Более того, в кругу венских музыкантов долгое время передавалась следующая история. Будто бы гроб с телом Моцарта отпевали не в храме Св. Стефана, а у входа в Крестовую капеллу, прилегающую к северной недостроенной башне храма. А затем, когда сопровождавшие удалились, гроб с телом внесли внутрь и, прошествовав перед Распятием, вынесли прах великого музыканта уже через другой выход, ведущий прямиком в катакомбы, где хоронили людей, умерших во время эпидемии чумы.
Спустя несколько дней после смерти Моцарта австрийские, а затем европейские газеты запестрели краткими проходными сообщениями о кончине «композитора, известного всей Европе своим редкостным талантом», «достигшего наивысшего мастерства» и так далее.
И только в берлинской «Музыкальной ежедневной газете» от 12 декабря 1791 года прозвучал недвусмысленный намек на криминал: «Моцарт скончался. Он вернулся домой из Праги больным и с той поры слабел, чахнул с каждым днем: полагали, что у него водянка, он умер в Вене в конце прошлой недели. Так как тело его после смерти сильно распухло, предполагают даже, что он был отравлен».
Большинство же современников Моцарта считали однозначно, что он умер естественной смертью от «острой просовидной лихорадки», которую 28 ноября диагностировал его домашний врач Саллаба (случаев такого заболевания больше в Вене не зарегистрировано). Этого диагноза было достаточно, чтобы внушить потомкам главное: великий Моцарт умер естественной смертью. Внушить на время…
Но по прошествии 30 лет то, о чем писалось или говорилось в странах Европы только намеками, стали провозглашать в полный голос. В центре внимания оказался престарелый композитор, придворный капельмейстер Антонио Сальери. Вспомнили все: и то, что итальянский маэстро был соперником, если не врагом Моцарта, вспомнили высказывания последнего о том, что Сальери посягал на его жизнь. А тут еще у Сальери сдают нервы, и он в присутствии свидетелей будто бы признается в убийстве. Бульварная пресса тут же подхватывает и тиражирует новость. Сальери объявляют «душевнобольным».
В это же время, а именно в 1821 году, первый композитор империи Антонио Сальери шлет несколько странную депешу графу Г. Гаугвицу следующего содержания:
«По получении этого письма Вашим превосходительством автор оного уже будет призван Господом Богом. К письму приложен оригинал моего уже Реквиема; как и обещал, преподношу его Вам с единственной просьбой: чтобы исполнили его только в Вашей капелле во спасение моей души…и пока я жил в этом мире…»
Исповедальный тон итальянского маэстро, скорее, подходит самоубийце, нежели человеку, ждущему приближения смерти от прогрессирующего недуга. Сальери пребывал в здравом уме и твердой памяти и плодотворно трудился на музыкальной и педагогической ниве. В 1822 году у него, к примеру, брал уроки Ференц Лист. Учитывая, что депеша должна была идти из Вены в графский замок максимум три дня, то можно предположить, что доза яда, которую он носил с собой целых «осьмнадцать лет», не убила маэстро — он остался жив. В таком случае понятно, почему в 1823 году Сальери использовал бритву, пытаясь перерезать себе горло.
Упомянутый Реквием Сальери писал «для себя», следовательно, замысел самоубийства созрел у него давно, и «помутнения рассудка», как пытались заверить общественность газеты, у него, конечно же, не было. Вот почему все документальные источники связывают попытку придворного капельмейстера свести счеты с жизнью, как косвенное подтверждение причастности его к таинственной гибели Моцарта.
Свет на эту тайну пролил в свое время и венский музыкант Иосиф Маркс, поведавший свидетельство известного австрийского историка музыки профессора Гвидо Адлера (1855— 1941). При изучении церковной музыки в одном венском архиве последний нашел запись исповеди (наличие таковой вполне возможно, потому как истории известны факты записи исповедей прихожан) Сальери. В документе содержались детали того, где и при каких обстоятельствах Моцарту давали медленно действующий яд. Адлер дотошно сверил по годам фактические данные записей и пришел к заключению, что исповедь Сальери совсем не «горячечный бред умирающего», как пытались представить дело его сторонники.
Понятно, что апеллировать к вышеназванной «исповеди Сальери» у нас нет ни морального, ни юридического права. На то она и существует — тайна исповеди.
Что перед нами — рок или судьба? Потому ли умер Моцарт, что создал «Волшебную флейту» или, работая над оперой, знал, что погибнет?
Геннадий Смолин
Медпрактикум: Животворящая озонотерапия
Говоря об озоне как о яде, превосходящем по токсичности угарный газ, или как о сильнейшем окислителе, способном вступать в реакции даже с теми веществами, к которым инертен кислород, было бы несправедливо не вспомнить о том, что именно он предохраняет нас от губительного воздействия ультрафиолетового излучения и защищает от патогенных вирусов и бактерий. Эти положительные качества и легли в основу немедикаментозного метода оздоровления — озонотерапии, ставшей в последнее время невероятно популярной во всем мире.
Газ с запахом грозы
Озон (О3) — это газ с характерным резким запахом, аллотропная форма кислорода, образующаяся в природных условиях под воздействием ультрафиолета и электрических разрядов. Озон очень недолговечен — он живет не более получаса. Летучесть этого газообразного вещества обусловлена самой структурой: его молекула, образованная тремя атомами кислорода, имеет одну свободную связь, которая и обеспечивает озону большую активность в присоединении к живым клеткам и высокую способность к окислению. Первым, кто обнаружил его существование, был голландский физик Мак ван Марум. В 1785 году он наблюдал, как при пропускании электрической искры через кислород появляется некое газообразное вещество со своеобразным запахом грозы.
Спустя полвека немецкий профессор Кристиан Фридрих Шонбайн показал, что изменение свойств кислорода как в опытах ван Марума, так и при электролизе воды происходит с образованием одного и того же особого газа — трехатомного кислорода, который он назвал озон (пер. с греч. «пахну»).
В 1857 году при помощи созданной Вернером фон Сименсом совершенной трубки магнитной индукции была создана первая техническая озоновая установка, на основе которой изучались физические и химические свойства озона. Выявленное ярко выраженное противомикробное действие стали использовать для очистки питьевой воды. В 1901 году в Висбадене фирмой «Сименс» была построена первая гидростанция с озонаторной установкой.
Использование озона в медицинской практике относится к 1880-м годам. Но в массовом порядке его начали применять как антисептическое средство немецкие врачи во время Первой мировой войны. Им обрабатывали плохо заживающие раны, пролежни, гангрены, тяжелые ожоги и останавливали сильные кровотечения. Однако интерес к этой методике, эффективность которой была доказана на практике, незаслуженно угас с появлением новых сильнодействующих антибиотиков. На протяжении нескольких десятилетий она была предана забвению. И только после того как в 70-х годах прошлого века стало очевидно, что применение антибиотиков в ряде случаев нецелесообразно, снова вспомнили о лечебных свойствах озона и включили его в программу международных научных исследований. Благодаря этому были разработаны рациональные методы и оптимальные дозы применения газа. В настоящее время озонотерапию с успехом используют врачи Америки и Европы. В России этот метод получил развитие благодаря исследованиям ученых Ниженего Новгорода и Москвы. В частности, первой его стала внедрять профессор А.В. Змызгова. Основное достоинство метода — общедоступность и простота применения. Благородный окислитель Высокая окислительная способность озона разрушать даже металлы очень опасна. Повышенная концентрация газа вызывает поражение слизистой глаз, кашель, нарушение дыхания. Легко распадаясь на составные части, он образует атомарный кислород, или свободные радикалы кислорода, губительно действующие на живые клетки и ткани, ускоряя процесс их старения. Однако при уменьшении токсичной дозы в 50 раз озон служит исключительно оздоровительным целям. Именно такие и более низкие концентрации используются в медицине.
Проникая внутрь клетки человеческого организма, озон связывается с содержащимися там полиненасыщенными жирными кислотами и образует биологически активные группы озонидов, которые начинают оказывать окислительное воздействие на мембрану болезнетворных микроорганизмов, разрушая целостность ее оболочек. Грамположительные бактерии более чувствительны к озону, чем грамотрицательные, что, видимо, связано с различием в строении их оболочек. Как показали испытания, вредная микрофлора в эксперименте гибнет в течение 4—20 минут. Именно на такой способности основан высокий антисептический эффект озона, который распространяется даже на сильные вирусы, устойчивые к антибиотикам, как, например, вирусы герпеса, гепатитов А, В, С. Знаменательно, что клетки человека при этом не повреждаются, а, наоборот, получают замечательную «подпитку».
