– Церковь стала институтом, независимым от государства, всего несколько лет назад. Как вы к этому отнеслись? – спрашиваю я.
– Положительно. Вера – личное, я бы даже сказал, сокровенное дело каждого. Их всего двое – человек и Бог. Ну и церковь, так сказать, посредник между ними. При чем здесь государство?
– Но ведь после отделения верующих стало значительно меньше.
– Я думаю, не так уж и значительно. Просто шведы стали реже посещать церковь. Но в каком-то смысле это даже лучше. Отпали те, для кого богослужение – что-то вроде шоу. Все демонстративно, все напоказ…
– А в России православная церковь все чаще вмешивается в общественную жизнь, в политику, армию, образование.
– Я против этого. Политика и вера вообще несовместимы. Это дает большой соблазн использовать церковь для влияния на людей в политических целях. Но такая церковь не может иметь большого доверия у верующих: ведь они рано или поздно поймут, что ими манипулируют.
– А церковь и армия?
– Такой подход теоретически возможен, но не в современной Швеции. Здесь сегодня почти пятая часть населения – люди других конфессий: мусульмане, католики. Так какие же священники будут их благословлять? Пасторы? Ксендзы? Муллы? Это нереально.
– А церковь и образование? Сегодня в российских СМИ обсуждается возможность введения в обязательную школьную программу основ православия.
– В религиозных школах?
– Нет, в общеобразовательных.
– Но мне казалось, что в России церковь тоже отделена от государства?
– Отделена.
– И Россия тоже многоконфессиональная страна?
– Да, это так.
– Как же можно детей разных конфессий заставить изучать только одну из них?
– Но православие в России – доминирующая религия.
– Да я вообще против религиозного образования в общих школах. Вы поймите, вера – это то, что должно быть внутренней потребностью человека. Любое обязательное ее навязывание очень опасно: оно может вызвать обратное действие – сопротивление.
– А что с нравственностью? Ведь принято считать, что мораль и вера нераздельны, что только религиозный человек может быть высокоморальным.
– Но это не так! У меня есть несколько друзей, не принадлежащих вообще ни к какой религии, и они, поверьте, высокопорядочные люди.
Незадолго до этого разговора я прочла в газете «The local» от 15 октября 2007 года статью о том, что шведское правительство запрещает изменять программы общих предметов в частных христианских школах. Речь шла о некоторых учителях биологии, которые, рассказывая о происхождении жизни на Земле, преподносили версию о божественном сотворении мира как альтернативу теории эволюции. Министр образования Швеции Ян Бьорклунд сказал: «Ученики, в том числе и религиозных школ, должны быть защищены от фундаментализма. Пусть религиозное образование остается в их школьных занятиях, пусть их день начинается с молитвы, пусть любые службы проходят после школы. Но учителя основных предметов должны строго следовать программам, утвержденным государством. Министерство образования в будущем году вдвойне усилит проверку школ. И те, в которых правила нарушаются, будут закрыты».
– Похоже, что у вас, наоборот, государство вмешивается в религиозное образование? – спрашиваю я.
– Правила есть правила. Их нельзя нарушать, – коротко отвечает пастор.
– Скажите, Яри, чем вы объясняете такое прохладное отношение к церкви в этой стране? – спрашиваю я.
– Сильным влиянием социалистических идей. До начала прошлого века подавляющее большинство шведов были людьми глубоко религиозными. Но потом в стране началось повальное увлечение марксизмом-ленинизмом. Все эти активные люди – студенты, продвинутые рабочие, молодая интеллигенция – провозглашали лозунг: «Долой Бога!» Потом волна политической активности схлынула, государство пошло по пути уверенного капиталистического развития. Но «антибуржуазные», антирелигиозные настроения сохранились. После войны началась борьба за уменьшение влияния церкви.
– Так сегодня большинство шведов – атеисты?
– О нет, я бы так не сказал.
– Значит, верующие?
– Тоже нет, – смеется Яри. – Ситуация сложная, даже, пожалуй, парадоксальная.
– Вы религиозный человек? – спрашиваю я профессора Монсона.
– Нет, не религиозный.
– Значит, вы не принадлежите к лютеранской церкви?
– Обязательно принадлежу, я член этой церкви.
В этом особенность отношения к религии в Швеции. На вопрос о вере большинство людей отвечали мне, что они не религиозны. Однако те же самые люди признавались, что они либо венчались в церкви, либо крестили там детей, либо проводили отпевания своих почивших родных. Вот более точные данные: 62% всех бракосочетаний и 74% крещений новорожденных произошло в церкви. Как написано в том же информационном издании «Швеция и шведы», «сегодня церковь превратилась в традиционно-культурное и церемониальное наследие».
Прочитав эту фразу в Москве, я не очень поняла, что она означает. Пришлось разбираться в Швеции. До своего отделения от государства лютеранская церковь официально регистрировала браки. Сегодня этот и другие акты гражданского состояния заключают государственные органы, обычно один из отделов городской мэрии. Тем не менее, зарегистрировавшись в таком загсе, новобрачные часто направляются в церковь, а еще чаще приглашают священника на свадебное торжество.
Еще интереснее с конфирмацией. Как заметил Илья Эренбург, «…даже заведомые безбожники и социалисты готовят своих детей к конфирмации». Многие родители приводят детей-подростков на эту церемонию в храм. Но обычно сами дети, их отцы и матери не придают этому действу прямого религиозного смысла, его воспринимают скорее как торжественное посвящение ребенка в мир взрослых.
Однако, став формально лютеранином (а после конфирмации он именно таковым считается), мальчик или девочка не берут на себя никаких религиозных обязательств.
Иными словами, отказываясь от формальной религиозности, шведы все чаще обращаются к церкви как к храму, придающему значительность важнейшим событиям жизни.
При этом церковь подчас выполняет и совсем новые для нее функции. Например, благословение на развод. Совершается он во время церемонии, несколько напоминающей по ритуалу свадебную. Под молитву о всепрощении супруги благодарят друг друга за то лучшее, что было в их совместной жизни. Затем пастор благословляет их на расставание.
В некоторых ресторанах я заметила большие керамические сосуды, куда посетители опускали маленькие записочки. Мне объяснили, что это так называемые «молитвенные чаши», а записочки – просьбы к Богу об исполнении желаний вполне светских посетителей ресторана. Когда чаша наполнится, ее передают пасторам, а те зачитывают записи во время своих молитв, передавая их содержание, так сказать, по прямому назначению.
Похоже, что приобщение церковной жизни к светской не такое уж новое явление в Швеции. Во всяком случае, вспоминая о своих встречах с лютеранскими священниками, Илья Эренбург писал: «Что касается пасторов, то они любят светское общество и французские романы». С годами эта тенденция усилилась. Сегодня она совершенно очевидна. Наиболее выразительный пример – модернизация духовной музыки. Часто месса идет в сопровождении флейты, саксофона, электрогитары. В церковные мелодии вносятся элементы шведского фольклора, а также африканские и латиноамериканские мотивы. Духовные песнопения часто перебиваются элементами джаза, даже рока. А как иначе привлечешь молодежь?
Нельзя сказать, чтобы эти новации вызывали всеобщее одобрение лютеранского духовенства. Представители его консервативного крыла, так называемой Высокой церкви, осуждают эти модернистские тенденции. Они выдвигают два важных контрдовода. Во-первых, если светская и духовная жизнь так тесно сближаются, то постепенно исчезнут и различия. Границы размываются. Во-вторых, привлекая молодых прихожан, не теряет ли церковь одновременно старых? Ведь вряд ли пожилому лютеранину будет приятно услышать в храме джазовые ритмы, а рокмузыка его может и вовсе ввести в шок. Но, несмотря на все эти возражения, лютеранская церковь продолжает прислушиваться к велениям сегодняшнего дня. В первый раз после 27 лет огромной работы была издана Библия в современном переводе: читать ее теперь легче и интереснее. Ответом на вызов времени стало и право женщины на посвящение в сан. Сегодня уже четверть всех священников – женского пола. Генеральным секретарем Центрального управления Шведской церкви была избрана Лени Бьорклунд – первая женщина на таком высоком посту.
Дальше – больше. Сейчас в духовных верхах обсуждается вопрос о возможности заключения церковного брака между гомосексуалами. Как я уже писала, однополые союзы на государственном уровне в Швеции разрешены с 1999 года. В этой связи правительство обратилось к церкви с просьбой о таком же разрешении. Архиепископ Андерс Вейрюд ответил так: «Венчать пару единого пола мы можем, но называть этот союз браком не станем. Потому что слово „брак“ применимо только к союзу мужчины и женщины».
