«Отчет о работе сотрудника ВЧК Степового в период с 1920 по 1921 год».
И добавил вверху справа:
«Председателю ВЧК. Лично. Канцелярии не вскрывать».
Вложил папку в большой конверт, запечатал его и надписал карандашом:
«Москва. Большая Лубянка».
Затем вызвал к себе Моносова. Познакомил его с общим планом операции и подчеркнул:
— Лавров хитер и коварен, взять его будет потруднее, чем Пономаренко. Но подход к нему уже найден.
Бухбанд подошел к карте, обвел карандашом круг, куда вошли Черек, гора Издара, Чегем и его водопады:
— Где-то в этом районе оперирует полковник Агоев. Лавров пока на переговоры с ним не вышел. Он намерен сначала скомплектовать свою банду. Уже создал штаб ее. Он находится в двадцати семи верстах от Нальчика. — Карандаш снова скользнул по карте. — По сведениям, штаб состоит из трех осетин и двух турков. У них два пулемета системы Люйса, похищенные из управления милиции. В штаб Лавров направляет бывших офицеров и другой контрреволюционный элемент. Твоя задача: с группой товарищей проникнуть в штаб под видом агентов полковника Агоева и войти в доверие приближенных к Лаврову людей. Конечная цель: добиться встречи с самим полковником для координации действий против Советской власти. К сожалению, квартира, где скрывается Лавров, нам неизвестна. Поэтому действовать нужно очень осторожно. Моносов кивнул.
— И еще, — добавил Бухбанд. — Лавров располагает широкой сетью своих шпионов. В том числе и в местной чека. Поэтому приказываю действовать самостоятельно, на свой страх и риск. На связь с нальчикской чека не выходить. Другая наша группа займется ликвидацией всей банды. Адреса конспиративных квартир большинства лавровцев в Нальчике мы знаем. Необходимы лишь четкость и согласованность действий. Об этом и договоримся сейчас. Минут через… — Бухбанд взглянул на часы, — да, минут через пять начнется совещание всех участников операции. Сразу и познакомитесь со всеми членами оперативной группы.
Едва Бухбанд закончил говорить, как в комнату стали заходить чекисты. Многих Моносов знал, но были и незнакомые. Он догадался, что это прибывшие из других мест товарищи, о которых упоминал начальник оперативного отдела. Среди них совсем молоденький парнишка, лет девятнадцати, из Дагчека. Именно его рекомендовал Бухбанд в группу Моносова за отличное знание Кабарды, редкостную находчивость и бесстрашие, которыми парень отличился во многих операциях.
Все места у двери были заняты, и вошедшие последними нерешительно остановились у порога.
— Проходите, товарищи, — пригласил Яков Арнольдович, кивнув на стулья у окна, и начал совещание.
* * *
Гетманов догнал недавних пленников уже под Эдиссеей. Заслышав конский топот за своей спиной, милиционеры пустили было рысью. Но Ульяна, приглядевшись, узнала в одиноком всаднике своего спасителя и придержала коня.
Начинался рассвет. Подпоясанная алым кушаком зари, степь тихонько выдыхала некрепкий парной туман, и он стелился рваным покрывалом меж холмов. Брызнули первые лучи солнца, и, словно отсвет их, заиграл на щеках девчонки яркий румянец, когда подъехал к ним широкоплечий парень в кубанке. На мгновение взгляды их встретились. Девушка тут же опустила глаза, но свет их еще долго ласкал загрубевшее в битвах и невзгодах сердце чекиста.
Яков не мог понять, что произошло. Только степь вдруг стала такой яркой, что ему пришлось зажмуриться. А сердце застучало гулко и радостно. Куда девалась его уверенность! Язык сделался неповоротливым, оробел казак, притих, только глазом косит в сторону.
И девчонка молчит, зардевшись, лишь стыдливо придерживает на груди разорванное бандитом платье.
Опомнился Яков: «Что же это я! Ведь холодно…» Быстро снял черкеску и неуклюже набросил ее на плечи девушки. Та попыталась было возразить, но Яков широко улыбнулся и ласково потребовал:
— Бери, чего там! Согрейся хоть!
Она благодарно кивнула, закуталась поплотнее.
Несколько минут ехали молча. Милиционеры скакали чуть впереди, изредка оглядываясь и понимающе улыбаясь.
Чуть охрипшим от волнения голосом Яков несмело спросил:
— Ульяной, что ль, зовут тебя?
— Ульяной, — просто ответила девушка, и снова полыхнуло из-под черных ресниц струящееся пламя.
— А правда, что ты дочь священника? — и Яков смущенно улыбнулся.
— Та правда ж, — ответила на его улыбку Ульяна. — Только никакой он теперь не священник. Расстригли батяню за безверие. Он вот и мне в комсомол разрешил поступать. Хороший он у меня, только пьет очень. А люди злые, не любят его за то, что «господа предал». А где он господь-то, когда вокруг такое творится…
— А мать твоя где?
— Маму не помню, она умерла, когда я еще маленькой была…
— А-а-а… — только и мог сказать Яков.
Подъезжали уже к первым хатам. Лениво брехали собаки, хозяйки выгоняли коров со двора. Ульяна вдруг застеснялась, сняла черкеску, стряхнула с нее дорожную пыль и протянула Якову:
— Я лучше так. Увидят ведь…
Гетманов понял, протянул руку и, забирая одежду, слегка прикоснулся к пальцам девушки. Ульяна вспыхнула вся и закусила губу. В глазах ее неожиданно блеснули слезы. Девушка быстро отвернулась.
— Ты… чего? — растерянно спросил Яков.
— Ничего, — Ульяна ладошкой, как-то совсем по-детски смахнула набежавшую слезу и насупилась.
— Я, что ль, чем обидел тебя? — допытывался Яков.
— Нет, так… — попыталась девушка за беззаботной усмешкой скрыть охватившую ее печаль.
Но это не удалось ей. Гетманов видел, как переменилась Ульяна в несколько минут, словно сжалась в тугой комочек. Так пугливый степной зверек настораживается, почуяв опасность. Слез уже не было, только губы стали жестче, да пролегла меж бровей упрямая складка.
— Мне тут все одно не жить! Засмеют… С мужиками, мол, была… — Ульяна криво усмехнулась. — Ух, и злющие у нас бабы!
— Неужто страшней бандитов Конаря? — улыбнулся Яков.
— А ты не смейся, — губы Ульяны дрогнули. — Правду говорю, житья не будет.
— Тогда поедем со мной!
— Ишь, чего удумал! — Ульяна искоса глянула на парня: не смеется ли опять.
Однако глаза Якова были серьезны и ласковы.
— А что, в самом деле, тут плохого? — Гетманов стал горячо агитировать девушку. — Вот только наших догоним, а там и в город. На работу устроишься, учиться будешь…
Он собирался еще сказать что-то веское, убедительное, но Ульяна вдруг резко оборвала его:
— Пожалел, что ли?
Яков осекся, обиженно посмотрел на нее и в сердцах неожиданно выпалил:
— Дурочка! Нравишься ты мне! Понятно?
Ульяна снова вспыхнула до корней волос и отвернулась. Пунцовая мочка уха с маленькой дырочкой для серьги была такой нежной и беззащитной, что Якову неодолимо захотелось тут же поцеловать ее. Но он ни за что на свете не мог позволить себе этого, потому что боялся неосторожной лаской обидеть девушку, спугнуть то новое, что появилось между ними. Он не заметил, как проехали улицу из конца в конец, и вздрогнул, когда Ульяна глухо сказала:
— Все. Вот наша хата… Остановились.
Яков заглянул ей в глаза:
— Значит, не веришь?
Ульяна потупилась:
— Как же так, сразу?
— Ну давай я потом заеду за тобой? — с надеждой спросил он.
— Не знаю. Батяню надо увидеть…
— А не раздумаешь?
— Может, и раздумаю. — Глаза Ульяны вдруг озорно блеснули, и Якову почему-то стало легко и весело от этого, — Подожду, подожду, да и раздумаю…
— Ну, тогда не успеешь. — Яков радостно засмеялся и дал коню шпоры. — Я скоро вернусь! До встречи!
Ульяна только кивнула в ответ.
* * *
В Моздокском политбюро Гетманову пришлось задержаться. Сведения, добытые им у Конаря, были немедленно переданы в губчека, а сам Яков остался в уезде.
Это было время, когда решения X съезда РКП(б) о переходе от политики военного коммунизма к НЭПу, обеспечившему прочный экономический союз рабочего класса и трудового крестьянства, уже давали свои крепкие всходы.
Распропагандированные агентами Тергубчека, казаки банды Васищева бросали оружие и являлись с повинной в местные Советы. Васищев свирепствовал. Но никакие угрозы не могли уже остановить разложения банды. Сам Васищев с небольшой группой головорезов был вскоре окружен на одном из хуторов и после отчаянного сопротивления схвачен.
Вот тогда и выбросили белые флаги многие атаманчики, всякие там тишковы, орловы, гончаровы и прочие «батьки».
Не все, однако, склоняли повинную голову. Кое-кто еще покусывал Советскую власть в темных углах. Но в целом по уезду стало намного спокойнее.
Возвращаясь с отрядом из Наурской, Гетманов заглянул в станицу Галюгаевскую. Две неожиданные встречи ждали его здесь.
Когда подъезжал с ребятами к центру, заметил, что со всех сторон тянутся к стансовету люди. Поравнявшись с несколькими стариками, Яков придержал коня:
