Вышинский. На предварительном следствии вы показывали правду или неправду?
Рыков. Конечно, я показывал правду.
Вышинский. У меня к подсудимому Рыкову вопросов больше нет.
Председательствующий. Подсудимый Рыков, в ваших показаниях о работе организации правых в Белоруссии вы отметили, что фактически ваша организация правых в Белоруссии превратилась в экспозитуру польского генерального штаба. Это правильно?
Рыков. Да.
Председательствующий. Вы в своих показаниях отметили: «наши директивы совпадали с директивами польского генерального штаба». Здесь надо понимать директивы центра — Бухарина, Рыкова, Томского?
Рыков. Когда я это писал, я преследовал цель охарактеризовать окончательные политические результаты.
Председательствующий. Результат таков, что ваши организации в Белоруссии превратились в экспозитуру польского генерального штаба.
Рыков. Это есть формулировка политического результата, а не определеннейших организационных отношений.
Председательствующий. Ваши организации правых в Белоруссии развертывали вредительскую работу в сельском хозяйстве, в строительстве дорог по заданию польского генерального штаба?
Рыков. Мне известны два случая со слов Голодеда — это относительно конского поголовья и второе — относительно коров.
Председательствующий. Почему понадобилось польской разведке давать задания — проводить вредительскую работу в строительстве дорог?
Рыков. Это, очевидно, для затруднения продвижения наших войск на защиту границ Советского государства.
Председательствующий. Факт это или нет, что организация правых на территории Западной Белоруссии насаждала провокаторов в зарубежные коммунистические организации?
Рыков. Это верно.
Председательствующий. Если вы заявили, что организация правых на территории Белоруссии была, как вы выражаетесь, экспозитурой польского генерального штаба, то что можно сказать об организации правых на территории Украины? Чьей она была экспозитурой или органом какого генерального штаба?
Рыков. Я не знаю точно отношений там. Я не имел об этом подробных разговоров. Но, по-моему, там должно быть положение, аналогичное тому, что было в Белоруссии, то есть — экспозитура немецко-польского фашизма.
Председательствующий. Таким образом, ваша организация на территории Украины была фактически организацией германского и польского фашизма?
Рыков. Да.
Председательствующий. Ваша организация правых на территории Северного края была агентурой разведывательных органов также одного из иностранных государств?
(Рыков молчит).
Вы слышали показания Иванова?
Рыков. Относительно его шпионской работы?
Председательствующий. Да, и относительно возможных уступок леса и лесопильных заводов английским капиталистам?
Рыков. Это я слыхал.
Председательствующий. Вы с этим согласны? Так это было? По крайней мере, такие планы от вашего центра Иванов имел?
Рыков. Я об этом не знал и таких директив не давал, по крайней мере...
Председательствующий. Скажите, подсудимый Рыков, когда вы давали показания о работе организации правых на Северном Кавказе, вы упоминали, что вы имели дело с белогвардейской организацией казачества?
Рыков. Я здесь упустил показать о казачьей организации правых, которая была там создана. Приступили к ее созданию в период 1930-31 годов. В дальнейшем об организации работы в казацкой организации меня информировал Пивоваров.
Она окончательно оформилась приблизительно в 1934 году, когда она возглавлялась Лариным...
Председательствующий. Меня интересует характер связей этой организации.
Рыков. Из всех правых организаций это едва ли не самая крайняя правая. Туда входили, кроме казаков, реэмигранты, которые, как говорил Пивоваров, сохранили связи с оставшимися за границей остатками казацких армий и в своей работе получали помощь от этих казацких белых армий. Через них и с ними были разговоры о том, что если дойдет до восстания в Средней Азии, то эти самые остатки казачьих организаций за границей обещали даже помощь при помощи десанта. Вот что я знал от Пивоварова относительно казачьих организаций.
Председательствующий. А десант предполагался в каком составе, белоэмигрантский?
Рыков. Я сказал — остатки казачьих белых армий за границей.
Вышинский. У меня, если позволите, два вопроса в связи с показаниями обвиняемого Рыкова к Крестинскому.
Обвиняемый Крестинский, скажите пожалуйста, что вам известно об участии группы Тухачевского в «право-троцкистском блоке»?
Крестинский. Мне об участии Тухачевского известно следующее. Когда я в октябре 1933 года виделся с Троцким в Меране, он обратил мое внимание на то, что, ориентируясь на государственный переворот, мы ни в коем случае не должны опираться только на свои троцкистские силы, потому что они недостаточны для этого, а что нужно договориться и с правыми, и с военными. Он обратил особое внимание на Тухачевского, человека авантюристического, претендующего на то, чтобы занять первое место в армии, и который, вероятно, пойдет на многое. Он просил меня передать об этом Пятакову и переговорить самому с Тухачевским.
Вышинский. Вам пришлось разговаривать с Тухачевским?
Крестинский. Я разговаривал с ним в начале 1934 года уже после того, как с ним говорил Пятаков. Я передал ему о своем разговоре с Троцким. Тухачевский сказал, что он принципиально относится вообще положительно не только к объединению сил, но и к постановке перед собой этой задачи. В дальнейшем мне приходилось несколько раз разговаривать с Тухачевским на эти темы. Это было во второй половине 1935 года, в 1936 и 1937 годах.
В одном из разговоров в 1935 году он назвал мне несколько человек, на которых он, между прочим, опирается. Он назвал Якира, Уборевича, Корка и Эйдемана. Затем, в другом разговоре, очень существенном разговоре, который происходил на Чрезвычайном VIII Съезде Советов, Тухачевский поставил передо мной вопрос о необходимости ускорения переворота. Дело заключалось в том, что переворот увязывался с нашей пораженческой ориентацией и приурочивался к началу войны, к нападению Германии на Советский Союз, и поскольку это нападение откладывалось, постольку откладывалось и практическое осуществление переворота. В этот период начался постепенный разгром контрреволюционных сил. Были арестованы Пятаков и Радек, начался арест троцкистов, и Тухачевский начал бояться, что если дело будет оттягиваться, то оно вообще сорвется. Поэтому он поставил вопрос об ускорении контрреволюционного выступления.
Вышинский. Подсудимый Розенгольц, вы в этой части подтверждаете показания Крестинского?
Розенгольц. Да, подтверждаю.
Вышинский. Вам приходилось разговаривать с Тухачевским и Крестинским?
Розенгольц. У меня был в конце марта 1937 года разговор с Крестинским по вопросу об ускорении организации переворота.
Вышинский. Подробно вы будете об этом говорить тогда, когда вас будут допрашивать. Больше у меня к вам вопросов сейчас нет.
_____
На этом вечернее заседание заканчивается, и Председательствующий объявляет перерыв до 11 часов 4 марта.
Утреннее заседание 4 марта
Председательствующий. Подсудимый Шарангович, вы подтверждаете ваши показания, данные на предварительном следствии?
Шарангович. Полностью подтверждаю. Позвольте мне рассказать все последовательно. Изменником родины я стал в августе 1921 года и был им до ареста. В августе 1921 года после заключения мира с Польшей, я возвращался из польской тюрьмы в порядке обмена, как заложник, с группой осужденных. Я остановился в Варшаве. В Варшаве нас вызывали поочередно в советское посольство, чтобы выяснить лицо каждого из нас. В советском посольстве работал тогда некто Вноровский. Этот Вноровский заявил мне, что поляки не хотят меня выпускать и что они смогут это сделать только в том случае, если я дам согласие работать в польской разведке. Я это согласие дал, и после этого польской разведкой и был переброшен в Советский Союз. По прибытии в Минск этим же Вноровским я был связан с ответственным резидентом польской разведки Богуцким, который занимал тогда ответственный пост в Белоруссии. Богуцкий уехал из Белоруссии в 1923 году и перед отъездом связал меня с ответственным польским резидентом, занимавшим тогда в Белоруссии тоже довольно ответственное положение, — Славинским.
