Вот так или почти так дисциплину у нас и поддерживали. А что, было бы лучше – суд, а потом дисбат или зона? Вы решайте, как хотите, но у нас в батальоне жалоб вышестоящему командованию на неуставные взаимоотношения не было.
Можно было исключительно по уставу отношения между военнослужащими построить? Ясный день, как дубовый пень! Можно! У нас даже плакатик в ленинской комнате висел на стене: «Живи по уставу! Завоюешь честь и славу!» Что из такой попытки вышло бы, я вам расскажу. Был и такой случай, пытался один боец по уставу жить, но честь и славу он не заслужил.
Как его имя и в каком конкретно подразделении он служил, я говорить не буду. Зачем? Я его немного знал, романтичный юноша был, в десант и в Афган добровольцем напросился. И сейчас мне его искренне жаль. В роте, куда он попал служить в самом начале, он там что-то с бойцами не поделил и был избит. Дело самое заурядное, обычное для мужского коллектива. Боец побежал жаловаться командиру роты. Ротный вызвал его обидчиков и для порядка их отчитал. Бойцу же офицер порекомендовал больше к нему не бегать, а то ему же хуже будет. Боец возвращается в палатку, и его бьют посильнее и, кроме того, объясняют, что стучать на товарищей очень нехорошо. Боец бежит с жалобой к комбату. Комбат вызывает ротного, достает «вазелин» и морально вваливает бедняге офицеру по самое «не хочу» за неумение работать с личным составом. Ротного солдаты уважали, и за полученную им обиду бойцу хотят сурово отомстить. Офицер просит их пожалеть дурака, его слушают и бойца больше не трогают. Но зато весь личный состав, включая и офицеров роты, подвергает его полной обструкции. Боец пребывает в обиде на жизнь и тяжело переживает крушение романтических идеалов. И вот рота возвращается с боевой операции, вся затаренная барахлом. Боец, которого на операции не брали, видя принесенные трофеи невоенного характера, решил, что настал его час поквитаться с обидчиками. Он потихоньку приходит в особый отдел бригады и докладывает: «Так, мол, и так, а вся *** рота, включая и командный состав, мародеры».
А бригадные особисты и без него все это распрекрасно знают. Сами такими вещами баловались. По-настоящему особистов волновало три вопроса: обеспечение контрразведывательного режима, пресечение возможности перехода военнослужащих к противнику, пресечение возможной утечки оружия и боеприпасов.
Особисты словесно хвалят бойца за проявленную бдительность, а один из них хорошо ему знакомому начальнику разведки бригады в частном порядке сообщает: «Ой, ребята! Это, конечно, ваше дело, но смотрите, как бы вся эта вонь дальше не пошла, мы, конечно, рапорт придержим… свои люди как-никак… а вы сами уж как-нибудь разберитесь».
Начальник разведки бригады просит зайти к нему командира *** роты. Вдвоем решают убрать «бдительного» бойца в другое подразделение, а то если солдаты узнают о том, что боец и в особую часть на них стучит, то точно его убьют.
Переводят бойца в другой батальон. Бригада – это ж большая деревня, все друг про друга знают, вот вместе с бойцом и «слава» его переходит. Новый ротный, зная все обстоятельства перевода, возмущается: «Да на кой он мне такой нужен!» И сразу предупреждает своих солдат: «Вы смотрите, с этим будьте осторожнее». В первую же ночь на новом месте сослуживцы бьют бойца, что называется, до потери пульса. Бойца опять офицеры спасают и переводят в комендантский взвод бригады. Там ему должность подбирают, чтобы он заведомо ничего не знал и был всегда на отшибе. Туалеты штабные убирать и помои с офицерской кухни выносить, вот чем боец занимался. Все равно ему и там писаря да кладовщики «темную» устроили. С недельку боец потерпел, а потом взял автомат, подсумок с магазинами – и бежать. А вот это уже ЧП! А вот за переход военнослужащего к душманам всем так дадут, что никому мало не покажется. Комбриг орет, особисты рвут и мечут. Ладно, быстренько подняли по тревоге дежурное подразделение – и искать бойца. Нашли! Далеко он уйти не успел. Боец, зная, что теперь уж его точно до смерти забьют, залег в арык и стал отстреливаться. Патронов у него полно, рисковать и брать его живьем, как приказал комбриг, никому неохота. Вот, значится, и закидали его гранатами. Жаль парня, ни за что погиб, но и тех, кто гранаты бросал, не осуждаю, они тоже жить хотели. Дело замяли, никаких письменных источников (рапорт, докладная и т. д.) от этого случая не осталось.
Погиб рядовой N. при исполнении интернационального долга, так в похоронке сообщили. В известном смысле так оно и было.
Еще была в бригаде одна поганая история, но не в нашем батальоне, а в инженерно-саперной роте.
Вечером в палатке пристали дембеля-саперы от скуки к молодому солдату. Поставили его по стойке смирно и давай «грудь качать». «Качать грудь» – так на военном жаргоне назывался удар в грудную клетку, прямо в пуговицу х/б, а у военной пуговицы ушко, за которое она пришивается, металлическое, поэтому удар в третью пуговицу получается болезненным и приходится прямо в диафрагму. Мне в учебке пару раз «грудь качали», поэтому знаю, о чем говорю. Молчит солдатик, даже скривиться и то боится, а те и рады стараться, бьют по очереди, на спор, кто сильнее ударит, да кто раньше мальчишку свалит. Терпел мальчишка, терпел, да и свалился. Тот, кто спор выиграл, радуется и пацана ногой пинает: «Вставай, чего развалился!» А у того внутреннее кровоизлияние, улетела у мальчика душа, только труп в палатке валяется. Про дознание и суд рассказывать не буду, но огребли эти… по десять лет, да хоть бы им по пять дали, хоть по пятнадцать – все без разницы. Почему? Да потому, что пока дознание шло, караулили их бойцы бригадной разведроты. Подробностей не ведаю, но знающие люди говорили, что больше не жильцы на белом свете эти мерзавцы: отбили им разведчики все что можно и что нельзя, на суде они уже кровью ссали. Что о смерти убитого мальчика его матери сообщили, я не знаю.
Была ли в бригаде в то время, что я служил, «дедовщина»? Так это надо сначала с терминами разобраться. Сейчас «дедовщиной» называют неуставные взаимоотношения. Так вот в то время вся наша служба была сплошь и рядом неуставными отношениями. Если под термином «дедовщина» понимать, что старослужащие в хвост и в гриву сношают молодых солдат, то в разных подразделениях по-всякому бывало. Но изуверский случай был только один, я о нем рассказал. А так… у нас в роте это не особенно процветало, работа погрязнее и потяжелее «молодому» достанется, это было. Полы в палатке помыть в очередь с остальными – бывало. Термосы после еды вымыть – тоже было, вот и все, пожалуй. Приходилось ли мне все это делать, пока я был молодым воином, «шнурком»? Да, приходилось, я уже рассказывал, меня сразу земляки предупредили не вые…ться, вот я и вел себя достойно, согласно статусу. Обычные драки между собой – да, были, как и в любом другом коллективе, где собираются молодые парни. Но и другое тоже было, ребята по роте и помогали на первых порах во время боевых операций, и учили, как выжить, так что я не в претензии за те работы, что выполнял, пока был «молодым».
Может, у вас сложилось впечатление, что у нас солдаты только и делали, что бухали, пыхали, мародерничали, всячески нарушали дисциплину и дерзили офицерам? А в ответ те только и делали, что их избивали? Уверяю вас, это далеко не так, просто есть события, которые наиболее ярко запомнились, а есть те, которые менее. У нас была самая обычная воинская часть, как в любой другой части, были свои порядки, свои неписаные правила, свои ЧП. Что касается дисциплины, то она была самая настоящая, одно слово – военная дисциплина, на боевых операциях только попробуй не исполнить приказ, струсить или сдохнуть на марше, тебя свои же забьют. В быту, то есть в расположении, это, как говорится, твое дело: если хочешь бухать, пыхать, самовольничать, дерзить, то будь готов за это получить по полной программе.
Смертных грехов было четыре: сдох на марше так, что тебя тащить пришлось, струсил в бою, бросил раненого или убитого товарища, заложил сослуживцев. Причем эти грехи были смертными буквально. Вот так. А зря и без причины никого не трогали.
Афганистан. Провинция Кундуз
1981 год от Рождества Христова
1402 год по хиджре – мусульманскому летоисчислению
В ту ночь в марте 1981 года я был помощником дежурного по штабу[31]. Дежурным по штабу бригады на эти сутки заступил начальник разведки бригады, капитан Мовсар. Здоровенный темноволосый капитан-молдаванин, любимчик бойцов из разведроты. Большая штабная палатка внутри плохо освещена слабым накалом электрической лампочки под бумажным самодельным абажуром. Тусклый свет, а капитан сидит себе за столом на самодельном табурете, бумажечки читает и перебирает, зрение-то у него хорошее. Помощник дежурного по части ушел караулы проверять. Я в уголке палатки у радиоприемника, на пустом снарядном ящике пристроился и радиостанцию «Маяк» слушаю. Тишь да гладь, и симфоническая мелодия звучит, такая далекая, нежная, такая душевная, прекрасная музыка из вселенной, где нет войны. Следующей в эфире должна прозвучать «Полевая почта юности», в ней песни для солдат передавали и пожелания всякие от близких и родных. Я все ждал, когда же «Полевая почта юности» обо мне вспомнит, да так и не дождался.
