Папский поэтапный сценарий уламывания Галилея на первый взгляд демонстративно алогичен, поскольку судьба коперниканской теории (точнее, возможность ее социализации) ставилась в прямую зависимость от поведения Галилея в гостях у кардинала Беллармино. Если он (Галилей) соглашается с увещанием, то ему дозволялось если не defendere, то по крайней мере docere и tractare учение Коперника, пусть даже с приемлемыми для матери католической церкви оговорками, а ежели Filosofo e Matematico Primario del Granduca di Toscana проявит непонимание дружеских намерений его высокопреосвященства, то коперниканство предполагалось полностью изъять из сферы публичного интеллектуального обращения, и такой интердикт касался бы уже не одного лишь Галилея, но и всех его единомышленников-«пифагорейцев».
Казалось бы, любой нормальный (даже просто вменяемый) католик должен был понять дело так: если святая церковь намерена последовательно и жестко бороться с ересями и «ошибками в вере», – а это ее прямая обязанность! – то теории и соответствующие сочинения, признанные еретическими и/или «ошибочными в вере», должны быть запрещены либо полностью, либо donec corrigatur. Вместо этого Павлом V принимается какое-то двусмысленное решение. Почему?
Прежде всего необходимо принять во внимание, что monitio (admonitio, monitum) – это не только уведомление потенциального еретика об ошибочности его определенных взглядов и мнений, сопровождаемое просьбой эти взгляды и мнения оставить (то есть не только проявление своеобразной инквизиционной галантности и предупредительности), но и (в первую очередь!) своего рода испытание подозреваемого с целью выяснить, как он отреагирует на увещание: если не послушается дружеского пастырского совета, значит, он «упорствующий (pertinax) в ереси» и разговор с ним далее будет долгим и суровым.
Мне представляется, что Павел V, отдавая распоряжение относительно приватного увещания тосканского математика, принимал во внимание, что в ближайшее время антикоперниканский декрет будет составлен (или уже составлен), принят и опубликован и в нем будет так или иначе сформулировано отношение церкви в коперниканскому учению. Забегая вперед, отмечу, что в итоговом документе процесса 1633 года (summarium processus cause) описываемая история будет истолкована следующим образом: увещание было сделано кардиналом Беллармино по распоряжению Священной канцелярии, но от имени Конгрегации Индекса и фактически сводилось к тому, что Галилею в приватном порядке сообщили о содержании декрета этой Конгрегации, который вскоре, 5 марта 1616 года, был ею официально принят и в котором учение Коперника было квалифицировано не как формально еретическое или ошибочное в вере, но только как несовместимое со Священным Писанием (см. об этом раздел «Последний допрос» следующей части книги).
Тогда все становится на свои места. Декрет в отношении учения Коперника использует (вопреки мнению экспертов!) сравнительно мягкую формулировку, допускающую в принципе обсуждение этого учения (в том числе и в процессе обучения), но только как «спасающего явления», а не как описывающего физическую реальность. И такое решение адресовано всему католическому миру. Иное дело – Галилей, который активно занимался пропагандой гелиоцентрической космологии как физически истинной. К нему при необходимости – если он не выдержит испытания дружеским увещанием (charitativa monitio) – могли быть применены более жесткие меры, а именно: запрет (на этот раз от имени Священной канцелярии) преподавать, защищать и обсуждать коперниканскую теорию. В данном случае под «docere» понималось не просто сообщение учащемуся некой информации, но и убеждение его в истинности сообщаемого, то есть в этом случае понятия docere и defendere «перекрывались»441. Что же касается глагола tractare [de aliqua re], то в приведенном контексте его использование означало, что Галилею запрещалось обсуждать теорию Коперника даже в «нейтральной» манере, то есть ничего не доказывая и не опровергая, а просто излагая ее суть и перечисляя аргументы pro et contra. Иными словами, согласно «жесткому» сценарию, Галилею запрещалось публично упоминать о гелиоцентрическом учении вообще. Однако… в «жестком» сценарии ничего не говорилось о необходимости отказа Галилея от поддержки этого учения, что по-своему логично: если он отказывается следовать увещанию, то есть фактически продолжает считать коперниканскую космологию истинной, то тогда его следует лишить права говорить и писать о ней что бы то ни было442. Иными словами, Галилея поставили перед выбором: либо меняй образ мыслей, либо думай что хочешь, но молчи.
По мнению подавляющего числа историков, ни папа, ни Беллармино не сомневались в чистоте веры Галилея и не испытывали к нему никаких враждебных чувств. Кроме того, они учитывали его европейскую известность, обширные связи и, конечно, то, что он был Filosofo e Matematico Primario del Granduca di Toscana. Все это вместе взятое отнюдь не толкало их, особенно Беллармино, к жестким мерам. Увещания, по мнению кардинала, было вполне достаточно, чтобы охладить пыл Галилея и вместе с тем не нанести ущерба его репутации и тем самым не обидеть Козимо II443. И еще одна немаловажная деталь – заключение отцов-теологов было запротоколировано, но ни разу не публиковалось (до того времени, когда соответствующие документы стали доступны историкам444). Согласно же каноническому праву, если решение не публиковалось, оно не имело юридической силы.
Некоторые историки полагают, что в первой, секретной, части заседания, когда совещались только папа и кардиналы, в отсутствие нотариуса и иных служащих трибунала (включая комиссара и асессора инквизиции), понтифик дал доктринальное определение учению Коперника, которое затем было положено в основу всех принимавшихся решений. По мнению Беретты, так оно и было – Павел V объявил на этом собрании Конгрегации инквизиции «la determination doctrinale», согласно которому теория Коперника противоречит Священному Писанию445. Но это маловерятно, поскольку тогда понтификальное determinatio так или иначе упоминалось бы не только в Registro dei Decreta446, но и в иных официальных и неофициальных документах курии и в прочих источниках. Кроме того, в более поздних документах (к примеру, в приводимой далее нотариальной записи об увещании Галилея, в материалах процесса 1633 года, в том числе в Summarium и в приговоре) мнение Коперника характеризуется только как ошибочное («monuit de errore supradictae opinionis et ut illam deserat»447), тогда как утверждение о противоречии гелиоцентризма Священному Писанию неизменно связывается с декретом Конгрегации Индекса от 5 марта 1616 года448, о котором речь пойдет далее. Павел V был человеком крайне осторожным в принятии важных решений (особенно доктринальных определений) и тем более в объявлении их ex cathedra, что, в частности, проявилось в истории полемики De auxiliis. Он мог запретить те или иные утверждения, воздерживаясь, однако, от их доктринального определения как еретических. Что касается учения Коперника, то, судя по дошедшим до нас документам, Павел V не давал на собрании Священной канцелярии 25 февраля 1616 года никакого доктринального определения этому учению, что и отражено в приведенной выше протокольной записи, но декрет Конгрегации Индекса от 5 марта 1616 года, в котором и было впервые публично заявлено о противоречии гелиоцентризма Писанию («divinae Scripturae omnino adversans»), Святейший одобрил449. Скорее это заявление впервые было сделано и принято, по крайней мере официально, на собрании Конгрегации Индекса 1 марта 1616 года. Об этом собрании речь пойдет далее, но сейчас важно отметить, что увещание Галилея имело место до того, как квалификация теории Коперника как несовместимой со Священным Писанием была предложена и одобрена Конгрегацией Индекса. Хотя нельзя исключать, что в процессе увещания Беллармино фактически информировал Галилея о готовящемся декрете Конгрегации Индекса (скорее всего, не уточняя формулировок и не сообщая, на каком основании гелиоцентризм «следует оставить»). Теперь – о самой процедуре увещания.
В пятницу 26 февраля 1616 года состоялась встреча Галилея с кардиналом Беллармино. О том, как она проходила, свидетельствуют три архивных документа. Однако эти документы, мягко говоря, не вполне согласуются друг с другом, в силу чего историками было предложено несколько версий происшедшего450. Обратимся к текстам этих документов.
В первом из них сказано следующее:
Пятница 26 февраля. В постоянную резиденцию вышеупомянутого Преосвященнейшего господина кардинала Беллармино, в апартаменты Его Высокопреосвященства был призван вышеназванный Галилей, и как только он предстал пред лицом Его Высокопреосвященства в присутствии достопочтеннейшего отца Микеланджело Сегицци из Лоди, члена Ордена Проповедников, Генерального Комиссара Инквизиции, то кардинал увещал упомянутого Галилея в ошибочности его известных воззрений, и чтобы он [Галилей] их оставил. Вслед за тем, в присутствии моем и т.д., и свидетелей и т.д., а также вышеназванного Преосвященнейшего господина кардинала, вышеупомянутый господин комиссар повелел и предписал все еще присутствовавшему здесь упомянутому Галилею от имени его святейшества папы и всей Конгрегации Инквизиции полностью оставить вышеупомянутое мнение, – а именно, что Солнце неподвижно и находится в центре мира, а Земля движется, – и в дальнейшем его более не придерживаться, не преподавать и не защищать никоим образом, ни письменно, ни устно. В противном случае Святая Инквизиция вынуждена будет возбудить против него дело. С этим предписанием вышеназванный Галилей согласился и обещал повиноваться.
