Что имел в виду профессор Уэстин, я поняла после беседы с судьей Шеллом Бьёрнбергом. Он рассказал мне об одном процессе, в котором лично принимал участие. Журналисту, иммигранту из Ганы, очень понравилась квартира в новом доме в центре Стокгольма. Он выяснил все условия – они ему подошли. В свою очередь, хозяин поинтересовался – все ли документы у будущего жильца оформлены. Есть ли у него постоянная работа? Достаточно ли он кредитоспособен? Все было в полном порядке. Со сроком сделки гость торопился: жил он у друзей, ему хотелось скорее обрести свой угол. Хозяин же, напротив, с составлением договора тянул, откладывал со дня на день. А через месяц сказал, что ему предложили более выгодную ренту, и он квартиру сдал.
Однако гость пошел «на принцип». Во-первых, он узнал, что «более или менее» выгодной цены на аренду не существует: она регулируется и лимитируется. А во-вторых, он подождал еще месяц и установил, что свет в окнах не зажегся ни в один из вечеров – в квартире никто не жил. То есть она не была сдана. И тогда иммигрант подал в суд.
– Ситуация была очевидной, – рассказывал мне Шелл. – Типичный случай расовой дискриминации. Однако доказать это оказалось делом почти невозможным. Хозяин клялся, что обожает африканцев, но что жильцы поставили ему условие: либо новый сосед, либо они уезжают.
– Жильцов же можно было опросить? – предположила я с простодушием дилетанта.
– Опросили. Но кто же сознается в откровенном расизме? Все дружно отрицали свою роль в этом деле. По моим ощущениям, жильцы тут ни при чем. Это было явно решение самого хозяина.
– Чем же дело закончилось?
– А оно не закончилось: судебный процесс по обвинению в расовой дискриминации все еще продолжается.
У меня в блокноте есть еще пара случаев, несколько омрачающих безоблачную картину вхождения иммигрантов в шведскую жизнь. Молодой талантливый математик Леонид Кобецкий живет в Швеции давно. Еще в детстве он приехал с родителями из Польши. Окончив университет, Леонид разослал резюме в несколько десятков мест, где были объявлены соответствующие его уровню вакансии. В ответ он получил… ноль предложений. Я спросила его:
– Оказалось, что места были уже заняты?
– Нет, вакансии по-прежнему были открыты.
– В чем же дело?
– В фамилии Кобецкий: она явно не шведская. А здесь работодатели стараются сохранить привлекательные позиции в первую очередь для коренных соотечественников. Хотя, конечно, никогда в этом открыто не признаются. Впрочем, я, наверное, нашел бы себе работу. Но решил продолжить учебу: поступил в аспирантуру.
А вот еще одна история. Я познакомилась с молодой гречанкой, биологом Софией. Она уже несколько лет живет в Стокгольме со своим бойфрендом Арне Сьёгреном.
В официальный брак они не вступают, считают, что еще рано. София очень ценит свою независимость – и материальную, и психологическую. Несмотря на это она решила взять фамилию своего приятеля и добилась соответствующего разрешения.
– Почему вы это сделали? – спрашиваю я.
– Потому что Сьёгрен – чисто шведская фамилия. А иначе мне, с моей греческой, было бы трудно найти работу.
Впрочем, все это, конечно, не правила, а их нарушения. В целом же недоброжелательное отношение к приезжим считается признаком дурного тона, а выраженное откровенно – бескультурьем и невоспитанностью.
Неприлично не только противопоставлять одну этническую группу другой, но даже говорить об их различиях. Я еще раз вспоминаю смущение моих собеседников, университетских профессоров, когда я попросила их рассказать мне об особенностях шведского национального характера. Они даже сам мой вопрос сочли недостаточно деликатным, неполиткорректным.
Идеология эта, я думаю, действительно свойственна большинству шведов. Во всяком случае, образованным горожанам. Однако есть и другие. Жители окраин, особенно тех, которые плотно заселены приезжими, проявляют неприязнь к «чужакам» без всякой политкорректности. Об этом мы беседуем с редактором газеты «Geteborgs-Рosten» Сесилией Фриске.
– К сожалению, в последние годы мы наблюдаем новое для нас явление – ксенофобию. У взрослых это проявляется в брюзжании по поводу приезжих – их многодетности, шумного поведения, привычек. У подростков это переходит в стычки, иногда – правда, пока еще редко – в уличные беспорядки. Недавно наша газета написала о драке, в которой ребята из местных семей напали на компанию своих сверстников-иммигрантов. Поколотив их, банда не остановилась, а пошла бить стекла в лавочках.
– Мы получили десятки писем от своих читателей, возмущенных этим, как они писали, «совсем не шведским» поведением ребят. Однако пришли и два других отклика. Вот посмотрите.
Сесилия протянула мне два листка – вырезки из газеты с нашумевшей статьей. Поперек одной страницы было написано черным фломастером: «Долой иммигрантов!», а поперек другой – красными чернилами: «Чужаки, убирайтесь домой!»
– Мы, конечно, стараемся задушить эту болезнь национализма еще в зародыше. Но я с тревогой наблюдаю, как эпидемия вспыхивает то там, то здесь.
В газете «The local» я прочла, что рабочие одной строительной фирмы устроили забастовку протеста против руководителей, которые вербуют строителей в Литве и Польше. Гастарбайтеры снимают дефицит рабочих рук, а значит, снижают зарплату.
– Как вы понимаете, я совсем не ксенофоб. Я резко осуждаю все эти выходки, – говорит Йон Орнес, возвращаясь к неполиткорректной теме нашей беседы. – Но поток иностранцев действительно ведь становится неуправляем. Они приезжают со своей культурой, часто сельской, со своими привычками, далекими от наших. Они вваливаются, например, в вагон метро большой толпой, громко переговариваются, ссорятся, мирятся – все это на виду у других. Шведы воспринимают это как бесцеремонность, неуважение к местным обычаям. Кроме того, они не разрешают своим девушкам по вечерам ходить в бары или встречаться в кафе, то есть лишают их общения с друзьями. Им кажется диким наш семейный уклад, где муж делит с женой заботы по дому: хозяйство, по их представлениям, дело чисто женское. Более того, некоторые из них привозят сюда законы шариата, вроде многоженства…
– Ну, может, и бог с ними. Пусть живут как хотят.
– Пускай, конечно, если это происходит в их странах. Но не в Швеции. А здесь влияние этих культур может настолько изменить этнический колорит, что шведская идентичность просто исчезнет…
Это опасение разделяет и журналист общенациональной газеты «Свенска Дагбладет» Ян Бломгрен. Его, правда, больше, чем этнический, беспокоит социальный аспект:
– Поток иммиграции все время увеличивается, – говорит он. – В 2007 году в Швецию переехало в полтора раза больше людей из зарубежья, чем в предыдущем году. Пригороды некоторых наших городов становятся похожими на анклавы южных стран. Десятки тысяч приезжают из Ирака, Ирана, Афганистана, Сомали… Приезжие меняют социальную картину страны. Правительство борется с имущественным расслоением, с бедностью и безработицей. А беженцы эту цель отодвигают все дальше: иммигрантские районы – это концентрация плохо образованного, бедного населения. Я, разумеется, не против иммиграции вообще. Но я считаю, что ее поток пора попридержать.
Меня также интересовали мнения на этот счет молодого поколения. Вот только два из них.
Эрик, ученик средней школы, 16 лет:
– У нас такая серьезная проблема с жильем: чтобы снять квартиру, мой старший брат, инженер, стоит в очереди уже два года. А для иммигрантов правительство строит дешевое жилье.
Анна-Лена, аспирантка Стокгольмского университета, 23 года:
– Я считаю, что, наоборот, процедуру разрешения на жительство надо упростить: пусть приезжают все, кто хочет. Ведь это же разнообразит нашу жизнь.
Профессор Чарлз Уэстин, который возглавляет научные исследования проблем иммиграции, знает о подобных суждениях очень хорошо. Его собственное мнение вполне определенно:
– Иммиграция, то есть вливание в общество людей из разных культур, это в конечном счете благо. А вот гомогенность, замкнутость на национальной однородности – это действительно беда.
– Что же плохого? – возражаю я. – Устоявшиеся традиции, привычки, похожесть в укладе жизни и образе мыслей – разве это не способствует миру и стабильности?
– Временно, возможно, и способствует. Но так рассуждать было бы слишком близоруко. Надо посмотреть, к чему такое безмятежное спокойствие приведет в дальнейшем. По всем законам человеческой истории застой тормозит развитие общества, снимает стимулы к движению. Иностранцы с их культурой, отличной от нашей, обогащают нашу жизнь, делают ее более динамичной.
– Обогащают настолько, что могут изменить весь стиль этой жизни? – спрашиваю я. – Если же несколько заострить проблему, то нет ли угрозы той европейской цивилизации, к которой Запад шел таким мучительным путем?
