Вы понимаете, товарищи, что это плод, которому надо было дать созреть. Люди, которые там сидели, должны были развивать свою преступную деятельность для того, чтобы, как снежный ком, оплести целый ряд людей добродушных, быть может, доверчивых, любящих родину, стремящихся к ее счастию, и в момент наибольшего напряжения этой деятельности должна была последовать ликвидация, но ликвидация с некоторым расчетом, с тем, чтобы провокатора оставить на свободе; но одного оставить опасно, нужно оставить еще несколько других лиц с ним вместе, чтобы не обнаружить его и чтобы был фермент брожения, – то, что называется «на разводку».
Когда мы докопались до этих документов, когда сошел с теоретической базы вопрос о том, занимались или не занимались провокацией, когда мы привели §5 инструкции, то увидели, что эти люди оказались припертыми к стене; они оказались припертыми и другими процессами, которые мы поставим, которые будут иллюстрировать, в виде отдельных частных случаев, это общее положение. Вы знаете, товарищи, дело социал-демократа депутата 4-й Думы Малиновского; они его где-то наметили, они проводили его снизу вверх, они делали членом Думы совершенно сознательно, они устраняли на его пути все препятствия. Они устраивали ему поездки по России, отпускали заграницу, и вы понимаете, товарищи, сколько, с точки зрения тогда существовавшего закона, больших и малых преступлений он создал вокруг себя во время своих поездок и какое бесчисленное количество людей погубил, отправил в тюрьму, в ссылку и т.д.
Позвольте возвратиться к документам: «наиболее подходящими для привлечения к работе в агентуре можно считать следующие категории: арестованные по делам политическим, слабохарактерные революционеры, вообще революционеры разочарованные или обиженные партией, а также нуждающиеся материально, бежавшие из места ссылки, преследовавшиеся раньше и т.д.». Но что тяжело сказать для судебного ведомства старого режима и что должно быть ему вечным укором – «в случае успеха склонения в сотрудники, необходимо принять, по соглашению с прокурорским надзором, меры к изъятию из дознания таких протоколов допроса, которые могут провалить заагентуренного обвиняемого». Вы понимаете, тут ведомство юстиции работает вкупе и влюбе с ведомством внутренних дел. И нам пояснили, что когда дело доходило до того, что человек должен был стать провокатором, тогда прокуроры старого режима, работавшие по политическим делам, стыдливо покидали комнату, в которой оставался жандармский офицер, с тем чтобы вернуться в нее тогда, когда все дело было кончено».
«В видах предупреждения побега и, с другой стороны, способствования успеху дознания, необходимо стремиться иметь сотрудников из числа лиц, содержащихся под стражею». И мы в списках агентов-сотрудников департамента полиции видим людей, которые получали за это время усиленное жалованье, но сидели ряд месяцев в тюрьме, и были даже отдельные случаи, когда такой агент находил нужным и выгодным в течение нескольких лет пробыть в каторжной тюрьме старого режима. Товарищи, тут есть и флер. Тут объявляется, что нужно избегать провокаторства, но что же называется провокаторством, как не то, о чем я вам говорил и раньше? Это снежный накопляющийся ком, это сотрудник, облепленный людьми, из которых нужных оставляли на разводку. Что же это, как не провокация – проведение сотрудника на верхушку государственной лестницы, или требование, чтобы сотрудник непременно прошел всю революционную иерархию и непременно втерся в центр, и тогда ему, центральному, как видно в деле Малиновского, цена в десять раз дороже – вместо 50 руб. 500 руб. в месяц? Тут прямо говорится, что в каждом данном случае, когда нужно сделать какое-нибудь активное действие, заведывающему розыском должно взвесить, прежде чем разрешить ему это сделать, в какой мере исполнение поручения будет служить успеху розыска.
Хранение литературы, оружия, бомб, взрывчатого вещества и пр., а также предоставление квартиры для собраний, указание своего адреса для явки – все это возможно было только с разрешения жандармского управления, жандармского начальства. Устраивались искусственные побеги (как, напр., Петрова) лиц, бежавших с каторги и затем попавшихся, проводили провокацию в Думе, как это было по делу Малиновского, как это было по делу Шорниковой, когда одной рукой писался циркуляр о том, чтобы искать Шорникову, а другой рукой устраивали Шорникову на место, сестры милосердия в общину Красного Креста или сиделицею в винной лавке, при чем вносили за нее залог, переводили ее в качестве сотрудника из одного охранного отделения в другое.
Я на этом позволю себе закончить… Товарищи, когда мы, юристы, с ужасом спрашивали министров и их товарищей, на каком законе вы основывали свои действия, они говорили: такого закона нет, но так действовал мой предшественник, а их родственники, когда они были арестованы, в обиде на комиссию говорили: зачем вы привлекаете одного министра и не привлекаете другого? Нам приходилось их успокаивать, говоря: погодите, до всех дойдет очередь.
Вот выборы в Государственную Думу. Конечно, мы знали многое из газет, но как отвратительно документально в этом убеждаться, – оказывается, что полностью руководство выборов было из центра. И затем министр по окончании всего дела или товарищ министра давал циркулярные телеграммы, чтобы была уничтожена вся секретная переписка по выборам, т.-е. совершив преступление, путем преступления нового, путем циркулярного распоряжения, пытались замести следы преступления.
Вы знаете, что у нас в комиссии есть военный и морской отдел. Здесь поражает, товарищи, равнодушие к делу армии. По делу Сухомлинова уже установлен тот момент, когда гибнущая армия на Карпатах, в лице своих представителей, вопила о снарядах, а в это время центр не делал решительно ничего. Это-то преступление, помимо сношения с каким-нибудь германским агентом, с нашей точки зрения, еще глубже позволяет нам поставить обвинение по 108 ст., т.-е., в государственной измене, т.-е. в поспешествовании неприятелю во время военных действий. Слава богу, что не вернется никогда это возмутительное по начальству рапортование о том, что все обстоит благополучно, это насильственное прекращение расследования целого ряда судебных процессов. Мы эту общую картину будем иллюстрировать отдельными делами и среди отдельных дел поставим на суд преступления центра в связи с особенно близким нам и вам так называемым Ленским делом. Вы знаете, что доклад Манухина по этому делу был затерт здесь в центре. А между тем этот доклад в смысле проверки происшествия выяснил ужасную вещь: он выяснил, что местная заводская администрация была недовольна действиями власти, как еще за несколько лет до этого случая, до апрельского расстрела, в связи с другой стачкой, администрация приисков во время забастовки, не желая уступать рабочим, жаждала столкновения, когда администрация приисков, надеясь, что в рабочих будут стрелять, приготовляла в больнице места для будущих раненых и приглашала священника для напутствия будущих умирающих, если бы они после этого расстрела оказались.
Товарищи, вы видите таким образом, что с ограничением особ первых трех классов, со всеми другими ограничениями, комиссия стоит перед огромным трудом, но она надеется в общих чертах закончить разработку до 1 сентября, до 1 сентября она надеется взять все то, что имеет политическое значение, из злоупотреблений всех ведомств, и поставить их на суд, с обвинительным актом, полным содержания, но с обвинительными формулами, однако, вытекающими непосредственно из содеянного, без всяких натяжек, ибо вы сами видите, что если встать на точку зрения натяжек, то из этого можно было бы вывести неизмеримо больше преступлений, а этого мы не хотим, мы хотим все поставить ясно и гласно, пусть на весь мир огласится все содеянное ими и пусть они понесут ту кару, которая им отмерена по тем законам, которые они сами написали и которых сами же не соблюдали.
Я говорю, что к 1-му сентября мы постараемся кончить это расследование, но до 1 сентября мы постараемся поставить отдельные процессы. Вы знаете, товарищи, что момент нам не благоприятствует, вы знаете, что мы встречаем трудности чисто технического свойства – отсутствие транспорта, расстройство почты, неорганизованность до сих пор милиции. Товарищи, я опять возвращаюсь к первому вопросу. Вы понимаете, что в центре и на местах судебная власть, занятая очередной работой, не может заняться, этим делом. Можно создать такие комиссии в центре и на местах, которые бы вместе с представителями судебного ведомства работали и ставили бы процессы параллельно нашей комиссии. Только при этом условии мы криминализируем то, что подлежит криминализации из прошлого режима, только при этом условии мы станем до известной степени на путь, успокаивающий народную совесть. В самом деле, если они нарушали закон, так отчего же они не понесут должной кары? Я говорю главным образом о должностных лицах, амнистия их не коснулась, и мне представляется, что только при сотрудничестве на местах и в центре, только при таком сотрудничестве возможно сделать всю ту громадную работу, которую мы здесь делаем.
