У кельтов был свой собственный культ деревьев, но они приняли и местные культы – лигурийский, иберийский и другие. Fagus Deus (божественный бук), Sex Arbor, или Sex Arbores, на пиренейских надписях, и безымянный бог, изготовленный из хвойного дерева на алтаре в Тулузе, возможно, указывают на местные лигурийские культы дерева, принятые кельтами в римские времена. Леса часто управлялись отдельной богиней, подобной Dea Arduinna Арденнского леса и Dea Abnoba Черного леса. Но, как правило, лесу предназначался целый класс божеств деревьев, например Fatx Dervones, духи дубрав Северной Италии. Скопления деревьев, подобные Sex Arbores, почитались, возможно, за их высоту, уединенность или некоторые другие особенности.
Кельты устраивали свои священные места в темных рощах, деревья увешивали пожертвованиями или головами жертв. Человеческие жертвы вешали или накалывали на деревья (например, так практиковали воины боудикки), потому что деревья были обителью духов или божеств, которые во многих случаях имели власть над растительностью.
Плиний говорил о кельтах: «Для них нет ничего более священного, чем омела и дерево, на котором она растет. Но кроме этого, они выбирают дубравы в качестве своих священных рощ и не выполняют ни одного священного обряда без использования дубовой ветви»[30].
Максим Тирский также говорил о кельтском (германском?) изображении Зевса как высокого дуба, a в древне-ирландском глоссарии приводится слово «daur» («дуб»), как древнеирландское имя для обозначения бога, и переводится как «dia» («бог»). Священный костер, возможно, получали посредством трения дубовой древесины, и именно из-за древней святости дуба кусок его древесины до сих пор еще используется как талисман в Бретани. Другие арийские народы, кроме кельтов, считали дуб символом высшего бога, Солнца или Неба, но, вероятно, это не было его древнейшим значением. Дубовые леса некогда были более обширны в Европе, чем теперь, а древняя традиция, согласно которой некогда люди ели желуди, оказывается хорошо обоснованной свидетельствами археологических находок, например, в Северной Италии. Люди, живущие в области дубрав и употреблявшие желуди в пищу, могли легко принять дуб в качестве представителя духа растительности или роста. Дуб долговечен, его листва была защитой, он давал пищу, его древесина использовалась в качестве топлива, и поэтому он явно был другом человека. По этим причинам и потому, что дуб был наиболее выносливым и живучим существом из всех, каких люди знали, он стал воплощением духов жизни и роста. Фольклорные предания показывают, что дух растительности в форме своего представителя ежегодно был убиваем, хотя в то же время был полон энергии, и его жизнь могла бы приносить пользу всем и передаваться неуменьшенной его преемнику. Поэтому дуб или человек, представляющий дух растительности, или оба вместе, сжигались в кострах в день летнего солнцестояния. Каким образом в таком случае дуб стал символизировать бога, приравниваемого к Зевсу? Возможно, это произошло потому, что Зевс обладал сельскохозяйственными функциями, и более ранний дух растительности стал божеством с функциями, похожими на функции Зевса. Костры разжигали, чтобы поддержать жизнь Солнца; они питались из дубравы, и в них сжигали дуб или человеческую жертву, символизирующие дух, воплощенный в дубе. Возможно, считалось, что Солнце подпитывается кострами, которые жгли среди священных дубов; таким образом, это было «первоначальное хранилище или резервуар огня, который время от времени вытягивался, чтобы накормить Солнце». Дуб стал символом яркого бога, соединенного также с ростом. Но, судя по народным верованиям, старое представление все еще оставалось могущественным, а дерево или человеческая жертва влияли на благо всего растительного роста и на жизнь.
Доктор Эванс считает, что «первоначальным святым объектом в центральных дольменах Стоунхенджа было священное дерево», а именно дуб, являющийся олицетворением кельтского Зевса. Дерево и камни, когда-то связанные с почитанием предков, стали символами «скорее небесного Духа или Духов, чем душ умерших людей». Но теперь доказано, что Стоунхендж уже существовал до прихода кельтов, следовательно, такой культ был докельтским, хотя он вполне мог быть принят кельтами. Практиковался ли этот гипотетический культ племенем, группой племен или целым народом, остается неясным, и можно вполне сомневаться, был ли Стоунхендж когда-либо чем-то большим, чем сценой для культовых обрядов предков.
Другие деревья – тис, кипарис, ольха и ясень – также были объектами поклонения, судя по тому, что Лукан говорил о священных рощах в Марселе. Ирландские друиды приписывали особые качества орешнику, рябине и тису, древесина которых использовалась в магических церемониях, описанных в ирландских текстах. Костры из рябины зажигали друиды враждебных армий и произносили над ними заклинания, чтобы нанести поражение противостоящему воинству, и древесина всех этих деревьев до сих пор считается эффективным средством против фей и ведьм.
Ирландское священное дерево – биле – было очень старым по возрасту, растущим над чудотворным источником или крепостью. Пять таких биле описаны в «Диндсенхасе», и одним был дуб, который давал не только желуди, но орехи и яблоки. Мифические деревья Элизиума давали те же разнообразные плоды, и причиной этого в обоих случаях, возможно, является тот факт, что, когда выращенное яблоко занимало место желудей и орехов как основной элемент пищи, слова, относящиеся к «ореху» или «желудю», передавались яблоку. Затем легко мог возникнуть миф о деревьях, на которых росли все эти плоды. Другим ирландским биле был тис, описанный в поэме как «крепкий сильный бог», в то время как такие фразы в этой поэме, как «словесно чистый человек», «суждение источника», «заклинание познания», могут иметь отношение к обычаю написания предсказаний огамическим письмом на тисовом прутике. Еще одним биле был ясень, отсюда название Фир Биль («люди деревьев») – возможно, это был тотемный клан. Жизнь королей и вождей, по-видимому, была связана с этими деревьями, вероятно, как с представителями духа растительности, воплощенного в дереве, и под их тенью они проходили инаугурацию. Но поскольку заместителя вождя убивали, то, несомненно, эти выдающиеся деревья были слишком священными, слишком обильно наделяемыми сверхъестественной силой, чтобы можно было их рубить и сжигать, и этот ежегодный ритуал совершали с другим деревом. Но во время вражды одно племя гордилось уничтожением биле другого; и даже в X веке, когда биле майгхе Адайр было уничтожено Мэлеохленом, этот поступок вызвал настоящий ужас. «Но, о читатель, это дело не прошло безнаказанным». О другом биле, биле Боррисокане, говорится, что любой дом, в котором был сожжен его кусочек, будет сам уничтожен огнем.
Племенные и личные имена указывают на веру в происхождение богов или духов деревьев и, возможно, в тотемизм. Эбуроны были племенем дерева тис (eburos); битуриги, возможно, имели в качестве символа омелу, а их прозвище вивиски подразумевает, что они были названы «людьми омелы». Если биле (дерево) связано с именем Биль, предка милезианцев, то это может указывать на некоторый миф о происхождении от священного дерева, как в случае с Фир Биль. Другие имена, например Гуидген (Видуогенос, «сын дерева»), Дерген (Дервогенос, «сын дуба»), Гуэрнген (Верногенос, «сын ольхи»), подразумевают происхождение от дерева. Хотя эти имена стали традиционными, они выражают то, во что некогда верили. Обнаруживаются также имена, идентичные названию дерева: Эбурос, или Эбур («тис»), Деруа, или Деруакус («дуб») и т. д.
Почитание деревьев, растущих возле могильных холмов или мегалитических памятников, было, вероятно, докельтским культом, продолженным кельтами. Дерево воплощало в себе дух похороненного под ним человека, но такой дух мог затем с трудом дифференцироваться от духа дерева или божества. Даже теперь в кельтских районах существует особенное почитание деревьев, растущих на кладбищах. Опасно срубать дерево или срывать с него лист или ветку. На бретонских церковных кладбищах тис, как считается, простирает свой корень до уст каждого трупа. История могилы дочери кельтского короля Кипериссы в районе реки Дуная, от имени которой и произошло выражение «жалобный кипарис», связана с распространенными легендами о деревьях, растущих из могил возлюбленных до тех пор, пока не сплетутся их ветви. Они воплощают веру в то, что дух мертвых находится в дереве, которое было, таким образом, по всей вероятности, объектом культа. Примеры таких легенд встречаются и в кельтской истории. Колы из тиса, вбитые в тела Найси и Дейрдре, чтобы сохранить их в отдельности, выросли в деревья тиса, вершины которых охватывали Собор Армы. Тис рос из могилы Байле Мак Буайна, а яблоня – из могилы его возлюбленной Айлинн, и вершина каждого дерева имела форму их голов. Отождествление дерева и духа мертвых здесь полное.
