Сержант, видимо, до этого хорошо «дернул» и сразу не понял:
– А че?
– Ничого! Вали давай отсюда, вояка!
Сержант после такой отповеди стал кое-что понимать и уже более осознанно уставился на Зуба.
А у того на лице все написано: еще немного и вышвырнет сержантика из палатки за шиворот. Это в лучшем случае…
Пацан не стал дожидаться такого поворота событий, окончательно осознал ситуацию и быстренько исчез.
Мы тоже в тот вечер долго не засиделись. Неохота почему-то было…
Эпизод этот с сержантом вскоре, наверное, вообще забылся бы, если бы история не получила продолжения.
А наступило оно за полчаса до подъема в понедельник.
Самое начало я проспал. Проснулся от злющего толчка в бок и яростного шипения взводного:
– Тебе что, Бобер, особое приглашение требуется? Подъем, морда! Тревога!
По ходу сборов я узнал, что отдельный разведвзвод «в полной жопе» где-то за десять-двенадцать километров от полка в направлении высоты «две семьсот», именуемой у нас Зуб. А то вотчина самого Басира! Полторы тысячи штыков как минимум поднять сможет при желании. Лучше не придумаешь. В 1981 году находившийся там укрепрайон брали штурмом и положили в скалах чуть ли не треть батальона. Я тоже побывал на высоте Санги-Дзундзан в марте 1983-го, воспоминания не из приятных. То еще, бля, местечко…
Вытаскивать спецназ кинули разведроту, усилив ее третьим взводом четвертой МСР и первым пулеметным взводом шестой роты.
По преданию, наш новый ротный, капитан Степанов, заменивший старшего лейтенанта Пухова, на прощальной пирушке клятвенно Виктору Григорьевичу пообещал продолжить традицию и не потерять в подразделении ни одного человека. Помня о своей клятве, он добавил к взводу Звонарева всех старослужащих пулеметчиков и снайперов, а кроме того, подкинул еще и троих сержантов-дедов. Так что получилось нас почти тридцать человек.
Выходили налегке: октябрь – это еще лето. Сухпай не брали. Правда, боекомплект, по любимому выражению взводного, торчал из одного места. Ну, естественно, мы с Зубом в последний момент, как всегда, «забыли» взять каски. Но Серега настолько был заведен в штабе, что даже не заметил. А «не замечал» он нашего самовольства только в очень серьезных случаях, когда предчувствовал, что ему придется нас куда-то «сунуть». Уже с месяц как «гражданские», мы были его «невнимательностью» весьма обеспокоены. Еще бы! Двадцать пятый месяц службы на исходе, а тут нате вам, подарок – выручать новоиспеченный спецназ.
Сели на машины, поехали. Километра через три, у самого подъема, спешились и полезли вверх. Через час до нас стали отчетливо доноситься звуки очередей. Правда, разобраться в ситуации по этим очередям было трудно: духи тоже были вооружены «АКМ». Еще через пару километров начали обстреливать и нас. Но как-то вяло, длинными очередями и с дальней дистанции. Мы даже отвечать не стали. Вот тогда-то и ранили замполита разведроты.
Автоматная пуля на излете попала ему в ягодицу, что вызвало целую бурю всеобщего веселья. Его что-то хлопнуло по заду, и он поначалу даже не понял, в чем дело, а потом, метров через сто, вдруг почувствовал, что по ноге течет. Остановился, приподнял штанину и, увидев кровь, с неподдельным возмущением, совершенно серьезно сказал:
– Вот бляди, а?.. Коммуниста – и в сраку!
Перевязывать, конечно же, не стали. Потом выяснилось, что пуля даже не застряла в мягких тканях, а вывалилась там же, по дороге. Это послужило в дальнейшем темой для новых шуточек: «Надо же было так «вычислить» – мало того что в задницу, так еще и сувенира на память не оставили!»
Когда мы выскочили на главный хребет и прошли метров пятьсот, в наушниках радиостанции прозвучал хриплый властный голос:
– Ворон-3, берите выше. Вы бьете нам через голову!
Я передал этот приказ взводному, и мы, остановив шедшую чуть позади нас разведку, недоуменно уставились на буквально в пятидесяти метрах от нас прогнувшую хребет седловину. За этой седловиной вновь поднимался «наш» гребень, и там вдалеке уже мелькали шустрые фигурки, явно аллахеры. Слева же, в проеме, метрах в шестистах, был виден параллельный хребет, откуда и велся основной огонь. Били уже хорошо, весьма прицельно, так что наша группа была вынуждена идти не по самому гребню, а на два-три метра ниже – по скату правой стороны. Только перед самой седловиной, когда уже деваться было некуда, мы выставили пулеметы и стали понемножку дружно давить правоверных. Два десятка ПК – мало не покажется! И тут, здрасте – через голову! Тогда где же в таком случае ваши головы?!
Ничего не уяснив, мы дали запрос обозначить себя. Через пару секунд из-под земли, в каких-то тридцати-сорока метрах, вылетела осветительная ракета. Вокруг стояли человек пятьдесят, и, по-моему, у всех глаза на лоб полезли – вот так спецназ!
Более бездарной и безнадежной, более неприспособленной к обороне позиции не было в радиусе как минимум десяти километров. Взвод Морозова, вырыв пять окопов полного профиля и укрыв их маскировочными сетями, сидел посередине тридцатиметровой ямы, подпираемой с трех сторон господствующими высотами.
Им просто трижды повезло. У правоверных в этот раз под рукой не оказалось ни одного сраного минометишки – раз, просто не хватило времени, чтобы добить «спецов» до конца, это во-вторых. А в-третьих, духи зажали их ночью, и к рассвету разведчики успели вырыть глубокие норы.
Шок от увиденного был настолько силен, что все сразу замолчали, и даже пулеметчики, взявшиеся было за подавление огневых точек, уставились на офицеров. Звонарев ждал команды – руководил операцией командир разведроты. Он-то и нарушил тяжелое молчание.
Капитан взял у своего солдата переговорное устройство и вызвал Морозова. У того, кажется, был позывной Сова. Серега, незаметно поманив меня пальцем, показал жестом, чтобы я перевернул наушник – тоже интересно послушать. Ротный холодно распорядился:
– Филин на связи. Докладывай обстановку…
– У нас два трупа и раненых трое. Сами выйти не можем. Пройдите ниже нас, прикройте пулеметами и киньте несколько человек на помощь. Вытаскивать…
– Ну а сам как себя чувствуешь?
Старший лейтенант долго не отвечал, потом в наушнике прохрипело:
– Легкое ранение… в шею. Дойду сам.
– Здесь я решаю: кто как проходит и куда доходит… и как! Ты меня слышишь? Когда вас вытащат, я надеюсь увидеть три трупа. Ты меня понял?..
Ответа не последовало.
Звонарев подошел к старшим офицерам, минуты три они там вполголоса о чем-то переговорили, и Серега вернулся к нам. Увидев его подобревшее, почти ласковое лицо, Зуб внезапно скорчил такое умное выражение на своей морде, что полвзвода так и прыснуло. А Гриша, не обращая на смех никакого внимания и всем видом показывая, что ему, как всегда, досталась самая опасная и неблагодарная работа, полез с пулеметом наверх. Взводный не выдержал:
– И куда, сучара?!
– Як цэ, куды? Прыкрыватымо! А що?
– Ах ты, гадость такая, а! Ну, иди, чмо, иди… ладно… – и, повернувшись ко мне, начал: – Глебыч…
Дальше можно было и не продолжать. Я кивнул и молча стал стаскивать с себя разгрузку с магазинами, потом сунул винтовку своему подопечному Юре Ткаченко и показал головой Катаеву: «Пошли». Саня и сам знал, что ему делать.
Когда мы были готовы, Звонарев поставил задачу:
– Так, мужики. Вместе с разведкой «по звонку» кидаетесь в окопы. Твой, Бобер, вот тот, второй слева. Ты поаккуратней, там Мороз, понял? Он ранен. И еще двое; если что, они помогут. А ты, Санек, в последний, пятый. Туда смело, там два трупа. Возьмешь веревку… ну, ты знаешь. И лбами не стукнитесь вон с тем бабаем – с тобой идет. Ясно?!
Мы что-то буркнули в ответ, и он закончил:
– Все, удачи! И резво чтоб…
Спасибо огромное! А то мы забыли…
Группа поддержки, отложив оружие и сняв с себя все лишнее, как спринтеры, изготовилась к рывку в десять-двадцать метров. Разом, беспрерывной очередью грохнули пулеметы, кто-то из офицеров гикнул, и мы, согнувшись пополам и задержав дыхание, рванули по «своим» окопам.
Я влетел ногами вперед, там меня уже ждали, и лица под ошипованные подошвы не подставили. Старший лейтенант сидел, прислонившись к стенке, остальные, поймав и поставив меня на ноги, продолжали собирать свои баулы.
На предложение сделать ему нормальную перевязку Морозов отрицательно покачал головой. Я для приличия спросил:
– Промедол?
Он, вымученно усмехнувшись, выразительно постучал пальцем по нагрудному карману брезентовой «штормовки». Потом, вспомнив о чем-то, сказал:
– Ты, парень, помог бы моим дотащить ранец, – и указал на свой раздутый рюкзак.
Когда я согласно покачал головой, он опять устало улыбнулся и добавил:
– Смотри – тяжелый.
Сделав неопределенный жест, я крикнул своим, что у нас все готовы.
Опять прикрывающий шквал огня над головой – пошла первая группа: раненые и часть разведчиков. Один был тяжелый: сквозное пулевое ранение в бедро, с раздроблением. Его еще раз обкололи обезболивающим, наложили тугую повязку, шину и унесли на плащ-палатке вчетвером. В этой группе уходил и их командир. Прямо пошел, последним. Ни разу не пригнувшись и не оглядываясь назад. Да уж, красавец…
