После очередного ограбления Пантелеев с братией, вместо того чтобы затаиться, решил отметить щедрый улов в известном в те годы нэпманском ресторане «Донон»: ему хотелось погулять на славу, а заодно и подкрутить усы уголовному розыску, которому Лёнька теперь уже не передавал приветы.
Праздник не удался. В самый разгар веселья, ближе к полуночи, в зале появились люди в кожаных куртках. У возглавляющего поимку Сергея Кондратьева везде были свои информаторы, в том числе в среде новоявленной буржуазии. В ресторане моментально запахло раскаленным свинцом.
Под визг наряженных барышень и их студенисто сползающих под столы кавалеров налетчики бросились бежать, но уже не полным составом. Давний компаньон Лёньки Варшулевич, изрешеченный пулями, погиб на месте. Верного «адъютанта» главаря, насмешливого гиганта Гаврикова, ищейки достали уже на улице. Не помогли ему ни настойчивое копирование издевательского стиля своего кумира, ни недюжинная силушка. Пантелееву опять удалось сбежать.
Известность Пантелеева делала его звездой местной прессы
...
«Заговоренный он, что ли?» – недоумевающими голосами переговаривались между собой сыщики, напрасно изучая ночные окрестности Марсова поля. Лёнька как в воду канул.
Тем не менее это была победа. Оставшийся без команды и без добычи Пантелеев теперь напоминал скорее сорвавшегося с цепи пса, чем настоящего волка. Уже потом, на последнем своем суде, изрядно исхудавший Дмитрий Гавриков расскажет, что после побега из «Крестов» дела банды шли не очень хорошо. Крупные куши закончились, и дело доходило до того, что им с Лёнькой приходилось грабить случайных прохожих, чтобы насшибать хоть какую-то деньгу. Гавриков до последнего верил, будто предводитель и в этот раз найдет способ выкрутиться: может, явится за ним прямо в зал суда или подкупит конвой, но спасет, как всегда спасался сам. Однако это был самообман: даже при большом желании Лёнька не сумел бы спасти подельника.
Вместо этого он одно время раздумывал о том, как свести счеты со своими поимщиками. Например, с Кондратьевым, которому неплохо было бы передать личный восторг с помощью револьвера. Но без толковой команды и собственных наводчиков (любимые Пантелеевым барышни, готовые за одно колечко рассказать, где можно поживиться, здесь были бессильны) затея провалилась. Невозможным оказался и побег из города, где Пантелеева искало не только УГРО, но и ГПУ. Ему приходилось скрываться в самых дальних своих логовах, у старых подруг, куда в любой момент могли нагрянуть сыщики; бороться с разыгрывающейся паранойей, когда он выбирался вечерней порой в полный влажного рваного тумана город. В таком осадном положении Лёнька Пантелеев отпраздновал, не снимая руки с нагана, Новый год.
В ночь на 13 февраля Лёнька со случайным товарищем решил переждать начавшуюся в городе облаву у некой Мицкевич, которая оказывала бандитам различного рода услуги. Однако когда они вошли в тесную прихожую квартирки, из темноты зала раздался голос: «Ни с места!».
Первым «словил» пулю нервно дернувшийся помощник Пантелеева по прозвищу Корявый. Сам Ленька, ругаясь сквозь зубы, побежал к парадной. Там его уже ждали.
Обстоятельства поимки Лёньки Пантелеева и по сей день вызывают много споров и кривотолков. Не будучи свидетелем событий, сложно сказать, что именно произошло той зимней ночью: сведение личных счетов раздраженных игрой в кошки-мышки сыщиков или настоящая необходимость обуздать отчаянно сопротивлявшегося налетчика. Существует версия, что Лёнька был глубоко законспирированным сотрудником ЧК, засланным в криминальное подполье для устранения неугодных уголовников и нэпманов, предавшим идеалы своего ведомства. Если принять ее на веру, не исключено, что и сами свидетели задержания поняли далеко не все.
Ленинград. Кунсткамера. Здесь хранилась голова самого известного налетчика 1920-х годов
Отрезанная и заспиртованная голова Лёньки Пантелеева, «убитого при задержании», долгое время была выставлена на обозрение зевак и для устрашения наследников его дела в лавке на Малой Садовой как закономерный эпилог в истории короля налетчиков.
Смерть Лёньки Пантелеева и его громкое посмертие стали своеобразным переломом в борьбе с преступностью не только Петрограда, но и всего Советского Союза. Она была как последняя горячая вспышка ничем не ограниченной животной природы своевольничающей касты грабителей-налетчиков. В России было покончено со всеми наиболее опасными бандами: и с курским душегубом Котовым, и со знаменитым Яшкой Кошельковым, некогда осмелившимся ограбить самого Ленина, и со многими другими, которые, привыкнув жить одним днем, рассчитывали на вечность.
На счету только Петроградского УГРО к началу 1923 года было ликвидировано почти 300 вооруженных банд общей численностью в несколько десятков тысяч человек [3] . Однако борьба была далека от своего завершения.
Охваченный горячкой Петроград тем временем встречал весну. Настроения горожан, несмотря на раннее тепло, были не праздничные: революция закончилась, но город только-только приходил в себя, с огромным трудом пытаясь наладить хотя бы видимость организованного труда. Пока одни, обласканные новой экономической политикой, неприлично много зарабатывали и могли за один вечер спустить целое состояние новеньких золотых федералов [4] , другие жили в холоде и расплачивались за сухой кусок хлеба обесценившимися до миллионов старыми деньгами. Очень многим замерзающим и полуголодным, в постоянном поиске работы представителям трудового пролетариата и интеллигенции в праздник приходилось думать о выживании в этом новом чудном мире.
...
Охваченный горячкой Петроград тем временем встречал весну.
Неудивительно, что голод одних косвенно подстегивал аппетиты других, заставляя и без того неосторожных уголовников отрываться на сытых нэпманах. Иногда под руку попадали случайно оказавшиеся не в том месте и не в то время бедолаги… Но кто считал их на пути к персональному возвышению?
Очень скоро на лавры Пантелеева попыталась претендовать очередная банда преступников. В глаза Сергею Кондратьеву и Владимиру Шуляку, которые занялись их поимкой, моментально бросилось отличие новых костоломов от того же Лёньки.
Свое дешевое фиглярство и отсутствие какой-либо творческой искорки в деле они с лихвой компенсировали жестокостью. Это была банда, членов которой в наше криминально образованное время назвали бы беспределыциками и отморозками. Никаких правил и игр – только голая немотивированная агрессия. Бандиты отличались ею с самого первого дела – с захвата почты в апреле 1923 года, когда налетчики расстреляли всех свидетелей и похитили крупную сумму денег.
Сыщики, имеющие дело с осторожными и достаточно терпеливыми врагами, не успели даже как следует проверить немногочисленные улики, оставленные на месте преступления, как в знаменитом Петроградском отеле «Европа» нашли убитого в собственном номере заграничного коммерсанта. Почерк тот же. Когда проверявшие возможные контакты беспечного иностранца оперативники вышли на бывшую горничную отеля, девицу свободного нрава Марию, она была уже мертва. Преступники действовали быстро, напористо и решительно. Заметая следы, они не задумывались о последствиях, рассуждая просто и логично в духе времени: «Нет человека – нет проблемы».
Такая поспешность в действиях заставила выдвинуть довольно разумное предположение: рано или поздно преступники должны ошибиться. Учитывая наклонности неизвестных, Кондратьев надеялся, что это случится рано и счет убийств не пойдет на десятки. Казалось, измученное мытарствами выброшенных на произвол судьбы миллионов небо ответило его просьбам. Не мешая, впрочем, налетчикам собрать положенную им кровавую жатву.
Бандиты совершили серию налетов на магазины и ростовщические конторы, среди которых оказался популярный ломбард, расположенный на Невском проспекте. Как и прежде, они придерживались привычной для себя тактики, без раздумий учиняя среди заставленного антиквариатом зала бойню. Кто-то из случайных прохожих поднял тревогу, и банде пришлось поторопиться, и один из посетителей остался жив. Именно с его показаний Шуляк вместе с помогающим ему Кондратьевым составили, наконец, достаточно подробный портрет главаря.
Сердце Петроградской торговли – Невский проспект (снимок 1960-х годов)
Пройдясь по Петроградским шалманам и пообщавшись с порядком притихшим после смерти Пантелеева криминальным элементом, Кондратьев несколько прояснил картину. Охочие до тишины воры не могли припомнить описываемого налетчика, но некоторые из них, как выяснилось, знали похожего вора-контрабандиста – Митьку Картавого, злопамятного и дерзкого малого. Он, по словам откровенничавших с Кондратьевым обитателей притонов, и раньше был чудной, порою перекидываясь со своего ремесла на прямой разбой, но все как-то по ситуации, а сейчас, видимо, «совсем с катушек съехал».
Впоследствии полученная информация была перепроверена и подтверждена, в том числе и словами пойманной по горячим следам «шестерки» бандита – Ивана Накопетова. Филёры [5] занялись поиском Митьки Картавого, который, кичась мнимой неуловимостью, совершил еще один налет и решил передохнуть, отвлечься. Майскими буднями налетчик практиковался в любимом виде досуга – бильярде, в который он мог играть целыми днями, легко расставаясь с отнятыми у покойников деньгами.
