Слабая техника пилотирования – отличавшая, как видим, многих советских летчиков-истребителей до конца войны, – частично объясняет нам и разницу в величине боевых счетов немецких и советских пилотов. Достаточно вернуться к явлению, которое отмечал в июне 1944-го Д.Б.Глинка. Не сумев удержаться на боевом развороте за своим ведущим и оторвавшись от него, продолжал Дмитрий Борисович, молодые летчики «теряют ориентировку и часто становятся добычей противника»188. В самом деле, немецкие истребители в первую очередь стремились атаковать одиночные, оторвавшиеся от своей группы самолеты – ведь эти машины никто не прикрывал! 58% советских летчиков-истребителей, погибших или пропавших без вести в воздушном сражении в районе Ясс 30 мая – 8 июня 1944 г., были сбиты именно в результате отрыва от группы...189
Заметим, что неопытный пилот, оторвавшись от своих, мог тем скорее стать жертвой атаки, что сосредоточивал все свое внимание на восстановлении ориентировки – и забывал об осмотрительности, о необходимости непрерывно следить за воздушной обстановкой. Слабая техника пилотирования вообще не способствовала развитию у летчиков осмотрительности в воздухе: ведь неуверенно владеющий машиной пилот поневоле сосредоточивает все свое внимание на управлении самолетом. «Некоторые русские летчики даже не смотрели по сторонам и редко когда оглядывались, – вспоминал второй по официальной результативности ас люфтваффе – Г.Баркхорн из II группы 52-й истребительной эскадры. – Я сбил много таких, которые даже не подозревали о моем присутствии»190. Как это происходило, можно видеть, например, из рассказа Ф.Ф.Архипенко о том, как в один из весенних дней 1942 г. шестерка Bf109 блокировала аэродром Старый Оскол, над которым барражировала четверка Як-1. «Один отваливает, – вспоминал Архипенко, служивший тогда в соседнем 17-м истребительном авиаполку ВВС Юго-Западного фронта, – делает маневр, заходит в хвост последнему из «яков», сбивает один, другой, третий самолет»191. Ни один из летчиков Як-1 не заметил, как видим, не только приближения врага, но и атак на соседние самолеты! 10—15% летчиков-истребителей 5-й воздушной армии 2-го Украинского фронта, погибших или пропавших без вести в воздушном сражении над Яссами 30 мая – 8 июня 1944 г., пали жертвами именно плохой осмотрительности в воздухе192. «Страдала», как мы видели, в те же самые дни осмотрительность и у молодого пополнения 900-го истребительного авиаполка – готовившегося участвовать в Белорусской стратегической операции. А В.Липферт из II группы 52-й истребительной эскадры люфтваффе даже в январе 1945-го, атакуя патрулировавшие над плацдармом на словацкой реке Грон «ястребки» все той же 5-й воздушной армии 2-го Украинского фронта, мог засвидетельствовать, что «в большинстве случаев русский не замечал того, что происходило, пока для него не наступало время воспользоваться своим парашютом»193.
Понятно, что увеличению боевых счетов советских летчиков-истребителей не способствовала и слабая стрелковая подготовка, получавшаяся ими даже в 1944-м. Указания немцев на то, что советские истребители в 1944—1945 гг. часто открывали огонь «даже когда в прицеле не наблюдали ни одной цели»194, могут свидетельствовать именно о недостаточной стрелковой выучке молодого пополнения – в июне 44-го отмечавшейся, как мы видели, и Б.Б.Глинкой. В.Липферт, воевавший во II группе 52-й и I группе 53-й истребительной эскадры «Пик Ас» с декабря 1942 г. до конца войны, в своих воспоминаниях не скупился на высокие оценки пилотажного мастерства многих советских летчиков, сходившихся с ним в маневренных боях, но умению их выбирать оптимальную дистанцию стрельбы и правильно рассчитывать упреждение он такой оценки дать не мог: «Практически все русские пилоты, которых я встречал, в такой ситуации начинали стрелять и тратили свои боеприпасы впустую»195. А вот провоевавший всю войну в 122-м истребительном авиаполку В.В.Рыбалко не только свидетельствует, что «стреляли все немецкие летчики хорошо», но и отнюдь не оговаривает, что эта оценка относится лишь к первой половине войны! Еще более определенно стрелковая выучка летчиков-истребителей люфтваффе во второй половине Великой Отечественной предстает в оценке К.Г.Звонарева (начавшего, напомним, воевать лишь летом 1943-го): «Стреляли хорошо»...196
Вообще, складывается впечатление, что «достойным противником» для немцев «средний советский летчик» в конце войны стал не столько благодаря улучшению подготовки вновь направляемых на фронт пилотов, сколько благодаря тому, что в 1944—1945 гг. стало гораздо больше, чем раньше, шансов уцелеть у тех пилотов, которые начали воевать до 44-го и которые, соответственно, уже успели к этому времени набраться опыта. С одной стороны, эти шансы увеличивало достигнутое к 44-му громадное количественное превосходство советской истребительной авиации – в сочетании с обыкновением немцев набрасываться в первую очередь на неопытных пилотов. С другой – то, что в 44-м резко понизился (и стал не лучше, а может быть, даже хуже, чем у советского) уровень выучки молодого немецкого пополнения: для того чтобы дать ему столько же часов налета, сколько давали раньше, у немцев уже не хватало бензина. Летом 1944 г. в 9-й, например, отряд III группы 52-й истребительной эскадры люфтваффе приходило, по свидетельству его тогдашнего командира Э.Хартманна, «множество молодых пилотов, имевших налет менее 60 часов, причем на Ме-109 они летали менее 20 часов. Им приходилось совершать боевые вылеты, имея только основную подготовку»...197 В результате у уцелевших к 44-му советских летчиков-истребителей – даже и у начавших воевать только в 43-м, – стало гораздо больше, чем раньше, шансов продолжать набираться опыта и совершенствовать свое боевое мастерство. За счет этого увеличения прослойки опытных воздушных бойцов и повысился, как представляется, в 1944—1945 гг. средний уровень подготовки советских летчиков-истребителей...
Заслуживает внимания и мнение немецких экспертов, согласно которому подготовке в СССР полноценных летчиков-истребителей мешала сама атмосфера советской жизни 30-х – 40-х гг. с ее культом коллективизма и пренебрежением к человеческой индивидуальности. «У человека, привыкшего думать и действовать как все, – отмечал, например, В.Швабедиссен, – отсутствует гибкость ума, крайне необходимая для настоящего воздушного бойца»198. В самом деле, воздушный бой с его мгновенными изменениями обстановки то и дело требует от летчика-истребителя принимать – причем в считаные секунды, а то и доли секунды! – самостоятельные решения, многие из которых не предусматриваются никакими уставами и наставлениями. А указания на «отсутствие творческого мышления», «инертность», «недостаток инициативы» и «склонность к коллективным действиям» как на черты, присущие пилотам советской истребительной авиации вплоть до 45-го, у немецких авиационных командиров-фронтовиков являются общим местом...199 Еще в 43-м «способность русских пилотов грамотно действовать в групповом бою чрезмерно зависела от командира, подготовка и храбрость которого определяли весь рисунок, характер и результат воздушного сражения»; то же отмечали немцы и в 1944—1945 гг.200.
5. САМОЛЕТЫ СОВЕТСКОЙ И НЕМЕЦКОЙ ИСТРЕБИТЕЛЬНОЙ АВИАЦИИ
Наконец, меньшую эффективность советской истребительной авиации определяло то обстоятельство, что ее материальная часть была, как правило, менее совершенна, чем немецкая.
Прежде, чем перейти к анализу этого аспекта проблемы, напомним, что советские ВВС применяли на фронте практически исключительно одномоторные истребители. На двухмоторных Пе-3 и Пе-3 бис воевал лишь один из сотен истребительных авиаполков – 95-й, с сентября 1941 г. по март 1942-го входивший в состав 6-го истребительного корпуса ПВО, а затем – в состав ВВС Северного флота. Абсолютное большинство самолетов истребительной авиации люфтваффе, сражавшихся на советско-германском фронте, также были одномоторными. Двухмоторные «Мессершмитт Bf110» и «Юнкерс Ju88» (в модификации ночного истребителя) использовались в ограниченных количествах; кроме того, Bf110 выполняли функции не столько истребителей, сколько бомбардировщиков и штурмовиков. Поэтому ниже мы будем говорить исключительно об одномоторных машинах.
Оснащенность средствами связи
Прежде всего укажем, что вплоть до конца 1942 г. абсолютное большинство машин советской истребительной авиации было в принципе не приспособлено к воздушным боям Второй мировой войны, ибо не располагало радиосвязью. Управлять своими подчиненными в воздухе абсолютное большинство командиров групп могло лишь эволюциями своего самолета (покачивая крыльями и т.п.), жестикуляцией или по принципу «делай, как я». И в том, и в другом, и в третьем случае подчиненные должны были хорошо видеть машину командира, т.е. держаться в непосредственной близости от него. А это фактически исключало возможность применения единственно эффективной для того времени тактики группового боя – основанной на взаимодействии самолетов в паре, пар, четверок и т.д. Ведь эти самолеты, пары, четверки и т.д. должны были находиться на значительном расстоянии друг от друга, чтобы иметь возможность сражаться на больших скоростях, позволявших, в свою очередь, сохранять инициативу в бою. Не зря директива командующего ВВС Красной Армии от 7 июля 1943 г. требовала «в истребительных частях радио считать таким же оружием, как пушка и крупнокалиберный пулемет!201
