Человеку с розой вопрос интуитивно не понравился. Особо вдаваться в его смысл он сначала не стал, а потом и не успел.
Движением руки, вроде смахивающим пушинку с короткого рукава его сорочки, женщина потянулась к нему и вдруг цепко запустила руку в нагрудный карман. И цепко же выхватила из него содержимое. Все это проделала молниеносно. Со стремительностью ужалившей змеи.
Встречающий продемонстрировал неплохую реакцию, ухватив змею за шею. За запястье. Но тут вступила со своей партией вторая, экипированная выпирающим животом и ребенком. Взвизгнула и тоже ухватилась за запястье подруги.
Человек с розой вторично обнаружил способность быстро реагировать. Он уже понял, что, во-первых, его кинули. А во-вторых, что толку от его дальнейшей суеты не будет. Еще бы ему не понять, когда он всего лет десять как сам закончил кидать. Но ему повезло. Узнали его местные труженики, аэропортовские хлопцы, развозящие и «разводящие» лохов в такси. Обязали барышень вернуть похищенное.
Обескураженный тем, что его кинули, и растроганный тем, что все вернули — тем более без его просьбы, — бывший жулик полюбопытствовал у хлопцев:
— Так у вас теперь работают? А не проще бутылкой по голове?
Аэропортовские виновато отнекивались:
— Роза совсем стыд потеряла... Беспредельничает.
Вот тебе и одесситки.
Хотя... Нынче тони в море, не тони, намекай на скорый денежный перевод, не намекай, доллара от мужика за просто так не дождешься.
И все эти мои умничанья перед зрителями — всего лишь умничанья и есть. В тот момент как-то упустилось из виду, что нынче за время, что за нравы. Выбор: либо — лох, либо — жлоб — уже не актуален. Мужики все чаще беззастенчиво выбирают жлоба. Что не мешает им оставаться лохами...
Эта глава оказалась в книге почти случайно. Она не была запланирована.
Персонажи для книги я подбирал следующим образом: брал аферистическое направление и пытался выяснить, кто в этом направлении особенно себя проявил. Должен признаться (может быть, и разочаровывая читателя), что при отборе претендентов удачливость и финансовая грандиозность афер не были главными показателями.
Главными были неординарность и... ощущение некой божьей искры в человеке. Не обязательно аферистической. Может, и просто человеческой.
Конечно, я мог ошибиться, выбрать не того, кто больше заслуживает быть представителем той или иной специализации. Да и в смысле божьей искры... Многовато на себя взял.
К тому же сознательно сузил круг поиска. Рыскал во временах недавних, но прошлых. Поддался и всеобщему, и своему мнению, что только там и можно сыскать истинно одесское. Или хотя бы истоки его.
Именно поэтому такое мошенническое направление, как «реклама», в план поиска не включил. Появилось-то оно только во времена нынешние. Значит, и разработчики его — из нынешних. Ничего путевого в смысле божьей искры от них не ожидалось.
Но...
Это письмо вручил мне один из приятелей-журналистов. Добродушный толстяк Гарик из отдела частной жизни «Одесского вестника». Приятель был в курсе моих поисковых проблем, вот и решил подсобить:
— Глянь, вдруг подойдет, — он сунул мне кипу ксерокопий отпечатанных листков.
— Тема? — спросил я.
— Марки.
— Немецкие?
— Почтовые. Человек утверждает, что кинул почту.
— Украл сотню почтовых марок? — Я потерял интерес к кипе.
Гарик усмехнулся:
— Кинул. С помощью газетных объявлений.
Я бросил листки на стол. Спросил вдогонку:
— Почему ксерокопия?
— Оригинал забрала милиция.
— Ограбление века... — усмехнулся и я.
— Печатать письмо нам запретили. Но оно вышло в Нью-Йорке. В русскоязычной газете. В сокращенном варианте. Между прочим, Интерпол выходил на связь.
— Да?.. — Я вернулся взглядом к листкам. И прочел издалека первые фразы. И стал читать все...
«Уважаемая редакция! Когда вы получите это письмо, меня уже не будет в стране. Я не уверен в том, что вы прочитаете его, но все же пишу. Зачем? Хочу исповедаться. И предостеречь. Впрочем, рассчитываю, что письмо вы прочтете и напечатаете. Поверьте, найдутся люди, которые скажут вам за это спасибо. Но об этом позже...
Начну с самого главного.
Я кинул почту. Не какое-то отдельное почтовое отделение, а почту вообще. Я кидал ее на протяжении четырех лет. Все, что сейчас у меня есть, я взял у нашего почтового ведомства. Даром. За исключением потраченных в самом начале нервов.
Я пишу это письмо накануне отъезда, в своей четырехкомнатной квартире. Честно говоря, квартирка у меня — дрянь. Обыкновенная четырехкомнатная «чешка». Хотя и с евроремонтом, и при всех, как говорят в Одессе, делах. Я оставляю ее самому близкому человеку — своей женщине, которая не хочет со мной уезжать. И я бы остался, да не могу. Пора закругляться.
За то, что Люба не хочет ехать со мной, я не в обиде. Эта квартира, дача на Фонтане и джип — самое малое, что я могу сделать для нее напоследок, чем отблагодарить ее за преданность.
В Штатах у меня уже все схвачено. Домик в Майами и счет в банке уже ждут. Домик, между прочим, расположен рядом с тем небоскребом, в котором Пугачева с Киркоровым купили этаж.
Но я отвлекся.
Кидать почту — во всем мире, вероятно, рискованное занятие, но у нас ничего сложного оно из себя не представляет.
Я до сих пор не знаю, кто еще кроме меня этим занимался. Но ни у нас в Одессе, ни даже на всей Украине конкурентов у меня не было. По крайней мере я о них не слышал, и мне никто не мешал. Впрочем, действовал я в разумных пределах, не зарывался, иначе этих самых домиков и счетов у меня было бы гораздо больше...
Итак, я кидал нашу родную почту. Это очень занимательное дело, хотя и хлопотное поначалу. В том далеком девяносто третьем я и не рассчитывал на то, что на вырученные деньги могу не только сносно жить, а заделаться самым настоящим богачом. К тому же началось-то все и не с почты вообще, а с обычных объявлений в газетах...
Я понимаю, что пишу несколько сумбурно. Надо, наверное, рассказать о том, как я начинал.
Я тогда был простым человеком без профессии, хотя и окончил в свое время профессионально-техническое училище по специальности токаря-фрезеровщика.
Фрезеровщиком, по правде, я поработал совсем немного и сейчас уже даже не помню, с какой стороны к этому станку подходить. Куда выгоднее было работать грузчиком в гастрономах. Силой меня бог не обделил, потому с поисками подходящих мест проблем не было. Конечно, не все точки прибыльные. Но если окунулся в эту систему, то быстро начинаешь соображать, что надо побыстрее пролезть куда нужно... Не всем это удается, но когда на плечах голова, а не задница, то с вакансиями проблем нет.
Случалось, и сторожем устраивался работать, на заводах всяких да на стройках, и опять-таки нужно места знать. Я знал. И потому копейку имел. Но всегда хотелось чего-то особенного. Я имею в виду, что всю жизнь гнуть спину за эту самую копейку не собирался.
Подумывал поступить в вуз. На гуманитарное что-нибудь. Географию. Историю. В экспедиции мечтал ездить, в дальних странах побывать. Книг в свое время много прочитал. Фантастика, приключения, путешествия. Марки даже собирал почтовые... И сейчас у меня есть коллекция. Довольно приличная.
Но я опять забегаю вперед...
В девяносто первом году, когда мне было двадцать семь лет, без особых проблем я поступил в университет. Денег на поступление хватило в аккурат. Но я рассчитывал, что и впредь сумею по случаю подрабатывать.
На втором курсе женился. Избранницей моей стала сокурсница-одесситка. Женился я по любви, да и она тоже. И все у нас было хорошо. До поры до времени.
У жены появился один бзик. Она играла в студенческом театре роль Офелии, и, видно, там ей сказали, что ей уготовано большое будущее. Да еще мужчины на нее постоянно оглядывались. А некоторые и с предложениями подходили. Вот она помаленьку и возомнила, что достойна лучшей жизни.
Я сначала не думал, что это у нее так серьезно. Я-то ее любил. Думал: перебесится.
Жили мы в снятой квартире. Я подрабатывал. Деньги приносил по тем временам неплохие. Но она считала, что мы живем как нищие. Не то чтобы точила меня постоянно, но время от времени намекала, что при таких доходах — это не жизнь.
Для меня самым главным всегда был и будет покой. Покой в жизни, в отношениях, и вообще. И постоянство, преданность — для меня самое ценное, что может быть между людьми.
Жена требовала, чтобы я перевелся на заочный или вечерний, а может быть, и вообще бросил университет. Один из постоянных ее советов — это чтобы я пошел плавать или завербовался на золотые прииски.
Я пытался объяснить ей, что, занимаясь и на стационаре, я буду стараться заработать больше.
Но жена не хотела ничего слушать. Она, оказывается, распланировала свой гардероб на несколько лет вперед. Про машину, правда, ничего пока не говорила, однако было ясно, что ее скорую покупку она тоже имеет в виду. По ее разумению, тратить время на никому не нужную мою учебу было сушим безумием. Для семьи, мол, достаточно будет и одного интеллигента.
