Так как Гитлер был убежден, что его военный гений выше, нежели все знания, полученные в военных академиях, он считал необходимым самому управлять армией, чтобы навязать свои стратегические концепции боязливому штабу.
Руководители гестапо, Гиммлер и Гейдрих, побуждали его добить единственного противника, который у них оставался. Они полагали, что их триумф не будет полным, если они не обезглавят армейский Генеральный штаб. С этой целью Гиммлер начал с 1935 года плести хорошо продуманную интригу против двух самых высоких лиц в германской армии – фельдмаршала фон Бломберга и генерала фон Фрича. Чтобы уничтожить этих двух врагов СС, гестапо решило их опозорить.
Человеком, которому Гейдрих поручил осуществить эту операцию, стал шеф гестапо Мюллер, примитивный администратор, какие встречаются повсюду. Будучи «функционером» до мозга костей, он существовал лишь ради «бумажек», статистики, докладных. Он чувствовал себя хорошо, лишь занимаясь записками, повестками дня и инструкциями. Главной заботой Мюллера было «продвижение». Его мало беспокоило то обстоятельство, что закулисная сторона его жизни состояла из гнусных и корыстных доносов, анонимных писем, средневековых пыток и тайных казней. Эти ужасы доходили до него обесчеловеченными в виде докладов, составляющих основу административного функционирования.
Генрих Мюллер был родом из Баварии, с квадратной головой крестьянина. Невысокий рост, коренастое телосложение, массивность, тяжелая и слегка покачивающаяся походка выдавали его происхождение. Не блещущий особым умом, но чрезвычайно упорный и упрямый, он избежал неминуемой судьбы пахаря, упорно учась в школе и мечтая стать чиновником. В его среде и окружении эта должность считалась весьма завидной, потому что чиновникам обеспечивалась пенсия. Ему удалось поступить на службу в мюнхенскую полицию. Там Гиммлер заметил его отличительные качества: слепое подчинение дисциплине и профессиональная компетентность. Как все чиновники политической полиции, Мюллер до 1933 года работал против нацистов. Гиммлер не ставил ему это в вину и верил, что он с таким же рвением будет служить новым хозяевам. Мюллер сделал гораздо больше, чтобы заставить забыть о своем прошлом и смягчить враждебность, которую некоторые влиятельные члены партии по-прежнему испытывали к нему. Несмотря на все его старания, целых шесть лет ему упорно отказывали в приеме в партию, членом которой он стал лишь в 1939 году. Так, весьма парадоксальным образом гестапо, главный инструмент обеспечения господства режима, управлялось человеком, чья политическая правоверность не была достаточной, чтобы иметь право считать себя настоящим нацистом. Такой остракизм имел два разных основания: враждебность соперников и расчет хозяев, которые полагали, что Мюллер развернет свою активность еще интенсивнее, чтобы преодолеть сопротивление.
Расчет оказался правильным, и Мюллер из кожи лез вон, чтобы выслужиться. Справедливо отметить, что он легко и искренне воспринял нацистские догмы. Он не был ни интеллектуальным, ни сентиментальным человеком. Под выпуклым лбом лицо его с тонкими холодными губами было жестко, сухо, маловыразительно. Маленькие карие глаза глядели на собеседника пронизывающим взглядом и часто были прикрыты тяжелыми веками. Он брил голову по старой моде, оставляя лишь немного волос на макушке и надо лбом. Руки соответствовали лицу; это были руки крестьянина, квадратные, массивные, широкие, со слегка узловатыми пальцами. Враги говорили, что у него руки душителя.
Мюллер благоговейно почитал силу. Этим объясняется его готовность к исполнению приказов хозяев и то рвение, которым отличались многие его инициативы. Следствием этого культа стала ненависть, которую он питал ко всему, что могло символизировать ум и интеллигентность. Однажды он сказал Шелленбергу, что надо бы бросить всех интеллигентов в угольную шахту и взорвать ее.
Как все новообращенные более позднего периода, Мюллер всегда опасался показаться слабым, поэтому постоянно вступал в соревнования с СД, ненавидя эту службу и подозревая ее в том, что она была причиной его затруднений со вступлением в партию. В профессиональном отношении СД была конкурирующей службой, и Мюллер презирал ее, потому что вначале в ней работали «любители», которых он, старый профессионал политической полиции, без труда превзошел бы.
За такую компетентность Гиммлер начал его уважать. Он доверял Мюллеру до последнего дня и приказал ему остаться в Берлине, когда оттуда эвакуировались все службы. Столь высокая протекция позволила Мюллеру обеспечить и сохранить привилегированное и удивительно независимое положение в системе жесткой иерархии.
Чтобы снискать расположение Гейдриха, он стал исполнителем самых грязных дел, шпионил за своими коллегами, помогая устранять тех, кто стал неугоден. Он участвовал во всех махинациях Гиммлера: ему поручалось доводить до конца большинство «деликатных» миссий. Для таких нужд требовался человек без комплексов и совести, а он и был таковым. Его первой мастерской работой и несомненным «шедевром» стало дело Бломберга – Фрича.
Весной 1933 года командование немецкими вооруженными силами находилось в руках трех человек: генерала фон Бломберга, военного министра, генерала фон Фрича, главнокомандующего армией, и генерала Бека, начальника Генерального штаба. Эти три человека были генералами старого образца, любимыми и уважаемыми всей германской армией, хотя Бломберг стал объектом жестких и критичных высказываний за то, что «скомпрометировал» себя связью с нацистами. Он был одним из первых, если не первый, кто открыто показал симпатию нацистскому движению. В 1931 году, когда центристские и правые партии еще сопротивлялись нацистским наскокам, он встретился с Гитлером и не скрыл от него своего восхищения им. Бломберг тогда командовал первым военным округом в Восточной Пруссии, а его начальником штаба был полковник фон Рейхенау, дядя которого, бывший посол фон Рейхенау, был ревностным почитателем Гитлера и оказал большое влияние на политические убеждения племянника. Бломберг был умен, но неуверен и очень подвержен влияниям. Во времена, когда налаживалось сотрудничество между рейхсвером и Красной армией, он признавался, что стал «почти большевиком». Под влиянием Рейхенау он также легко стал нацистом. В качестве военного министра Бломберг создал службу для обсуждения вопросов, интересующих вермахт, и отношений с государством и партией. Эта служба стоила ему серьезных затруднений со штабом сухопутных войск, который упрекал его за то, что он слишком «подлаживается» к партии.
Бломберг играл очень важную роль во время военной оккупации Рейнской области. Он подготовил планы ее ремилитаризации, прямо сотрудничая с партийными шефами. За это Гитлер после введения войск в Рейнскую область присвоил ему звание маршала. Такова была плата за покорность Бломберга, которую он проявил во время чистки верхушки СА, согласившись на казнь своих товарищей – генералов Шлейхера и фон Бредова, а затем принеся присягу верности Гитлеру.
Бломберг, несмотря ни на что, сохранял определенный престиж в некоторых военных кругах. В Нюрнберге генерал авиации Мильх сказал, что «Бломберг был способен сопротивляться» и часто делал это. «Гитлер уважал его и прислушивался к его советам. Это был единственный солдат, которому хватило ума, чтобы согласовывать военные и политические вопросы». Иного мнения придерживался фон Рундштедт, который, выражая мнение военных, сказал: «Бломберг всегда был немного чужаком среди нас и витал в других сферах. Он вышел из школы Штейнера, человека теософского склада; по правде сказать, никто его особенно не любил». Прозвище, которое Бломберг получил от своих врагов, идеально определяет его сущность. Его прозвали Лев-Пустышка.
Устранение Бломберга было вызвано, по-видимому, не личными мотивами, а принципиальными соображениями. Вся Германия подчинялась принципу фюрерства. Но фюрерство было несовместимо с некоторыми штабными традициями. Например, фельдмаршал фон Манштейн заявлял, что «в старой армии начальник штаба, имеющий мнение, отличное от мнения своего шефа, мог отстаивать его, хотя и был обязан, разумеется, исполнять полученный приказ». А маршал Кессельринг говорил, что «принцип взаимной ответственности начальников Генерального штаба, к которому раньше часто прибегали, вышел из употребления как несовместимый с принципом фюрерства».
Гитлер не выносил обсуждения своих приказов и предложений. Он боялся (а Гиммлер старался укрепить его в этом опасении), что военные, испуганные его слишком рискованными проектами, устроят тайный заговор против режима, при случае даже с помощью заграницы. Прошел слух о секретных контактах с генералом Гамеленом.
24 июня 1937 года Бломберг подготовил отчет о международном положении, рискнув снабдить его аргументами противников агрессивной политики, которую намечал Гитлер. «Общая политическая ситуация, – писал он, – оправдывает предположение, что Германии не грозит нападение с чьей-либо стороны. Причина тому, кроме отсутствия желания совершить агрессию со стороны почти всех стран, особенно западных держав, заключается в слабой подготовленности к войне многих государств, в том числе СССР».
