, через плечо – лента со знаками ордена Св. Андрея Первозванного
На пирамиде, олицетворявшей «Веру», помещалась фигура «Смерть, несущая вензель императора» с надписью на доске: «От попечения о церкви. Именем и делом Петру Верховному подражавый. Боговенчанный верх наш Петр остави нас. Ревнитель благочестия, рачитель исправления, суеверия и лицемерия ненавистник, О женише церковный Христе, Утеши невесту твою».[250] Другую пирамиду украшала фигура, олицетворяющая «Время», с поясняющей надписью: «О исправлении гражданства. Что воздаси о Россие! Истинному и ибо отродившему тебе отцу твоему. Он тебе уставы правительскими мудрую, законами судебными здравую и искусств различием благообразну сотвори, едина в тебе благодарствие сила, в верности и послушании к наследнице его».[251] Эта пирамида должна была напоминать о государственных делах Петра и о переходе власти к его супруге, главной продолжательнице дела своего мужа на ниве внутриполитических устремлений. На третьей пирамиде с аллегорической фигурой «Славы» надпись гласила: «От обучения воинства, изнемог телом, но не духом, уснул от трудов Самсон Российский. Трудолюбием подал силы воинству, бедствием же своим без опасения Отечеству. Но о применении жалостного! Почившему же ему временно, вечно же торжествующе. Стонем мы и сетуем».[252] В этой пирамиде явно прослеживается аллюзия «Петр I – Самсон», в культуре XVIII в. связанная с событиями Северной войны и ее решающей битвы – Полтавского боя, произошедшего в день поминовения Сампсония-странноприимца. Миролюбивый странноприимец не укладывался в контекст военного триумфа, и в Священном Писании нашелся другой соименный ему святой – силач и богатырь Самсон, силой своих рук разорвавший пасть немейскому льву. Так как лев был элементом герба Швеции, то все вставало на свои места: русский богатырь разрывал пасть шведскому льву, поэтому Самсон как символ победы русского оружия в главной битве петровского времени нашел свое отражение в культуре всего XVIII в.[253] Четвертая пирамида, посвященная морским завоеваниям, была снабжена надписью: «От строения флота, нового в мире, первого в России Иофета. Власть, страх и славу на море простершему, и нам в сообщение вселенную приведшего, плавающего уже не увидим, ныне нам воды и слезы наши, ветры и воздыхание наше».[254] Между двумя последними пирамидами находилась надпись, сделанная, согласно описаниям, на доске из белого мрамора, поддерживаемой двумя скелетами, один – с изображением двуглавого орла, другой – с вензелем Петра I. В верхней части композиции ангелочки несли портрет императора в медальоне, украшенном пальмовыми листьями, плачущие ангелочки поддерживали урну, помещенную на пьедестале конструкции, выполненном из «яшмы». Золотыми буквами было написано: «Сетуй и плачися, о Россия! Остави тебя отец твой Петр Великий. Дарован тебе свыше 1672 Майя 30. Делами же веру превосходящими, победитель и миродатель. И всяких славы и титлы исполнен. Горе возвращен 1725; Генваря 28. Но и оставляя, не остави тебе: подал тебе достойную державы своея НАСЛЕДНИЦУ. Плачися, о Россия, и радуйся!».[255] На смысл этой главной в идейном отношении надписи исследователи не обращали внимания, хотя именно она являлась программной, отразившей в новых формах старую традицию поддержания идеи о легитимности и достойной преемственности нового царствования (как это было сделано, например, в «Плаче» по царе Федоре Алексеевиче). Идея траурного убранства Печальной залы Петра I соединила западную стилистику и русскую традицию восхваления нового правителя. Смысл надписей сводился к мысли о том, что созданное императором не пропадет, найдя достойное применение в наследниках, не уступающих своему предшественнику в силе, талантах и способности управлять государством. С точки зрения современного человека такая позиция по отношению к Екатерине I может показаться преувеличенной, но гипертрофия заслуг и способностей действующего монарха вполне соотносится с человеческой природой и сиюминутными политическими задачами.
А. Антропов. Портрет Петра I. 1770 г. Петр I изображен в мантии, с регалиями, и знаками ордена Св. Андрея Первозванного на фоне построенного Петропавловского собора, в котором император был похоронен
По сторонам Печальной залы располагались шесть дверей – по три с каждой стороны. Косяки и карнизы сверху были украшены подсвечниками с изображениями крылатых черепов, по обе стороны от пирамид на пьедесталах были установлены скульптуры в человеческий рост, символизирующие восемь добродетелей императора: Согласие, Премудрость, Храбрость, Благоверие, Милосердие, Мир, Любовь к Отечеству, Справедливость, которые не только отражали личные свойства характера конкретного человека, но являлись обязательными для правителя. Вся программа убранства Печальной залы, созданная Я. В. Брюсом, должна была отразить величие ушедшего монарха и достойную ему смену в лице первой русской императрицы.
Государственная символика, активно задействованная в декоре Castrum Doloris Петра I, выражалась в порядке расположения и наборе гербов. С правой и левой стороны от трона в картушах были помещены русские гербы, более важные в историческом и политическом отношениях: Киевский и Владимирский. Над дверьми, поддерживаемые «беломраморными» фигурами (мужской и женской) в человеческий рост, символизирующими представителей разных народностей Российской империи, были установлены гербы: Новгородский, Астраханский, Псковский, Казанский, Сибирский, Смоленский. Кроме уже названных залу украшали гербы провинций: Нижегородский, Эстляндский, Рязанский, Кондийский, Корельский, Грузинский, Черниговский, Лифляндский, Удорский, Карталинский, Ростовский, Кабардинский, Вятский, Югорский, Пермский, Тверской, Болгарский, Ярославский, Обдорский, Белозерский, Черкасский, Иверский – всего 30 гербов, помещенных на картушах и украшенных вензелями императора Петра I.
Материалы для декораций печальной залы
Следует уделить особое внимание материалам, использованным в оформлении Печальной залы. Яков Брюс, конечно, несколько приукрасил действительность, определяя материал убранства Castrum Doloris Петра I. Так, по его описанию, многое было высечено из мрамора: статуи, символические фигуры и пирамиды, косяки и карнизы дверей, активно использовались яшма и бронза. Однако в данном случае, очевидно, автор описания несколько погрешил против истины. Скорее всего, вся Печальная зала была сделана из дерева. Вряд ли в такое короткое время было возможно создать все это великолепие из бронзы, мрамора и других полудрагоценных камней, на одну доставку и обработку которых ушло бы много времени. Скульптор Н. Пино, работавший над убранством Печальной залы, был декоратором, его помощники – художник, резчик и столяр.[256] О других мастерах – литейщиках или скульпторах – речь в документах не идет.
Годом позже, когда эти декорации переместились в Петропавловский собор, путешественник Обри де ла Мотрэ определил материал, из которого сделаны скульптуры, как крашенное краской дерево.[257] После похорон Петра I в 1731 г. упоминаний об этих «мраморных» и «бронзовых» скульптурах больше не встречается. Совершенно очевидно, что в данном случае не приходится брать на веру абсолютно все характеристики, даваемые Я. Брюсом, выполнявшим государственный заказ – представить похороны столь великого монарха на самом высоком уровне. Следовательно, мир должен был узнать о мнимых бронзе и мраморе, а не о реальном крашеном дереве, традиционно заменяющем в театре дорогой материал. После представления скульптуры исчезли.
