Я не удержался от соблазна и протянул руку в направлении черных блестящих глаз-бусинок. Зверек не выдержал и с поросячьим визгом обреченного бросился в бой, обильно поливая жесткие, глянцевые листья жидким пометом. Я невольно отпрянул, справедливо опасаясь, выставленных словно копья игл и мелких, но острых зубов.
— Оставь его. Пусть себе живет.
— Да я просто потрогать хотел. А он перепугался.
— Пиранью ты уже потрогал. Уйди лучше из кадра, видишь, как позирует.
И снова на восток — скорее увидеть солнце. А оно пролетает, чиркнув пульсирующей стрелкой космического компаса — ну что же вы так медленно? — и опять прячется где-то за спиной, разбившись о жесткую паутину черных зарослей на сотни маленьких некруглых солнц...
— Ты чувствуешь? Откуда этот запах?
— Сдох кто-то.
— И судя по всему, слон... Не нравится мне это.
Кто они?
Влажный горячий воздух был так насыщен трупными испарениями, что казался липким. Мы двинулись дальше, невольно поглядывая по сторонам в поисках скорбного источника. Метров через тридцать вонь стала просто невыносимой, и тут я услышал голоса...
Отвыкнув за время скитаний от того, что кто-то, кроме нас, здесь может разговаривать, мы тупо уставились друг на друга — два выходца из страны непуганых птиц. Нахлынувший через мгновение порыв — с громким и радостным; «Bon dia» (добрый день), броситься в объятия невидимых говорунов как-то незаметно стих, не успев осуществиться. Мешал запах, источник которого, судя по всему, находился именно там, где разговаривали люди. Правда, пока воображение не рисовало картины из фильма ужасов.
Однако стоило попробовать разобраться в происходящем, не привлекая к себе внимания. Я прислушался. Мои познания в португальском не настолько велики, чтобы я мог понять с большого расстояния быструю речь. Особенно, если одновременно говорят несколько человек. Но все же, кое-что я понял. Часто повторялось: grande jacare, barco и gazoleno (большой кайман, лодка, бензин).
Похоже, они собирались уехать. Стараясь не шуметь, мы отступили на безопасное расстояние и, скинув вещи, завалились сверху — обсудить сложившееся положение.
Итак, мы почти вышли. Наверное, поблизости река или какой-то из ее притоков. Иначе этих людей здесь бы не было. Их, по меньшей мере, четверо, и скорее всего, они вооружены. Но кто они? И откуда этот не внушающий оптимизма запах? Идти же на контакт вслепую было неразумно. Конечно, можно, оставаясь незамеченными, обойти их стороной.
Правда, в этом случае реальной становится другая, не менее серьезная опасность — сбиться с дороги. Если мы на подступах к Куябе, это уже не имеет большого значения. Но если к основному руслу ведет малозаметная протока или, того хуже, тропа, то у нас есть все шансы продолжить «автономное плавание».
Подкрасться незамеченным оказалось не слишком сложно. Еще метров десять — и я их уже вижу. С предательским треском сломалась под ногой присыпанная землей ветка. Я замер, и в ту же секунду сзади раздался страшный грохот, а по земле пробежала упругая волна. Не оборачиваясь, сочно шлепаюсь в грязь. Люди, а их трое, смотрят в мою сторону и размахивают руками, но я уверен, что меня они не видят. Надо же было этому дереву рухнуть аккурат за моей спиной. Спасибо, не придавило.
Тем временем троица, успев обсудить происшедшее и потеряв к нему всякий интерес, разбрелась по лагерю, дав возможность мне оборудовать наблюдательный пункт. Сделав бруствер из веток и почерневших листьев и вымазав физиономию «маскировочной грязью», я вынул из-за пазухи складную подзорную трубу.
Немного мешают заросли, да оно может и к лучшему, а так — все как на ладони.
На первый взгляд, рыбаки как рыбаки. Смуглые, морщинистые лица одного неопределенного возраста. Рваные штаны и рубашки, но это ни о чем не говорит, просто своего рода рыбацкая униформа. Но что-то в их поведении настораживало. Они явно нервничали и как-то не по-бразильски суетились, а грохот упавшего дерева, казалось, даже испугал их.
В глубине небольшой вырубленной поляны, под кроной раскидистого дерева стояла грубо сколоченная, крытая черным, как покойницкий мешок, полиэтиленом, хибара. Чуть левее над травой возвышались борта моторной лодки, но воды отсюда не было видно. Это ничего. «Ласточке» и ручья достаточно.
Посередине стойбища — какое-то нелепое сооружение с прислоненными к нему винтовками. А винтовочки-то, четыре! Трое здесь, а где же еще один? Я нервно оглянулся, никого. Хорошо, смотрим дальше... Постой, постой... а это что за черт?.. Я опустил трубу. У хижины, в тени импровизированного навеса, возвышались внушительные стопки каймановых шкур, а рядом, под кустами гнили на жаре освежеванные туши.
Браконьеры! И, если судить по количеству добытого, профессиональные. Вступать с ними в контакт нельзя. Эти люди пошли на серьезное преступление, минимальное наказание за которое, по бразильским законам, пять лет тюрьмы, а в подобных масштабах приравнивается чуть ли не к торговле наркотиками. Им нечего терять, и они, не раздумывая, откроют огонь даже по бойцам отрядов военизированной полиции. Возможная реакция на двух иностранцев в защитной форме с большим количеством фотоаппаратуры совершенно непредсказуема.
Брататься с ними было бы просто противно, вступать же в активный конфликт с тремя, а возможно, и четырьмя вооруженными бандитами на территории чужой страны как-то не вписывалось в наши планы.
На следующий день, дождавшись момента, когда все четверо (четвертый все же был, я не ошибся) ненадолго покинули лагерь, спешно выходим к узкой протоке и, спустив «Ласточку» на воду, без сожаления покидаем это мрачное место. На душе муторно, поэтому гребем молча. Меня не покидает ощущение, что я кого-то предал. Этакое безысходное чувство, размазанное усталостью и собственным бессилием.
— Слышишь гул?
— Что это?
— Это, Володька, барка, и это река... Вот и все.
Я опустил весло, откинулся на уложенный за спиной рюкзак и закрыл глаза...
Андрей Куприн | Фото Владимира Новикова
Пантанал, Бразилия
Via est vita: Там, где ходили Роберт Фицрой и Чарльз Дарвин
После «10 000 миль попутного ветра» в Атлантике (см. «ВС» №№ 11-12/94) мы задумали кругосветное плавание. В 2000 году — Олимпиада в Сиднее, куда мы хотим попасть, к тому же наступает новое тысячелетие. На своей двадцатиметровой океанской яхте мы собираемся пройти по Магелланову проливу, посетить мыс Горн, пройти по фьордам Чили... И потому, когда мне предложили участвовать в экспедиции, отправляющейся в Южную Америку, я, не задумываясь, согласился. Это обещало знакомство с Огненной Землей, ее ураганными ветрами, с которыми ном придется варетиться в грядущем нашем плавании.
Итак, в конце прошлого года я неожиданно оказался в составе экспедиции альпинистов, отправлявшихся в Южную Америку. Попутно участникам экспедиции предписывалось выполнить ряд научных заданий, к примеру, сотрудник географического факультета МГУ В.Поповнин должен был изучать ледник под Фицроем, а я собирать насекомых в высокогорье...
Еще за день до отъезда Александр Савицкий, директор лицея Российской Академии наук, изложил мне одну из гипотез происхождения материков. Я понял только одно: для доказательства идеи о перемещении материковых плит надо попытаться найти в Андах или их предгорьях древние морские отложения. Задача усложнялась тем, что альпинисты были привязаны к двум горным массивам и ни о чем, кроме восхождений, думать не хотели. Где и как искать эти доисторические моллюски, я понятия не имел. И положился на Судьбу.
В конце концов, разве не она свела вместе двух молодых людей на корабле «Бигль»...
Роберт Фицрой — потомок королей Англии. В 23 (!) года назначен капитаном гидрографического корабля «Бигль». В 1831 году «Бигль» отправляется в кругосветное плавание. Фицрою нужен был натуралист и собеседник за обеденным столом. На это место могли претендовать десятки известных в научном мире людей. Но в последний момент появляется никому не ведомый юноша, Чарлз Дарвин, 22-летний выпускник богословского факультета, и выбор Фицроя останавливается на нем.
Скорей всего без этого беспримерного пятилетнего плавания Дарвин никогда не стал бы создателем знаменитой теории эволюции, и развитие науки могло бы пойти совсем другим путем.
Фицрой был глубоко верующим человеком. Натуралист в плавании ему нужен был в первую очередь для того, чтобы при его помощи получить новые убедительные свидетельства истинности картины сотворения мира, изложенной в Библии.
Найденные в долине реки Санта-Крус раковины и другие ископаемые морские организмы также подтверждали это предположение. Впоследствии Фицрой выпустил отчет о плавании.
Там есть глава: «Несколько замечаний, имеющих касательство к всемирному потопу». Находки в долине реки Санта-Крус окончательно убедили Фицроя, что если вода могла затопить Патагонию, то она могла затопить и весь мир, и нет ни малейших оснований сомневаться в Священном писании.
