В дальнейшем у них родилось еще пятеро детей. Второй сын, Александр, в 1870 году умер младенцем, не прожив и двух лет, и это горе – второе в жизни Марии Федоровны, – конечно, тяжело отозвалось на ней. Родившийся в следующем году Георгий (Жоржи) рос не очень здоровым и в 19-летнем возрасте заболел страшной по тем временам болезнью – туберкулезом легких. Вскоре после этого врачи заявили, что Георгий имеет шанс выжить только в особых климатических условиях. Специально для великого князя высоко в горах, в селе Абастуман (на территории современной Грузии), был построен небольшой дворец, где он почти безвыездно жил до своей смерти в 1899 году. Через несколько лет после Георгия в семье родилась первая дочь – любимица матери Ксения, в 1878 году – младший сын Михаил, еще спустя четыре года, уже после воцарения Александра III, – самая младшая – Ольга.
Отношения со свекром и свекровью у цесаревны складывались великолепно. Александр II относился к невестке с нескрываемой симпатией, несколько сглаживавшей росшее год от года охлаждение в отношениях со старшим сыном. Дело в том, что цесаревич и его ближайшее окружение превратились к началу 1870-х годов в своеобразный оппозиционный политический кружок. Нет, ни о какой явной критике Царя-освободителя и его деяний, конечно, не могло быть и речи. Но нескрываемое внимание ко всему русскому, противопоставление национальных чувств и устремлений космополитизму двора и аристократии не могли не выглядеть демонстрацией. Стойкую неприязнь цесаревич испытывал к Германии (особенно – к Пруссии) и находил в этом полное понимание жены. К Пруссии, отторгнувшей после войны 1864 года у родной ей Дании часть территории – Шлезвиг и Гольштейн (правда, населенные в основном немцами), та испытывала устойчивую нелюбовь. Напротив, император буквально обожал своего родственника, прусского короля и германского императора Вильгельма.
Была еще одна проблема, крайне осложнявшая взаимоотношения отца и сына. Последние полтора десятилетия перед смертью Александр II вел настоящую двойную жизнь. Страсть к молодой княжне Екатерине Долгоруковой привела к тому, что у императора появилась вторая семья, а после смерти законной жены в 1880 году он, едва выждав минимальный срок траура и не обращая внимания на негодование родни, женился на своей возлюбленной. Брак был морганатическим, и это означало, что новая жена и ее потомство не могут претендовать на трон, но и без того натянутые отношения цесаревича с отцом оказались обострены до предела. К тому же по столице стали курсировать слухи, что император собирается короновать «Катю». Все это время Мария Федоровна, оставаясь на стороне мужа и разделяя его чувства, играла роль своеобразного «буфера», пытаясь, насколько возможно, сглаживать и смягчать конфликты.
В еще большей степени напряжение в семье росло и из-за настоящей «охоты», которую в конце 1870-х годов развернули на русского монарха террористы-народовольцы. Несколько дерзких покушений закончились для них неудачно. Настоящая же катастрофа разразилась 1 марта 1881 года. Смертельно раненный бомбой Игнатия Гриневицкого, Александр II через несколько часов скончался. Боль, тревога, негодование и чувство тяжелейшей ответственности сопровождали первые месяцы жизни Александра III и Марии Федоровны в новом качестве. Но постепенно все улеглось, и в 1883 году в Москве, как никогда торжественно, прошла коронация. Нужно было осваиваться с новыми обязанностями.
Предчувствие счастья
Как ни оценивай тринадцатилетнее царствование Александра III, невозможно отрицать того факта, что в жизни страны это время стало столь же неторопливым и спокойным, как и сам самодержец («период летаргического сна», говорили недруги режима). В другом же, личном, измерении для Александра и Марии это время стало счастьем, которое, казалось, должно длиться вечно. Оно не было беззаботным, но оно было – чего же еще желать? Внешне в их жизни изменилось очень немногое. Император оставался подчеркнуто, до аскетизма, скромным в быту, и в этом не было никакой позы. Они очень тосковали друг без друга, когда приходилось расставаться, поэтому старались делать это как можно реже и, будучи в разлуке, ежедневно писали друг другу. Опубликованная недавно А.Н. Бохановым и Ю.В. Кудриной переписка супругов за это время сохранила нам много трогательных свидетельств их влюбленности, ничуть не растерявшей с годами своей свежести и силы.
Познакомившийся с императрицей на выставке в 1892 году (Мария Федоровна, как и муж, увлекалась живописью) художник А.Н. Бенуа писал: «Одета государыня всегда была очень скромно, без какой-либо модной вычурности, и лишь то, что ее лицо было сильно нарумянено (чего не могла скрыть и черная вуалька), выдавало известное кокетство… Отношения супругов между собой, их взаимное внимание также не содержали в себе ничего царственного. Для всех было очевидно, что оба все еще полны тех же нежных чувств, которыми они возгорелись четверть века назад. Это тоже было очень симпатично».
Об этом – почти безоблачном – периоде жизни Марии Федоровны можно сказать не так уж много. Ее будни были заняты в основном семейными делами, а еще жена императора по традиции много занималась благотворительностью. Ни о каком «политическом влиянии» она и не помышляла. По словам генерала Н.А. Епанчина, «будучи в самых сердечных отношениях с императрицей Марией Федоровной, император Александр III не допускал ее вмешательства не только в государственные дела, но и в служебные, и если бывали с ее стороны хотя бы самые легкие поползновения, он решительно пресекал их». Он очень любил бывать на родине жены, в Дании. «Ему нравилась простая, скромная жизнь, которую вела королевская чета, и его еще более удовлетворяла возможность жить вне стеснений этикета, „по-человечески“, как он говорил, – вспоминал генерал Н.А. Епанчин. – Государь делал большие прогулки пешком, заходил в магазины. Его простота, приветливость снискали ему большую популярность в народе».
Спокойную жизнь не смогла надолго омрачить даже случившаяся в 1888 году железнодорожная катастрофа, в которую попал царский поезд (каким-то чудом в числе погибших и раненых не оказалось никого из членов венценосной семьи). Беспокоил же Марию Федоровну старший сын – цесаревич Николай, влюбившийся в Гессенскую принцессу Алису. Ни императрица, ни Александр III не считали этот брак удачной идеей. Но сын, заручившись поддержкой брата царя Сергея Александровича и его жены великой княгини Елизаветы Федоровны (она была родной сестрой принцессы Алисы), стоял на своем. Неизвестно, чем бы закончилась эта история, если бы внезапно ее не заслонили другие, гораздо более трагические события.
Расставание
В начале 1894 года Александр III неожиданно и тяжело заболел. Врачи поставили диагноз: пневмония. Несколько дней его состояние было почти критическим, и даже когда дело пошло на поправку, тревога за мужа не оставляла Марию Федоровну. Всегда производивший впечатление человека с могучим, даже несокрушимым здоровьем, император буквально на глазах очень сильно сдавал. Ни лейб-медик, добрейший, но не очень способный Густав Иванович Гирш, ни другие врачи, к которым царская семья обратилась за консультацией, не могли установить точной причины резкого ухудшения его здоровья (как выяснилось позже, это была острая сердечная недостаточность). Сам Александр III очень не любил болеть и лечиться и просто игнорировал многие рекомендации медиков. Между тем болезнь развивалась стремительно. В конце сентября царя перевезли на южный берег Крыма, в Ливадию, в надежде на благотворное действие местного климата. Но и это не помогло. Он страшно исхудал, не мог спать и ходить, ужасно мучился от острых болей в груди, сильнейшего отека ног, одышки и слабости. По настоянию Александра III в Ливадию была срочно вызвана Алиса Гессенская – он хотел успеть благословить брак, которого так желал сын.
Мария Федоровна не могла поверить, что надежды уже нет. Произошедшее было таким неожиданным и кошмарным! Она, как могла, крепилась. Все кончилось 20 октября. Многочасовое мучительное угасание мужа Мария Федоровна наблюдала, сидя рядом с ним. В какой-то момент один из врачей обнаружил, что сердце императора не бьется. Близкие потянулись в его комнату. Вот как позже описывал эти секунды граф Сергей Шереметев: «В мыслях промелькнуло: что я увижу? Но увидал то, чего, конечно же, помыслить не мог… Спиною к открытым дверям в креслах сидел государь. Голова его слегка наклонилась влево, и другая голова, наклоненная вправо, касалась его, и эти две головы замерли неподвижно как изваяния. То была императрица. У меня промелькнуло: они оба живы или они оба умерли? Священник медленно и отчетливо читал Евангелие. Мгновенно все вокруг меня зарыдали, и никто не трогался с места». Оказалось, что Мария Федоровна потеряла сознание.
«Я так и не могу привыкнуть к этой страшной реальности, что дорогого и любимого больше нет на этой земле. Это просто кошмар. Повсюду без него – убивающая пустота. Куда бы я ни отправилась, везде мне его ужасно не хватает. Я даже не могу подумать о моей жизни без него. Это больше не жизнь, а постоянное испытание, которое надо стараться выносить, не причитая, отдаваясь милости Бога и прося его помочь нам нести этот тяжелый крест!» Что можно добавить к этим словам императрицы, приводимым в книге ее современного биографа А.Н. Боханова? Конечно, со временем острая боль отступила. Впереди были еще 34 года жизни, и разве могла она предположить тогда, какие испытания еще придется пережить?
