Обеспечение первой помощи в чрезвычайных ситуациях – очень непростое и дорогостоящее дело. При этом возникает невероятное количество почти непреодолимых трудностей, совладать с которыми иногда не под силу даже крупным организациям, специализирующимся в этой области.
В зоне бедствия приходится оперативно воссоздавать все системы жизнеобеспечения – распределять продовольствие, с нуля возводить жилье, следить за соблюдением санитарных норм. При этом необходимо налаживать быт не только для жертв стихии, но и для самих сотрудников гуманитарных служб.
Требуется огромный профессионализм, чтобы в таких условиях восстановить административное управление, работу транспорта, связи, предоставить всем нуждающимся медицинскую помощь. Но Институт Центральной Азии – маленькая некоммерческая организация с бюджетом менее миллиона долларов в год, построившая около пятидесяти школ, – не сможет выполнить такую миссию. Невозможно переквалифицироваться в спасателей за одну ночь, да это и вообще бессмысленно. Мы не умеем оказывать экстренную помощь пострадавшим в такого рода катаклизмах, а кроме того, наши люди и финансовые ресурсы и так полностью задействованы в Афганистане. ИЦА просто не справится с новой и столь глобальной задачей.
С другой стороны, я прекрасно понимал масштабы бедствия и осознавал, что значительная часть северо-восточных территорий Пакистана оказалась отрезанной от внешнего мира. Гуманитарные грузы, вероятно, туда почти не поступали. Жители этих мест в буквальном смысле стали нашей типичной целевой аудиторией – обитателями «края света».
Наконец, 10 октября позвонил Сарфраз. К тому времени он уже находился в пострадавшем от землетрясения районе.
Сарфраз почувствовал подземные толчки, когда находился у себя дома в Зуудхане. Он сразу понял, что произошло, и засобирался в дорогу. Более сорока восьми часов ушло у него на то, чтобы добраться до Исламабада. Затем он направился на восток, ловя то попутную фуру, то микроавтобус, то внедорожник, а иногда и пробираясь пешком по дорогам, перекрытым оползнями.
Услышав в трубке его голос, я забросал его тысячей вопросов. Но он сказал, что все подробности доложит потом, через несколько дней. Для начала, как он объяснил, надо бы добраться до самых удаленных районов, пострадавших от стихии. Он разведает ситуацию, а потом расскажет все мне. И тогда мы вместе решим, чем здесь может помочь Институт Центральной Азии. Сарфраз хотел разузнать, в каком состоянии находятся местные школы. Больше всего нам на тот момент необходима была объективная информация.
Вначале он направился в Балакот, городок у восточных рубежей пакистанской Северо-западной пограничной провинции. Его взору открылась жуткая картина. В некоторых местах вдоль дороги рядами лежали трупы в ожидании родственников и знакомых, которые опознают эти тела и займутся похоронами. В других местах мертвых уже закапывали, но так как не хватало лопат и мотыг, людям приходилось рыть могилы деревянными палками, досками или просто руками. В одном месте он заметил женщину, сидящую возле руин школы, где учились две ее дочери. Обломки здания уже сгреб в сторону бульдозер, и теперь участок, на котором оно стояло, прочесывали собаки, натасканные на поиск тел.
Останки девочек так и не были обнаружены, но убитая горем мать не желала верить, что их уже не найдут, и не хотела уходить. Сарфраз попробовал кое-как утешить ее, но тщетно – она была в отчаянии, не ела, не пила, не спала.
Из Балакота он поехал дальше на север, в долину Кагхан – густонаселенный район, место обитания племени патан. Многие представители этой редко контактировавшей с соседями и известной своей замкнутостью этнической группы были очень недовольны прибытием чужака. На его вопрос о том, не нужна ли помощь, местные жители сурово отвечали: «Зачем ты приехал? У нас для своих не хватает еды и жилья, так что убирайся!»
Наконец Сарфразу удалось познакомиться со стариком по имени Мохаммед Раза, который отнесся к нему благосклонно. Но тот тоже посоветовал покинуть эти места. Во всяком случае, на тот момент это было самым разумным. Раза сказал, что рано или поздно люди придут в себя и займутся восстановлением школ, но сейчас им не до этого. Если Сарфраз наведается через год-два, тогда, возможно, прием будет более теплым.
Поездка в Кагхан привела моего друга к печальным выводам. Если люди так недружелюбно отнеслись к нему, собрату-пакистанцу, то как же они отреагируют на прибытие американца, сотрудника иностранной организации, такой как ИЦА? Вернувшись в Исламабад, он поделился со мной своими опасениями. И поставил непростой вопрос.
Если наладить работу в долине Кагхан не удастся, не стоит ли нам попробовать разведать ситуацию в еще более удаленных деревнях прямо вдоль границы Индии и Пакистана? В эти места люди «из внешнего мира» не проникали годами. Иными словами, стоит ли нам забираться в самое сердце спорных территорий, которыми формально управляют пакистанские власти?
Мы оба глубоко вздохнули и крепко задумались.
* * *
Территория Кашмира нестабильна не только в геологическом, но и в политическом смысле. Здесь тесно переплелись интересы двух государств, и распутать этот многолетний и чрезвычайно запутанный клубок противоречий, пожалуй, не легче, чем уладить палестино-израильский конфликт. Кашмирское противостояние имеет точную дату рождения – 15 августа 1947 года, когда бывшая британская колония распалась на два отдельных государства – Индию и Пакистан.
Разделение Индийской империи привело к одной из величайших в мировой истории миграций – в нее оказались вовлечены двадцать пять миллионов человек. Индуисты и сикхи перемещались на юг, в то время как мусульмане со всего полуострова Индостан – на север, в Пакистан.
Это великое переселение народов не было гладким и спокойным; произошло множество жестоких столкновений, а нередко случалась и откровенная резня: среди гражданского населения насчитывалось около миллиона жертв, убитых в ходе этих беспорядков. Еще одним предметом раздора стал вопрос о подчинении одного из индийских штатов, самого северного княжества – Джамму и Кашмира. Там жили в основном мусульмане, но правил махараджа-индуист Хари Сингх, прадед которого выкупил Кашмир у англичан в 1846 году за 7,5 миллиона рупий, то есть примерно по 5 рупий за человека – столько приблизительно стоит чашка чая в индийской придорожной забегаловке.
Через два месяца после разделения государств Пакистан ввел войска в Кашмир, нарушив безмятежный покой Харри Сингха: тот интересовался в основном игрой в поло и ночными празднествами, где шампанское текло рекой. Ранним утром 26 октября раджа бежал из своих владений, прихватив драгоценности, коллекцию ружей марки Webly & Scott и любимую собаку Тарзана. Тем временем индийское правительство мобилизовало чуть ли не всю пассажирскую авиацию страны, чтобы перебросить три сотни солдат-сикхов в столицу Кашмира Шринагар.
Когда отгремели первые бои, в руках Индии оказались две трети территории Кашмира, включая Джамму, буддийский район Ладакх и главную жемчужину – легендарную Кашмирскую долину. Пакистан контролировал область Гилгита и Балтистан, а также полосу на юго-западе, которую Индия сейчас называет «оккупированной Пакистаном», а пакистанские власти именуют «Азад (Свободный) Кашмир». На карте видно, что этот «рукав» местами сужается до каких-то 25 километров. По форме он похож на Ваханский коридор, только вытянут с севера на юг. Демаркационная линия проходит ровно вдоль позиций противоборствующих сторон в том виде, в каком они были к моменту достижения договоренности о прекращении огня в январе 1949 года. Эта граница длиной в 700 с лишним километров, начинающаяся возле индийского города Джамму и тянущаяся по диагонали на северо-восток в сторону Китая, известна как Контрольная линия.
В 1965 и в 1971 годах снова вспыхивали конфликты из-за власти над Кашмиром. И оба раза Пакистан проигрывал войну за эти земли. Затем летом 1989 в этой области начались внутренние беспорядки: рядовые кашмирцы выступили за независимость и от Индии, и от Пакистана. Через несколько месяцев восстание переросло в кровопролитную партизанскую войну, которую около шестидесяти не связанных между собой исламистских группировок вели против полумиллионной индийской регулярной армии. В результате погибло более тридцати шести тысяч человек. Зверствовали обе стороны: индийцы сажали в тюрьмы, пытали и убивали мирных жителей, а исламские боевики, прошедшие подготовку в Пакистане, совершали частые вылазки против солдат противника, а также убивали гражданских лиц-индуистов – судей, поэтов, работников социальной сферы. Проведенные годом позже первые успешные испытания пакистанского ядерного оружия осложнили и без того напряженную ситуацию.
Так отношения между двумя странами то обострялись, то на время улаживались, пока в апреле 1999 года восемьсот спонсируемых Пакистаном боевиков неожиданно для Индии не перешли Контрольную линию. Они укрепились на горном хребте высотой более чем в 5000 метров неподалеку от городов Каргил и Драс в индийской части Кашмира и начали обстреливать стратегически важную для военных дорогу, соединяющую Шринагар и Лех. Индия ответила на провокацию немедленным возобновлением полномасштабных боевых действий. К началу мая вдоль стошестидесятикилометрового участка границы шли ожесточенные сражения. К 4 июля действия индийских военных и давление со стороны администрации Клинтона заставили пакистанского премьера Наваза Шарифа «снизить обороты» и приостановить агрессию. А ведь обе стороны в тот момент, как говорят, уже нацелили друг на друга ядерные боеголовки. Не зря президент Клинтон назвал тогда Кашмир «самым опасным местом на планете».
