— С этими свиньями парень, возможно, и прав, — говорит имам Халил Юсуф, когда я пересказываю ему свои беседы с людьми. — Упадок культуры… Пожалуй, что-то в этом есть… Мусульманам не нравится, что вы всегда правы. Ваша культура, ваша демократия, ваши идеи всегда лучшие. В стране с такими богатыми традициями, как наша, это не может нравиться. В Польше еще обезьяны скакали по деревьям, когда между Тигром и Евфратом возникла цивилизация. Обе эти реки текут через Турцию. Вы должны это уважать.
— Ходжа, у нас не было обезьян…
— Витольд, ты меня раздражаешь. Иди уже.
Доктор Хатидже Озтюрк, социолог, говорит:
— Турок — это удивительная смесь гордости за свое прошлое и современных комплексов. Мы все гордимся тем, что когда-то были великой державой. Сегодня поводов для гордости у нас гораздо меньше. Да, мы победили на Евровидении. В футбол неплохо играем. Но времена, когда армия султана осаждала Вену, давно прошли.
Однако вы должны понимать, что покупатели байбайбушей — люди специфические. Именно поэтому вам так часто попадались религиозные турки. Поэтому они так остро критиковали Запад. В Турции сотни тысяч вполне успешно живут “по-западному”. Я и себя считаю одной из них. Но признаюсь: скажи вы хоть слово против турецкой кухни или Ататюрка, я бы обиделась насмерть.
Через три месяца после визита Буша в Ирак Стамбул посетил Барак Обама. Через час после его отъезда в мэрии города Малатья раздался телефонный звонок.
— Ахмет, ты новости смотрел?
— Нет, а что?
— Обама съел абрикос. На базаре попробовал.
— И что с того?
— Ахмет, ради Аллаха. Это же был ТВОЙ абрикос!
Малатья — самый крупный производитель абрикосов в мире. В тот же день в мэрии была создана специальная комиссия. Два дня спустя студенты представили проекты плаката. Через неделю в газетах появилась фотография Обамы, окруженного абрикосами из Малатьи. “Он знает, чтó хорошо”, — гласил наспех придуманный лозунг.
— С одной стороны, мы вас ненавидим. С другой — ваше одобрение для нас бесценно, — улыбается доктор Озтюрк.
Наш премьер — исламист и опасный для страны бандит. От него нужно избавиться, и поскорее, говорят те, кто оккупировал[40] парк Гези.
— Вранье! Он гений, посланный нам небесами! — говорят те, кто в парк не пошел.
Я взял спальник, туристический коврик и термос. И отправился побеседовать с теми и другими. Что их объединяет? Что разделяет? И что даст им эта оккупация?
Парк Гези прилепился к четырехполосной дороге, посредине фонтан, по углам несколько роскошных отелей. Стамбульские власти — и турецкое правительство — хотят вырубить деревья и построить на месте парка торговый центр наподобие османских казарм. Вот почему в конце мая 2013 года турецкая молодежь провела здесь акцию протеста, участников которой жестоко разогнала полиция.
В ответ в парк пришли тысячи молодых турок, поставили палатки и начали оккупацию. Демонстрация в защиту парка быстро переросла в акцию протеста против правительства, которое, по мнению митингующих, не прислушивается к гражданам страны, проводит исламизацию Турции и берет все более авторитарный курс. Демонстрантов несколько раз разгоняла полиция, турецкий премьер обзывал их сбродом и вандалами, но они все равно возвращались в парк.
Владельцы пятизвездочных отелей были в отчаянии: почти месяц они терпели значительные убытки. После первых акций протеста у состоятельных гостей отелей появилась возможность заказать защитные маски от газа — газ, распыляемый полицией, проникал в роскошные номера.
Состоятельные гости приехали сюда по делам или на стамбульский shopping month — месяц покупок. Ожидались огромные скидки и круглосуточно открытые магазины. Вместо этого — уличные беспорядки и газ, раздражающий нос, горло, бронхи и глаза. Почувствовав запах газа, гости поднимались на террасы своих отелей. Оттуда было прекрасно видно:
1) собравшихся в парке молодых взбунтовавшихся турок с длинными волосами, вернувшимися в моду усами, гитарами и плакатами с перечеркнутой физиономией премьера Реджепа Тайипа Эрдогана;
2) турок постарше, с большими животами, в дешевых и дорогих костюмах, с сигаретой в одной руке и мусульманскими четками в другой, сосредоточенных и нервно расхаживающих вокруг парка.
— Турция поделена ровно пополам, на два племени, — говорит, глядя на пузатых, Зубейде Топбас, студентка социологического факультета, оккупирующая парк Гези в красной палатке. Мы сидим в ее палатке на туристических ковриках, а неподалеку кто-то наигрывает на багламе песни времен революции Ататюрка.
Зубейде двадцать четыре года, у нее черные волосы и смуглая кожа, в парк она пришла лишь на третий день протестов:
— Поначалу я не верила, что из этого что-то выйдет. Мои знакомые годами повторяют, что сыты правящей партией по горло. Это я слышала, когда депутаты АКР — Партии справедливости и развития — хотели ввести уголовное наказание за супружескую измену. Потом — когда они запрещали теорию эволюции. Когда обязывали девочек носить платки в школах. Я думала, на этот раз тоже все ограничится болтовней. Потому что раньше любая дискуссия заканчивалась тем, что это, мол, они добились экономического роста, они добиваются для Турции членства в Евросоюзе. А то, что заодно много говорят об исламе? Что ж, видимо, в этой стране иначе быть не может.
И лишь увидев на Би-Би-Си (турецкие СМИ поначалу даже не упоминали о протестах), что на самом деле происходит в парке, прилегающем к главной стамбульской площади Таксим, Зубейде собрала рюкзак, отыскала колышки от старой палатки и отправилась с подружкой оккупировать Гези. В первый же день она выложила в “Фейсбук” фотографию себя и подруги в палатке и добавила тэг: #occupygezi. Еще ни разу ее фотографии не собирали столько лайков — пятьсот за несколько минут.
— Лайкали люди, которых я вообще не знала, я даже не представляла, что такое возможно. Есть над чем задуматься, — говорит Зубейде. — Эмоции зашкаливают. Самое ужасное сейчас то, что наши политики не сглаживают различия между турками, а, наоборот, сознательно их подчеркивают. Я уверена, что Эрдоган цинично использовал нашу акцию протеста, чтобы выиграть выборы в органы местного самоуправления в будущем году. Чтобы консолидировать своих избирателей, которых все же гораздо больше, чем людей думающих, таких, как мы. Точь-в-точь как Путин, который в девяностые годы выиграл выборы в России, ударив по чеченцам. У нас нет чеченцев, у нас есть курды, там в последнее время все спокойно, но повод натравить одних турок на других всегда найдется. Неверующих на верующих. Либералов на социалистов. Богатых на бедных.
— Тогда в чем смысл этой акции протеста, если, по-твоему, она и так на руку власти?
— А какой у нас выход? — Зубейде крутит прядь волос. — Снова покорно кивать? Делать вид, что ничего не произошло? Что он может безнаказанно построить мечеть в самом сердце светского государства?
— Он говорил об этой мечети в преддверии последних выборов. И выиграл.
— У нас и так в сто раз больше мечетей, чем школ или больниц. Культура в упадке, на театр нет денег. Но на строительство мечети всегда найдется. Хочешь сделать карьеру на госслужбе — отправляйся на пятничный намаз. Лучше в рабочее время, чтобы начальство видело. Так что извини, но об очередной мечети и речи быть не может.
— А мне мечеть вообще не мешает. Стояла бы себе возле парка Гези. Вот только не понимаю, чего Тайип прицепился к нашему парку, — у Тайфуна тоненький голосок, почти фальцет, и он так карикатурно сгибает руку в запястье, что я никак не пойму, подчеркивает ли он этим свою сексуальную ориентацию или же, наоборот, насмехается над геями. Мы сидим у стойки одной из организаций, защищающей права сексуальных меньшинств. В парке у нее два столика, за которыми, например, можно побеседовать с транссексуалом. Они раздают презервативы и… бутерброды с сыром.
— У Тайипа такая попка! А когда он злится, он такой сексуальный… — мечтательно улыбается Тайфун, словно забыв, что говорит о консервативном премьер-министре своей страны, которому в последнюю очередь хотелось бы услышать комплимент из уст гея. — Я тебе кое-что расскажу по секрету, — он наклоняется к моему уху. — Тайип ликвидирует парк Гези из-за меня.
— Как это?
— Ну, из-за меня и моих друзей. Мы приходим сюда перепихнуться, — Тайфун смеется, а я пользуюсь паузой, чтобы получше его рассмотреть. На вид ему лет сорок, на нем обтягивающие джинсы, футболка с радужным флагом и ремень с шипами, грудь у него бритая. — Сюда приходят красивые парни со всего города. И еще шлюхи — парни, которые занимаются проституцией. И трансвеститы. Парк Гези славится этим на всю Турцию. Тайипчик знает, ведь он вырос неподалеку, — говорит Тайфун и показывает рукой в сторону района Касымпаша, где действительно прошло детство турецкого премьера.
