Об этом случае Дронов, конечно, знал. О нем часто вспоминали и судачили в резидентуре. Больше всего доставалось бывшему резиденту Грачеву, которого сменил Разумихин. Старожилы особенно любили рассказывать, как Грачев, прибыв в страну, на первом же совещании стал распекать офицеров: они-де не умеют устанавливать знакомства с иностранцами. При этом он ссылался на свой опыт работы в Африке и рекомендовал использовать здесь, забыв, вероятно, что Швеция — не Нигерия.
— Едешь на машине где-нибудь в предместье Стокгольма, — совершенно серьезно рассуждал Грачев, — остановись у какой-нибудь виллы, возьми ведро, попроси набрать воды для радиатора, вот тебе и знакомство.
Пребывание в Скандинавии плачевно закончилось для Грачева. Шведские контрразведчики быстро его вычислили, подставили провокатора, он клюнул на элементарную приманку, и не за понюшку табака его выгнали из страны, объявив персоной нон грата.
— Ведь можно и твоим действиям с американцем предъявить массу претензий, — продолжал резидент. — Почему, например, ты посадил незнакомого иностранца с секретными документами к себе в машину? Почему взял с собой несколько страниц этого документа? И можно при желании задать тебе тысячи других вопросов. Проще было сказать американцу, что ты из торгпредства, извиниться и отправиться на обед. Конечно, Центр может предъявить нам претензии. Ну, скажем, надо было договориться с доброжелателем, чтобы он пришел в посольство и передал документы на изучение специалистов. Мы бы отправили их в Москву, попросив американца за ответом зайти через недельку. Никакого риска с нашей стороны, правда, и никакой разведки. Нет, все значительно сложнее, я хорошо знаю прагматичных американцев, у них единственный Бог — деньги. Отдать документ на оценку может только доверяющий нам агент. Собственно, почему американец должен нам верить? Центр, конечно, может нам написать: примите все меры и убедите доброжелателя в необходимости сотрудничества с нами, но не укажет, как это сделать, спрятавшись за дежурной фразой: «Обеспечьте меры по конспирации и безопасности». Великолепная фраза, Виктор Никифорович, подходит для всех случаев жизни в разведке. Будешь работать в Центре, помни об этом…
Так, отвлекаясь и рассуждая, Алексей Николаевич писал шифровку. Поставив последнюю точку и расписавшись, он подвинул шифроблокнот Виктору:
— Читай!
— По-моему, все четко и ясно, — сказал Дронов, прочитав шифровку.
— Ну, раз тебе все ясно, давай немного пофантазируем. Попробуем представить себе, как могут развиваться события. Наихудший для нас вариант: Центр сообщит нам, что документы, предлагаемые Адамсом, не представляют никакого интереса. Это будет означать, что мы с тобой неважные разведчики, приняли желаемое за действительное, недостаточно изучили доброжелателя, клюнули на мякину, подвергая себя неоправданному риску. Короче, для Василия Федоровича представится прекрасная возможность ткнуть меня носом в дерьмо. Конечно, наилучший для нас вариант, если документы представят интерес для Центра. Ведь ты об этом мечтаешь, Виктор Никифорович, правда?
— Конечно, Алексей Николаевич, — не задумываясь выпалил Виктор.
— И правильно делаешь, об этом и должен мечтать разведчик. Но вот что я тебе скажу. Если Центр даст добро на приобретение документов, с этого момента, собственно, и начнется настоящая агентурная работа, головная боль для тебя и для меня, потому что она всегда сопряжена с пирогами и шишками. И, как правило, в этой работе больше шишек. Вот к чему ты должен себя готовить, Виктор Никифорович. Агентурные дела самые сложные, больше приносят огорчений, чем радости, но зато в короткие мгновения радости разведчик испытывает настоящее счастье от своей работы.
Тут Разумихин замолчал. Затем, собравшись с мыслями, заговорил:
— Знаешь, в последнее время я заметил странную тенденцию: некоторые разведчики не хотят активно участвовать в агентурной работе. Долго не мог найти объяснения таким фактам. Но однажды услышал, как один опытный оперативник поучал молодого перед загранкомандировкой: не лезь на рожон, не высовывайся. Вербует, мол, один из ста. Лучше первую командировку осмотреться, не рисковать. Поскользнешься — прощай заграница, и будешь всю жизнь невыездной. Поэтому, советовал служака, подальше от агентов, сиди стриги газеты, пописывай. После командировки пожурят немного, напишут, что старался, но агентурно-разведывательные задачи выполнил не полностью. Глядишь, через два-три года снова пошлют в загранку. А куда они денутся, нужны кадры. Вот так без риска и в дамки. А те, кто рискует, засветятся, станут невыездными, их засунут в Союзе под паршивую крышу, где они от безделья сопьются. И что удивительно, — возмущался генерал, — эта философия находит все больше и больше сторонников.
Поздним вечером на имя начальника Главного разведывательного управления ушла срочная шифротелеграмма, в которой генерал коротко и ясно докладывал о встрече с доброжелателем, сообщал о принятых резидентурой мерах по проверке американца, излагал план дальнейших действий. В качестве первоочередной меры предлагалось на следующий день самолетом «Аэрофлота» командировать в Центр работника резидентуры Федорова с полученными от Адамса документами для их оценки. В конце депеши резидент заверил, что в случае согласия Центра документы будут немедленно приобретены и доставлены в Москву.
На следующий день пришло согласие Центра направить Федорова в командировку. Вечером он вылетел в Москву. Семнадцатого декабря поздно вечером из Центра срочной депешей сообщили, что по предварительной оценке специалистов предлагаемые доброжелателем документы могут представить значительный интерес. Разрешалось выплатить Адамсу двадцать пять тысяч американских долларов с соблюдением строжайших мер конспирации и безопасности. О проведенной операции Центр требовал немедленно доложить шифром. Резидентуре предлагалось продумать план мероприятий по дальнейшему использованию Адамса в качестве возможного источника ценной военно-технической информации.
Получив ответ Центра, Алексей Николаевич восемнадцатого декабря условным сигналом срочно вызвал Дронова в посольство. Когда Виктор вошел в кабинет резидента и поздоровался, шеф, пододвинув к нему тонкий желтый листок, проговорил:
— Читай!
Дронов быстро пробежал глазами текст шифровки, сердце забилось радостно и тревожно.
— Доволен? — спросил резидент, улыбаясь.
— Да, — коротко ответил Виктор.
Затем шеф пригласил оперативных офицеров Суслова и Половцева, которые привлекались для проведения операции в городе. У Дронова, собственно, такой план давно был еще до встречи с Адамсом. Изучая город, Виктор подбирал места встреч, тайники, места проверок и контрнаблюдения, проверочные маршруты. Особое место в плане отводилось организации контрнаблюдений на заключительном этапе операции. Надо было так организовать дело, чтобы на сто процентов быть уверенным: передача документов и денег прошла вне поля зрения контрразведки.
Часа два резидент и оперативник обсуждали детали операции. Решили использовать время обеденного перерыва, когда большинство сотрудников одновременно выезжают на машинах из посольства. Вдруг Алексей Николаевич неожиданно спросил:
— Ты, Виктор Никифорович, обратил внимание на последние фразы шифровки Центра?
— Да, — ответил Виктор.
— Давай поговорим, пожалуй, о самом главном в предстоящей операции. В чем, собственно, наша слабость? Мы берем секретные документы в городе, здесь наша ахиллесова пята. Поэтому Центр и обращает внимание на конспирацию и безопасность. А как сделать по-другому, со стопроцентной гарантией безопасности? — развивал резидент свою мысль. — Никто не ведает. Не знает и Центр, поэтому он скромно промолчал. Мы берем, Виктор Никифорович, эту ответственность на себя и головой отвечаем за проведение операции. И второй очень важный вопрос, о котором Центр тоже коротко упоминает. Как сделать, чтобы встреча с Адамсом была не последней? Центр нас не поймет, если мы получим даже очень ценный документ и на этом все закончится. Это будет полдела, меньше чем полдела. Центр не будет глубоко вникать, какой кровью все это нам досталось, он не будет вникать в наши] волнения и переживания, страхи и сомнения. Он расценит это как удачу, везение.
Разумихин помолчал немного, а затем решительно закончил свой монолог:
— Ты сказал — повезло. Я уверен, что в разведке везет только тем, кто работает. И Центр в чем-то по-своему будет прав, потому что его задача сделать из доброжелателя ценного агента. В этом и есть настоящее искусство. Судя по твоей встрече с американцем, он в затруднительном материальном положении, может быть, временном, получит свои двадцать пять тысяч — и все устроится. Ты на встрече почувствовал, что он готов продолжать с нами работу?
