«Это Буслаева, 26. Наш подъезд наименее пострадал, а вот два последних. В последнем доме вообще в квартире нет окон. Никого практически не осталось. Получается так, что люди все равно приходят. Жилье посмотреть, разрушения. Электричества, естественно, нет. Самая обычная квартира, жили простенько, но, как говорится, без разгромов. Теперь, когда пришла свобода, освобождают нас от мирной жизни. Получается, ударная волна была, балкон пострадал, он был открыт. Балкон был, видите, вон тот дом. Проходите, проходите. Вот это я впопыхах так уезжала, когда бомбежка была девятого, десятого. Что даже собирала все, что хватала. Вот даже посмотрите тут, это когда его рухнуло, вот эта ударная волна, видимо, и у меня дорушила. Тогда 9, 10, 21 июля часть кухни — только было порушено стекло. А там вообще кошмар, что. Отсюда хороший обзор. Сразу видно, что случилось. Это там четыре семьи жило. На четыре семьи дом. О, опять бахает. Ну, это уже далеко, у нас было уже. Сегодня уже и поближе было, так что. Вот загляните еще на диванчик, проходите. Хороший вид тоже из окна. Все эти повреждения видны. Стекла, где все посыпалось. В таком вот состоянии все. И это еще повезло, потому что некоторым снаряды в квартиру попали, что-то сгорело. В тот дом снаряд попал, подушкой закрыли даже. Когда не стреляют, то можно подумать, что побиты одни стекла и ничего страшного. Жить можно. ЖЭК говорит, что вы должны квартплату каждый месяц вносить. Квартира для жилья пригодна. Что окна побиты, это ничего страшного. Если только прямое попадание, тогда за квартиру не нужно платить. Но, учитывая бомбежки такие, выключают. Но отопление будет. Людей просят и полиэтиленом затягивать, и прочее. А наши дома нет. Наш район разрушен в принципе, и что это не имеет смысла. Ни воду подать в систему невозможно, ничего. В наш подъезд еще ничего. А следующий там сильно, там вообще в квартиру попадание полностью, то есть там идешь — снаряд в земле, другой в квартиру попал. Никогда не знаешь, когда начнется бомбежка, то есть все тихо, тихо, и тут же мгновенно раз, бахнуло, ближе, ближе, и вот, пожалуйста. И когда ты куда успеешь добежать. Непонятно. Успеешь, не успеешь. Это, когда они не с самолета знают, когда будут бомбить и полетит он. Можно побежать. Так что украинскую армию можно поздравить с успехом, что территория полностью освобождена, только люди не просили ее освободить. Люди здесь на своей земле, и приходить откуда-то, и так учить. Причем такими методами чрезмерно сурово. А, где мои права? Вот это украинская версия моих прав? Это права человека, они борются за права человека. А мои, где, допустим? А ее где? Вот у нас квартира на двоих» [337].
Жители Октябрьского района Донецка рассказывают журналистам о том, как они под обстрелом украинской Национальной гвардии из Песок встречали Рождество, о последствиях обстрела — работник ЖКХ Василий Андреевич чистит дороги, другие работники коммунальных служб под обстрелами восстанавливают электро- и водоснабжение, работники «скорой помощи» выезжают на вызовы пострадавших. Пенсионер, инвалид войны, у которого разбита квартира, обычные жители города — о том, как они живут под обстрелами Вооруженных сил Украины. Ниже приведен полный текст интервью.
Василий Андреевич: «Это Куйбышевский участок Октябрьского р-на. Мы убираем дороги. Убираем участок. Это наша работа. Ну, что теперь делать, если стреляют. Надо все равно людям помогать. Мы же не виноваты, что они стреляют. Помочь-то надо людям. Вот мы и помогаем, убираем дорогу. С самого утра и до шести вечера. Если бы стрельбы не было, и было бы все нормально. Почистили бы дороги и все. А так вы же видите, что делается. Если бы не мешали, все было бы на мази».
Пенсионер, инвалид войны: «На Кремлевском разбили все. Что там сейчас… На пятом этаже в моей квартире все окна выбиты. Я сейчас живу у дочки. Приехал посмотреть, что тут делается. Это просто я не знаю. Инвалид войны. Ту войну пережил».
Жители ул. Ковалько: «Плохо живется нам. Дома рушат. С Песок стреляют там, по-моему, Нацгвардия, с аэропорта, с Авдеевки, откуда-то стреляют. Мирные жители гибнут, дома горят. Вчера тут два дома сгорело. Короче, кошмар. А куда сейчас ехать? Летом переезжали на Магистральную. И решили домой приехать. Где бы ты ни был, все равно домой вернешься. Все равно домой хочется. Коммунальные службы хоть работают. Дороги чистят, газ есть, свет есть. Свет ремонтируют, но эти опять стреляют, и у людей на 15-м, наверно, света нет. Людей жалко, гибнут. Невинные люди гибнут. Такие обстрелы у нас часто происходят, в бомбоубежище мы не бегаем уже. Мы один раз бегали, когда снаряд падал. Девочку убил, 20 лет. Попал в легкое. Девочку не довезли до больницы, она умерла. И это был один раз, когда мы сидели в подвале. И больше не ходили туда. Что в подвале, что в квартире. Умирать, дак уж лучше умрем дома. Что теперь. Рождество непонятно как встретили — то ли стреляли, то ли салют был» [338].
Работник ЖКХ: «Ну, тут жил художник. Он детей учил. Вон там мольберты лежат даже. Ну, боже упаси, какой он военный. Вы что. Мы в таких условиях, что не дай боже. Сейчас пришли посмотреть, что случилось. Вчера под обстрел попали. И каждый день мы ходим постоянно на Жуковский, в девятиэтажки. Жуково, дома 15, 13, 16. Туда каждый день ходим, а там попадания постоянно, сами знаете. Вчера под обстрел попали, наши не пострадали, но мы, как говорится, на пузе ползали. Я живу здесь. Я уезжал буквально на четыре месяца. Я уехал, приехал. Потому что тут мой дом, и я здесь живу. Вот поэтому я тут и остался. Получилось работу найти. Хоть какая-то помощь. Естественно, и финансовая, и людям помочь. Вот сами слышите. Вчера «Град» три раза в нас так стрелял. Один раз по нашим домам. Можете пройтись потом 33-й и 35-й дома. И за нашим ЖЭКом как раз. Прямое попадание было. Вчера в 35-м доме прямо в подвал улетел снаряд. Ну, а что работаем».
Художник: «Был я у товарища в центре города. Отсюда звонок от соседки. Говорит, прямое попадание, и все течет с батареи, вся вода. Я собрался и пешком бежал с Шахтерской сюда, потому что транспорт не ходил. Сюда пришел, а тут куча вместо квартиры. Просто груда развалин. Вот и все. Со стороны Песок прилетело. Видно, что с той стороны прилетело. Здесь никаких ополченцев нет. Здесь только простые люди, мы. Я во Дворце культуры с детишками рисованием занимался. Сейчас все перетащил, потому что там разбили тоже ДК. Я сейчас в другом ДК. Перетащил все своими руками и занимаюсь сейчас бесплатно там. Сегодня позвонил, сказал, что не могу приехать, потому что по поводу квартиры жду. Хочу сказать, что нас просто убивают. В единой Украине».
Врач: «Добрый день. Санавиация приехала, чтобы помочь «скорой помощи» Куйбышевского р-на подстанции № 4. Так как у них нехватка с горючим, с топливом, у нас еще немного есть. Литров по сорок еще есть. Приехали специально, чтобы помочь людям. Есть адреса, конечно, у нас и просроченные. В два часа, которые были приняты. Приезжаем, помогаем».
Романова Елена Владимировна: «Живу здесь на Октябрьской шахте, ул. Лузина, 16, кв. 44. Это 71-е отделение. Живу тут с начала войны. Здесь нет никаких террористов, они стреляют по живым людям. По живым людям. Нас полгода уже бьют. Ополченцы нас защищают. Немного только было перемирие. Где-то в районе перед Новым годом, 31-го числа и числа до 6-го. Когда людям надо в церковь идти, когда надо молиться. Начались жуткие обстрелы, что с хаты нельзя выйти. Сейчас в подвале живу. Нам помогают. К нам приехали отопление быстро сделали, но это все… У нас тут людей осталось 3 человека в доме. Но они тоже хотят жить. У меня старая бабушка, к ней приехала «скорая», но через сколько она приехала. Ее могло бы и не быть. Если бы тут не нашли все по месту. У меня ребенок в подвале тоже сидит. И вот, видите, опять стреляют. И сейчас может вылететь и квартира. Вот пойдите, посмотрите. Что было тут и продолжается. Мы успели только позабивать, чтобы тепло было. Мы хотим, чтобы это прекратилось» [339].
Пенсионерка: «Вы знаете, я только приехала сюда, но говорят, что страдают люди. Я была в больнице в травматологии, упала и руку сломала. В больнице месяц провалялась. А так дома сидим, в погребе. В Третьем Восточном, в частном секторе. Там вчера у меня ночевала племянница. Вчера вроде там разбили остановку и попали в жилой дом, но там много у нас жилых домов сгорело уже. Ополченцы не стреляли, никогда. Всегда они стреляют, ополченцы даже стараются вообще не стрелять, потому что они же нас тут лупят, как котят. И «Градом», и всем. Сегодня вот только затишье. А так вчера в аэропорту, говорят, такая бойня была. Нет, ополченцы нас защищают. И помогают. Мы ходим, помощь берем, гуманитарную помощь. Они там нас обслуживают».
Елена: «Я здесь живу, на Северном поселке. Вот хлебом торгую, жить как-то надо. Сил уже нет просто. Перебарываешь себя и работаешь. А ополченцев стреляющих, я такого не видела, нет».
Женщина: «Я тут живу, на последней улице, Сигнальной. Стреляют очень сильно. Те два дня вообще сильно стреляли. У меня тут животные. Я их кормлю. А так тут не живем. В другом месте живем. А так дом разбитый, конечно. Но не до такой степени. Кухня, все это погорело еще летом. И стекол нет вообще у нас. Многие уже уехали отсюда. Очень страшно же тут. Приедем наведываться, вроде целый еще дом. Пока доедешь, уже нет. Приехала вроде нормально. Мне кажется, что стреляют с аэропорта. Оттуда такие бахи, я вот сейчас вышла с автобуса. Там как хлопнуло что-то. Меня даже чуть не унесло на той остановке»[340].
