– Что-то я раньше от тебя о племяннике не слышала. И об освобождении в первый раз слышу. Да уж ладно. Бог тебе судья. Если нужно, чтобы появился племянник, так тому и быть. А взятка-то какая?
– Известно, что немчуре нужно – сало да самогон.
– Все, что ты рассказала, интересно. Но не более. У меня за колючей проволокой никто не мается.
– Знаю. И все же есть причина обратиться к тебе. Племянник надоумил. Который раз просит: найди хорошего человека. В лагере находится военный. Он спас племянника от лагерного бандита. А ты в инфекционке работаешь. Надо помочь этому большому военному выйти на волю.
– Кто это большой военный? Может быть, ты меня под монастырь подводишь?
– Племяш сказал, что это московский ополченец – юрист, попал в плен под Вязьмой.
– А как же он оказался у нас, в Борисовском лагере с крутой характеристикой?
– Вот его сама и расспросишь.
– Задала ты мне, подруга, задачку. Подумать надо, на то и есть голова на плечах.
Ранее, когда партизаны скрывались в Шурочкиной явочной квартире, передали ей устное сообщения от начальника особого отдела партизанской бригады имени Пономаренко Заварыкина:
«В Борисове надо быть особенно осторожной, так как в городе находятся агенты абвера».
Шурочка, предупрежденная об этом, стала размышлять:
«У нас орудует абвер, а военнопленных из лагеря пускают домой за сало, не является ли предложение вызволить военнопленного высокого ранга из контролируемого абвером лагеря для военнопленных провокацией?»
Для неосведомленных читателей, привожу разъяснение, взятое мною из «Военной энциклопедии»»:
«Абвер» это было Управление разведки и контрразведки («Абвер-заграница») верховного командования вооруженных сил (ОКВ) фашистской Германии. Основной задачей этого управления была организация широкой разведывательной и контрразведывательной работы против стран, в отношении которых разрабатывались и осуществлялись планы военного нападения, особенно против Советского Союза.
Управление Абвер-заграница состояло из следующих отделов:
абвер-1 – разведка;
абвер-2 – саботаж, диверсия, террор, организация восстаний, разложение противника;
абвер-3 – контрразведка;
«Аусланд» – иностранный отдел;
ЦА – центральный отдел.
Одно из подразделений абвера обосновалось в белорусском городе Борисове».
Задумалась Шурочка: «А если ее, действительно, заманивают в гестаповскую ловушку?».
Дала задание своим партизанским подругам проверить «племяша» и его «тетушку». Подруги дней десять следили за «тетушкой» и ее «племяшом», вроде бы, фашистского криминала в их поведении не заподозрили.
Через связного партизанской бригады имени Щорса А.Е. Мухина передала Шурочка сведения о важном военнопленном начальнику особого одела партизанской бригады Заварыкину. Через некоторые время получила задание организовать побег из лагеря ополченца – юриста и провести бежавшего через фашистские кордоны в лес.
Вместе с Мухиным задумалась об организации предстоящего побега. Выйти из лагеря было чрезвычайно сложно. Лагерь был ведь под контролем подразделения «абвера», обосновавшимся в Борисове.
Военнопленных иногда посылали на расчистку завалов на городских улицах. Тогда немецкие охранники вроде бы и меняли пленных женам или детям на сальцо и самогончик. Как говорится, абвер есть абвер, да только и фашистским служивым в лагере хотелось самогончиком снять стресс. Офицерье высокопоставленное хлестало коньяк, а что делать простому служивому?
Шурочка решила, пусть «племяш» будет следить за воротами лагеря. Как только обнаружит в выведенной за ограждение на разборку развалин группе военнопленных ополченца-юриста, пусть даст ей знать. А она вместе с Мухиной будет прятаться поблизости.
А вот как выбраться из города, если на всех дорогах были немецкие посты, покумекает она. Город усиленно охранялся из-за находившейся в нем школы Абвера, поставлявшей за линию фронта в наши города и воинские части диверсантов и шпионов.
Решила раздобыть документы. Не получилось. Свой человек в управлении бургомистра был предан негодяями, арестован и расстрелян. Тогда Шурочка решила использовать паспорт своего мужа Николая Фомича Дедюшко. Он был такого же возраста, как описал «племяш» военнопленного.
Фотографию на паспорте пришлось немного затереть. Год рождения 1895-й подозрения не вызывал. Подобрала и одежду из мужней.
«Племяш» прятался невдалеке от ворот лагеря за палисадником одного из домов, одно утро. Шурочка и Ксюша в это время находились в условленном месте. Группу вывели, но ополченца-юриста в ней не было. На следующее утро тоже его не было. На пятый раз «племяш» его заприметил и подал знак Шурочке.
К воротам лагеря подошла Столярова. Группу пленных вывел конвоир. С ним и начала договариваться разведчица:
– Уважаемый, отпустите моего мужа!
Сговорились за десяток яиц, кусок сала и бутылек шнапса. Схватила за руку «муженька» и увела в глухой переулок. Там их ожидала Мухина.
«Племяш» из-за палисадника подал знак веточкой:
Он!
Александра Ивановна вручила вызволенному из лагеря одежду Николая Фомича. Заявила:
– Кто ты есть, не досуг разбираться! А теперь ты мой муж Николай Фомич Дедюшко. Запомни! Забудешь, проговоришься – голова с плеч и твоя, и моя, и моей семьи! И в придачу связного Мухина с семьей! Я теперь твоя жена. А зовут меня – Шурочка.
И вручила ему паспорт. Договорились, если будут спрашивать, куда идем, отвечать: на сенокос. Александра Ивановна знала, что заготавливали крестьяне сено в каждой деревне.
По дороге из города пошли размеренным шагом. Жена Мухина Ксения Николаевна несла корзину с продуктами.
Впереди показался немецкий пост проверки документов. У Столяровой заколотилось сердечко, когда немец взял у вызволенного из лагеря паспорт мужа. Приготовилась говорить:
– Муженек лысый после тифа! Из тифозного отделения «инфекционки», ведем на сенокос на поправку.
Знала, что немцы от тифозных шарахаются.
Один проверяющий повертел паспорта в руках, проверил наличие прописки, вернул документы Шурочке и Ксении, на лысого мужеченка презрительно посмотрел:
– Тиффози?
Шурочка обняла «муженька», поцеловала:
– Из больницы он, Николаюшка. Ели от смерти спасла.
Немец сравнил доходягу с фотографией, полистал паспорт, нашел прописку. Вернул паспорт Шурочкиному «муженьку».
Доходяга услышал над своим ухом шепот:
«Бите, шнапс!»
В это время второй немец запусти руки в корзину. Яйца и сало ему понравились. Ксения Николаевна начала было вытаскивать из корзины самогон, но немец – любитель сала махнул рукой:
– Шнапс в следующий раз. Скоро начальство приедет проверять.
Но немец-паспортист схватил бутыль и спрятал в штаны.
Отошли от поста, не выдавая нервного напряжения. От него ноги налились будто свинцом, в висках – барабанный бой!
Прошли деревни Гливино, Переседы, вошли в лес, в глубине отыскали поляну, сели передохнуть и перекусить. Разговорились.
Полпред обнял Столярову и Мухину:
– Спасибо вам, Шурочка и Ксюшенька! За то, что вызволили меня из плена…
Познакомились. «Муженек» назвал себя:
– Сергей Сергеевич Александровский. Бывший полпред СССР в Чехословакии. Как бы мне в партизаны?
А Столярова ему:
– И чего ты перед незнакомой теткой раскрыл все свои карты?
– Ну если ты, гражданочка, обвела вокруг носа фашиста, то ты – наша, советская! Предателем быть не можешь!
При расставании расцеловались на прощание. Александровский вытер слезы и еще раз поблагодарил:
– Мы теперь с вам связаны будто кровными узами! Будем надеяться, война закончится, встретимся и отпразднуем нашу победу!
Мухины увели Александровского в лесную чащу. Шурочка вернулась в город другой дрогой. Ей предстояли нелегкие испытания в оккупированном Борисове.
Александровский шел в партизаны, не ведая в который раз, что ему уготовила его необычная нелегкая судьба.
3. Победы и поражения посла Александровского
В 1989 году в конце июля я был озадачен прочитанным в центральной газете «Известия» сообщением «Жизнь и смерть дипломата». Первые же строки потрясли меня. Неужели в нем, в довольно таки сжатом виде, рассказывалось о жизненных коллизиях, аналогичных тем, что произошли в юности с моим коллегой Владимиром Николаевиче Дедюшко!
Мы трудились вместе в Днепропетровске, в ракетно-космическом конструкторском бюро «Южное». Он был в отделе телеметрии. В его обязанности входили расшифровки телеметрической информации, поступавшей на измерительные пункты от ракет, во время их полета. Я же работал в проектном отделе по системам управления ракет. На полигоне Тюра-Там (Байконур) мы совместно трудились во время летно-конструкторских испытаний наших новейших баллистических межконтинентальных стратегических ракет.
…Зимой на Байконуре свирепствовали сорокоградусные морозы да и еще с жестокими ветрами. Отопление на нашей площадке 43, где мы жили во время работ над ракетой, было настолько плохое, что мы старались селиться в комнаты, находившиеся на южной стороне нашей гостиницы «Люкс». Южные отапливало солнце, а северные превращались в настоящий холодильник. В тот заезд на полигон наш номер на четверых командированных был на северной стороне гостиницы. Ложились мы спать в своих меховых куртках, на голове – меховые шапки. Однажды, когда прилетел наш самолет, часть наших днепропетровских испытателей ракет должна была отправиться на этом самолете домой. Наши счастливые коллеги, закончившие свои полигонные миссии, должны были освободить свои номера и даже на южной стороне гостиницы. Кто из «северян» переселится в них? Конечно, нашлись самые шустрые. Среди тех из нашей комнаты, кто был в это время в «Люксе», оказались шустрыми конструктор Довгалов и я. В это время Володя Дедюшко находился на одном из измерительных пунктов (сокращенно «ИП»), регистрировавших информацию о полете ракеты. Переселившись, Довгалов и я решили пошутить с Володей Дедюшко и оставили в покинутом нами номере записку:
