Гитлер надеялся удовлетворить его жажду власти и почестей, назначив его министром без портфеля законом от 1 декабря 1933 года, в котором партия приравнивалась к государству. Но Рем ограничился замечанием, что это отличие было в тот же день пожаловано и Рудольфу Гессу, назначенному фюрером председателем центральной политической комиссии НСДАП.
В начале 1934 года позиция Рема стала открыто враждебной. Гестапо, подвергавшее его жесткой слежке, докладывало, что все чаще многие из правых оппозиционеров вступают с ним в контакт. Почти каждый день донесения предоставляли Гитлеру сведения о том, что Рем критиковал его, создавая у фюрера растущее чувство беспокойства. Что касается Гиммлера и Геринга, Рем был для них врагом номер один. Его слова и дела истолковывались ими без малейшего снисхождения. За самими штурмовыми отрядами также стали присматривать. А члены СА частенько выпивали, чтобы затем бродить по улицам, распевая неприличные или чересчур революционные песни.
Повесьте Гогенцоллернов на фонари!
Оставьте собак, пусть висят до обрыва каната,
Линчуйте в синагоге черную свинью
И в церковь кидайтесь гранатами!
Так звучал припев одной из их любимых песенок, текст которой чья-то услужливая рука положила на стол Гитлера. Тот разозлился. Он столько сил положил на то, чтобы доказать, что нацисты с уважением относятся к государственным министрам и религии. А старый маршал конечно же испытывает почтение к Гогенцоллернам.
Не заботясь о последствиях, Рем в компании со своими юными красавцами учинил несколько отвратительных попоек. Организованные им пропагандистские поездки сопровождались скандальными инцидентами. Все это безобразие творилось почти открыто. Тягчайшие злоупотребления совершали и его «верные друзья». К примеру, Карл Эрнст, бывший булочник, а затем лифтер и официант, назначенный за свои бесчинства руководителем группы СА в Берлине, растранжирил в отвратительных дебошах деньги общественных пожертвований. Все эти факты аккуратно докладывались Гитлеру. Геринг торжествовал, он мстил Рему за жестокие насмешки, которым тот подвергал его стремление изображать из себя мецената от искусства. Однако чтобы принять решение, Гитлеру этого не хватало. Боязнь ополчиться против Рема, остатки признательности за все, что тот для него сделал, смутное чувство неполноценности, память об уважении, которое бывший капрал питал к своему капитану, – все это мешало Гитлеру, несмотря на доносы гестапо, пожертвовать Ремом, отдать его на расправу врагам.
В начале 1934 года более тревожные признаки поставили судьбу Рема под угрозу. Гитлер знал о враждебном отношении армии к новому режиму. Ему уже удалось приручить промышленников и восточных землевладельцев, теперь он решил задобрить рейхсвер и предложил военным взять под свой контроль штурмовые отряды СА. Подарок показался генералам с подвохом, они были уверены в том, что сорвиголовы Рема заполонят традиционные кадры армии.
Гитлер прекрасно помнил, что режим, не способный управлять своей армией, не может быть уверенным в завтрашнем дне. Будучи в оппозиции, он решительно нападал на все институты общества, кроме одного: его демагогия замирала перед армией. Так же как и Веймарская республика, Гитлер решил заключить с армией сделку. Единственной жертвой при наведении порядка стал генерал Хаммерштейн, Верховный командующий рейхсвера, отстраненный от должности в конце 1933 года за свои связи с бывшим канцлером фон Шлейхером. Пост этот был отдан другу Гинденбурга фон Фричу, потомственному военному. Такое проявление доброй воли укрепило доверие военных. Выступая от имени генералов в Ульме, Бломберг заявил: «Мы со своей стороны выражаем полное доверие, безоговорочную поддержку и нерушимую преданность нашему профессиональному долгу и полны решимости жить, работать, а если потребуется, и умереть в новом рейхе, движимом новой кровью».
Гитлер сделал для военных послабление в применении норм нового государства. Организация работы чиновников, автоматически вытекавшая из расистских принципов Третьего рейха, начала применяться с 7 апреля 1933 года. Чиновники – евреи или потомки евреев – изгонялись без малейшего снисхождения. Подобные же меры грозили армии. Но применение этого закона там было отодвинуто на 31 мая 1934 года. Можно было предположить, что количество уволенных офицеров будет большим, так как большинство дворянских семей Германии имело среди предков евреев, позолотивших в свое время их гербы. Однако чистка прошла по минимуму: в армии пострадали пять офицеров, два курсанта, тридцать унтер-офицеров и солдат; во флоте – два офицера, четверо курсантов, пять унтер-офицеров и матросов.
Так началось сближение. Препятствие, мешавшее этому, имело теперь имя: оно называлось Рем. Он в свою очередь встревожился. Поскольку армия теперь стала одним из друзей режима, Рем качнулся к социалистическому крылу партии и вновь начал запрещенные речи. 18 апреля 1934 года, обращаясь к представителям иностранной прессы, собравшимся в министерстве пропаганды, он не побоялся заявить: «Революция, которую мы совершили, вовсе не национальная – это революция национал-социалистическая. Мы даже особо подчеркиваем второе слово – «социалистическая». А первый помощник Рема Хейнес заявил в конце мая в Силезии: «Мы выполнили задание революционеров. Однако это лишь начало пути. И отдыхать мы будем тогда, когда германская революция будет завершена».
Но бдительное гестапо стояло на страже. Оно регулярно информировало фюрера. Готовилась почва для решающего удара. Подействовал еще один фактор. В начале апреля Гитлер предпринял небольшую прогулку на борту крейсера «Германия». На рейде Киля он встретился с Бломбергом. Считается, что министр потребовал у фюрера устранить Рема и штаб СА. Гитлер вроде бы пошел на эту уступку, чтобы завершить завоевание на свою сторону военных. Это только гипотеза. Но в любом случае ясно, что идея отставки Рема означала крупный сдвиг в позиции фюрера. Под давлением военных, Геринга, Гесса и политической комиссии, Гиммлера и его гестапо он по привычке долго колебался. После длительного периода неуверенности следовало обычно резкое, не всегда продуманное решение. Именно это Гитлер называл «интуицией», которая несла в себе отпечаток его «гения».
Глава 6
Гестапо избавляется от Рема
Визит Гитлера в Италию произошел 14 июня 1934 года, в обстановке назревающего кризиса. По приглашению Муссолини он прибыл в Венецию специальным самолетом, сопровождаемый небольшой свитой. Там его встречали министр иностранных дел Германии фон Нейрат и посол в Италии фон Хассель. Итальянскую сторону представлял Муссолини в компании со своим зятем Чиано, заместителем государственного секретаря Сувичем и послом Италии в Берлине Черутти. Два диктатора впервые встретились вместе. Муссолини отнесся к гостю, которого считал своим учеником, немного бесцеремонно. Гитлер же был весьма обескуражен жалкими результатами своей поездки. Это разочарование усилилось инцидентом, имевшим чрезвычайно важные последствия.
17 июня фон Папен, бывший канцлер и вице-канцлер в текущий момент, должен был выступить с лекцией перед студентами небольшого городка Марбург. Вместо ожидаемого бесцветного выступления была произнесена речь, которая произвела впечатление бомбы, разорвавшейся на многолюдной площади.
Несмотря на суровые запреты Гитлера насчет «второй революционной волны» и заверения, данные воротилам германской экономики, консервативные партии были обеспокоены угрозами, расточаемыми по их адресу нацистскими экстремистами и руководством СА. От имени этих консерваторов фон Папен обратился к фюреру, чтобы он не забывал о соглашении, принесшем ему помощь консервативных партий, а значит, и приход к власти.
Папен требовал прекратить дискредитацию добрых граждан, уважающих родную страну, а также высмеивание интеллектуальных и духовных ценностей нации, в частности религии, на которую грубо нападали Рем и его друзья. Он дошел даже до того, что поставил под вопрос одну из основ тоталитарного государства – однопартийный режим. Он предлагал ориентироваться на свободные выборы и воссоздание некоторых партий.
Гитлер понял это предупреждение. Вслед за армией голову Рема теперь требовала и буржуазия. Фон Папен являлся членом правительства: его речь была предварительно одобрена старым маршалом-президентом, поздравившим его телеграммой; он получил также поддержку рейхсвера, финансовой и деловой знати. Фактически фон Папен предъявил ультиматум. Учитывая это, Гитлер все же не мог позволить яростную критику его режима. Меры были приняты немедленно. Германским газетам твердо «предложили» не публиковать текст выступления, а издания, успевшие это сделать, были конфискованы. Геринг, Геббельс, Гесс выступили по радио, пригрозив «наивным мальчишкам», которые вознамерились помешать нацистам в реализации их планов. Ситуация продолжала ухудшаться; Рем, уже исключенный из ассоциации офицеров, был отправлен в отпуск для лечения «ревматизма суставов руки».
