Что означало: отдавать на свободное место, больше пасовать и стараться освобождаться от опеки.
Разборы после игр проводил обычно его помощник, известный до войны центрфорвард Петр Ефимович Исаков, который, как правило, повышенное внимание уделял своему коллеге, Виктору Семенову. Он говорил:
– Вот, Семенов, на двадцатой минуте вы ударили из выгодной ситуации мимо ворот. На тридцать пятой у вас выбили мяч, а на сороковой вы не смогли сделать точный пас.
И так проходится по всему матчу. Однажды Семенов не выдержал:
– Петр Ефимович, а у вас там не написано, что я на сорок пятой минуте пукнул?
За что его, конечно, тут же выгнали с тактического занятия.
Пропавшие туфли Сергея Сальникова
Одним из самых значительных событий в моей жизни стали Олимпийские игры в Мельбурне, где мы завоевали золотые медали. Домой из Австралии мы плыли на теплоходе «Грузия». Двадцать дней в океане от Мельбурна до Владивостока, а потом еще две недели на поезде ехали через всю страну. Чем заняться на теплоходе в океане?
Каждый проводил время по – своему.
Была компания, состоявшая из Тищенко, Огонькова, Татушина, Нетто. Они эти три недели просидели в каюте, где всю дорогу играли в карты и пили сухое грузинское вино. С последним у нас на «Грузии» проблем не было никаких. Шеф – повар на теплоходе, по фамилии Абудейко, был безумный футбольный болельщик, готовый для своих кумиров на все. Я сам видел, как удивленная уборщица после прихода в порт вытаскивала из каюты мешок пустых бутылок.
По вечерам на теплоходе устраивали танцы. Сергей Сальников на одном из таких вечеров познакомился с чешской гимнасткой Басаковой. И настолько она ему понравилась, что он решил ей сделать подарок. А что подаришь посреди океана? И тогда Сергей вытащил из чемодана туфли, которые купил для жены на премиальные в Австралии, и подарил их. Но только он забыл, что в телефонном разговоре с Москвой уже сообщил своей Нине о покупке этих туфель.
И вот он приезжает домой, разбирает чемодан. Жена смотрит, как это происходит, но чемодан уже пуст, а обещанные туфли так и не появились.
– Такого скандала у меня в жизни не было, – вспоминал потом Сальников.
Новый год в олимпийском поезде
Во Владивосток мы прибыли уже в конце декабря. И Новый, 1957 год пришелся как раз на нашу поездку в олимпийском поезде. Вообще – то, олимпийский поезд – это условное название. На самом деле их было два: делегация у нас в Мельбурн ездила представительная, все в один состав просто не поместились.
Остановки поезда были частые, на каждой большой станции торжественные встречи. Приходили люди, дарили подарки. Мне запомнилось, как на какой – то станции пришел дед и принес в подарок футболистам ведро самогона. Самое натуральное ведро. До Москвы этот самогон, конечно, не доехал.
За неимением других развлечений, как и во всяком поезде дальнего следования, у нас, разумеется, пили. Тем более в Новый год.
Мы дружили с ватерполистами и частенько проводили время с ними. И вот 31 декабря мы встречали Новый год и решили – Нетто, Сальников и я – пойти к друзьям. Но мы ехали в первом вагоне, а они – в шестом. Я взял из наших запасов бутылку красного вина, потому что вроде как в гости с пустыми руками не ходят, и мы пошли.
Продвигаемся по вагонам, а в каждом купе сидят спортсмены и тоже празднуют. Футболистов все очень любили, практически из каждого купе, мимо которого мы шли, раздавалось:
– А, футболисты! Заходите к нам!
И, естественно, везде нам наливали. Вот помножьте шесть вагонов на количество купе в каждом, и поймете, сколько в нас было, когда мы добрались до ватерполистов. А еще перед самым финишем мы, как назло, повстречали руководителя нашей делегации Постникова. У которого тоже немного, но серьезно посидели.
В общем, к шестому вагону я был уже чуть тепленьким.
Проснувшись утром, мучительно пытаюсь вспомнить, что было вчера. И обнаруживаю, что волосы у меня на голове стоят буквально колом и вся голова в чем – то красном, но не болит. «Ну, – думаю, – отметили праздник». Гляжу, напротив спит Толя Масленкин.
– Толя! – бужу его. – Что вчера было – то?
Он рассказывает, что у ватерполистов мы веселились вовсю. И я в разгар праздника для смеха вылил себе на голову целую бутылку красного, что действительно всех очень обрадовало. Делать нечего, пошли в туалет. Толя там полил мне на голову воды, я отмылся, но больше никогда так праздники не отмечал.
ДМИТРИЙ ПАРФЕНОВ – один из самых любимых болельщиками защитников золотого спартаковского поколения. В России также выступал за «Динамо», «Химки», «Сатурн». В прошлом игрок сборной Украины. Четырехкратный чемпион России. Обладатель Кубков России и Украины. Поражал публику бойцовскими качествами, а своих многочисленных друзей врожденным одесским даром добрякабалагура.
Как я обрел лучшего друга
Когда мне было лет двенадцать, на очередном турнире мы («Черноморец», Одесса) встретились с донецким «Шахтером». Мне пришлось противостоять одному настырному нападающему дончан. Ох, как мы с ним тогда бились – искры летели! За минуту до конца «Черноморец» вел 1:0, я со всей силы выбил мяч за забор. Тот парень разнервничался, начал возмущаться. Когда после матча в гостинице игроки обеих команд обменивались впечатлениями, мы с тем форвардом «Шахтера» разговорились. Он потом спрашивает: «А кто это у вас такой наглый? Мяч за забор выбил!» Я ему и говорю: «Да это же я был!» Посмеялись.
Того парня звали Сергей Ребров. Прошли годы, и он стал моим лучшим другом, даже больше – братом.
Как – то была статья, что Юра Ковтун в кого – то швырнул урну. Как Юрок может в кого – то кинуть урну?! Вы можете себе это представить? Это самая большая нелепица, которую я слышал. Юра скорее съездит на базу за бутсами на шести шипах, вернется назад и двумя ногами прыгнет в обидчика.
Выиграв Кубок, «Спартак» попал на деньги
Это был мой первый трофей под красно – белыми знаменами: Кубок России 1998 года. После победы мы всей командой на электромобиле катались вокруг поля. И так красиво катались, что сломали его. В итоге ушлые лужниковские работники выставили «Спартаку» приличный счет. Мы потом с ребятами шутили: в следующий раз на финал Кубка пригоним «КамАЗ» – он – то уж точно не сломается.
В «Спартаке» романцевских времен дня не проходило без того, чтобы мы кому – то новое прозвище не навешали. Робсон по этой части у нас был рекордсмен. Как мы только его не величали! Лично я его называл Фонарь. Как увидел Робу в первый раз, так и сказал: во – Фонарь!
Саморони я называл Хохлом. Я ему говорил, посмотри на себя в зеркало, какой ты бразилец, ты ж чистый хохол! Все салом его потчевал. Люка Зоа, был у нас и такой футболист, я прозвал «Тридцать А», как место в поезде. Нигерийца Фло величал Чуваком. Он еще песни забавные пел: «А у реки, а у реки, а у реки гуляют девки, гуляют мужики…» Вот и получается забавная компания народных футболистов: Фонарь, Чувак, «Тридцать А» и Хохол.
Эх, жаль не намяли бока баскетболистам!
«Спартак» покатился вниз, когда к нам хлынул поток иностранцев. Как – то на просмотр приезжали нигерийцы в баскетбольных майках с надписями «Айверсон», «О'Нил», «Джордан». Мы смеялись: баскетбольная пятерка подъехала. У них и впрямь даже бутс не было. И эти бравые парни в Тарасовке, где культура всегда очень высоко ценилась, в столовой под стол кости куриные швыряли. Потом набирали с собой еды в номер и уже под кровать эти кости бросали. На их счастье, для них быстро просмотр закончился, а то намяли бы мы этим баскетболистам бока да выработали бы у них аллергию на курицу.
Что было, когда Хлестов выходил на охоту
В «Спартаке» всегда были сверхжесткие защитники. Вадик Евсеев был шальной, не жалел ни себя, ни противника. Серега Горлукович – тот просто убийца.
Но самый страшный футболист в российской истории – Димка Хлестов, того, главное было, не заводить. Юра Ковтун, он сразу мог прибить, а Димка хладнокровный очень, ждет, ждет, а потом та – а – ак треснет! В какой – то из игр Барези (так мы Хлеста звали) сзади кто – то ударил, Димка поднялся: «Какой номер?» Я, признаться, не хотел колоться, жалко соперника стало, но кто – то из наших нужный номер указал. И вот играю я, а сам стараюсь Бару из поля зрения не упускать и вдруг вижу эпизод: у него скулы напряглись, словно хищник на охоту вышел – как пружинка сжался. Потом прицелился, разбежался, и ка – а – а – ак дал! Мы тот матч сразу выиграли, потому что соперники после этого эпизода заметно пугаться стали. Хлест ведь сзади не бил, подкаты не делал, не грубил, он просто жесткий был чрезмерно. Камикадзе натуральный. В стык шел, не зажмуриваясь, и вырывал мяч вместе с ногами противника. При этом Димка не то что фамилии игроков других клубов не знал, он и названия некоторых клубов не запоминал! Бывало, перед матчем на установку идем, а Хлест, зевая, спрашивает, с кем играем – то сегодня? Ему ответишь, он еще раз зевнет и пойдет крошить нападающих в мелкий винегрет.
