Человеческое тело и средства к существованию получаются прямо или косвенно от Солнца. Им человек живёт, умирает, ему он обязан свои существованием. Пусть гелиоцентрическая сила будет на мгновение удалена — вся жизнь мгновенно исчезнет. Таким образом, повсюду, на протяжении всей «Вечности», при всех условиях и во все времена, этот мир, все существующие миры и всё, что в них пресмыкается, — всё управляется, вдохновляется, наполняется жизненной энергией и регулируется активным действием силы. Повсюду сила правит, а немощь управляется, притягивается, отталкивается, контролируется.
Сила побуждает бежать неукротимых северных оленей к морю и с размаху швыряет их в серо-зелёные волны. Сила мчит тяжело гружёные машины через прерии, равнины и реки. Сила поднимается из глубоких шахт и выбрасывает на поверхность залежи золота, железа, серебра и угля. Сила скатывает раскалённые докрасна бруски металла в титанические формы. Сила сеет семена, вспахивает поля, жнёт зерно, молотит кукурузу, обтёсывает камень, придаёт форму балкам, строит мосты через реки, валит леса, строит города, пишет книгу — вдохновляет её, печатает её, защищает её.
Даже «музыка сфер»[327] есть преисполненный энергии рёв враждующих элементов, славящих силу.
В силе заключается «всё во всём» планетарных систем и животного мира, так не может ли она быть и открывающим все двери «сезамом» социологии — первичным принципом, что управляет (и должен продолжать управлять) отношениями между племенами и между людьми? Не есть ли она евангелие древности, равно как и логическая причина обеднения сегодняшнего дня?
В заложенных ли республиках, в проданных ли в рассрочку монархиях, в отданных ли под залог деспотиях, сила меча (то есть военная сила — принуждающая сила) есть ультимативный ipse dixit[328] в распределении правильного и неправильного. Как это было в дни жестокого Сесостриса, разрушительного Чингисхана, бесстрашного Карла Великого,[329] так это и сейчас. Во всех производственных отношениях сила есть «повелитель всего, что видит». Власть есть власть, хотя она может принимать тысячу различных форм. В чём суть различий между римским мандамом, турецким фирманом, русским указом, директивой Верховного суда или предписанием Суда лорда-канцлера?[330] Они точные синонимы. Чем бы ни выделялась их фразеология, в действии они есть очевидные проявления имперской силы величия скипетра. Никакая священническая софистика не может постоянно скрывать этот факт, и, что ещё более важно, никакая эмоциональная демагогия не может уничтожить его.
Сама по себе власть не есть зло. Для людей силы так же естественно править толпой ничтожеств, как для льва поедать ягнёнка. Когда какая-то нация или человеческое сообщество не обладают никакой реальной силой, единственно правильно, что они должны быть подчинены, и, опять же, если они развивают необходимую силу, то для них в такой же степени справедливо отвоевать свою прежнюю позицию и подчинить своих бывших хозяев. Эволюция работает через власть, но последняя никак не ограничивает её.
Наказание за поражение ужасно. Работа по найму есть (в наши времена) главное условие в соглашении, при котором побеждённым позволяется существовать.
Беспристрастное правосудие никогда не существовало в животном созидании и никогда не могло существовать. Сама его идея есть абсурд. Эволюция не знает его.
Между вьючными животными и хищными животными, а также между капиталом и трудом идёт постоянная борьба. Они — естественные враги друг другу, и тот, кто докажет, что он сильнее, должен править — всё время или же до следующего испытания. Закон битвы неограничен. Он не закончится ни сегодня, ни завтра. Он существует всё время.
Между патрициями и плебеями Рима — свободными людьми и илотами Греции — зажиточными купцами и нубийскими невольниками Карфагена — военной кастой и рабами Карнака и Мемфиса[331] — веками вёлся один и тот же безудержный конфликт, который теперь ведётся повсеместно между имущими и неимущими. Несомненно, аграрные волнения и бурная борьба между классами дебиторов и кредиторов в современной Америке есть точная копия того, что происходило в греко-римском мире. Как бы то ни было, современные лидеры (с обеих сторон) являются лишь бедными жалкими слабаками в сравнении с вождями древности. Они не более чем дети, радующиеся игрушкам и колыбельным — у них есть зрение, но они не видят, у них есть слух, но они не слышат, у них есть разум, но они ничего не знают, — смеясь и лопоча, они ничего не говорят — весьма красноречиво. Для них их крохотная провинциальная колыбель является Вселенной, но на самом деле их жизни есть бесцельное блуждание в царстве снов.
Люди, которые говорят о всемирных энергиях, постоянно примиряющих конфликты, попусту тратят слова. Компромисс здесь не обсуждается (сегодня, как и раньше), если только в качестве временной уловки. Богатые и бедные есть неизменные естественные продукты и дополнения друг друга — как противоположные полюса электрической батареи. Дело богатого — эксплуатировать бедного, и точно так же дело бедного — побеждать и эксплуатировать — когда настанет его черёд.
Угнетение одного класса другим всегда побуждается физической трусостью жертвы, и у природы нет любви к малодушным — как к богатым, так и к бедным. Угнетение есть одна из необходимых фаз эволюции. Поэтому для того, чтобы обеспечить подчинение и полное уничтожение низших типов, на людей, как и на всех остальных животных, налагается борьба за выживание. И даже когда наши «выдающиеся» мудрецы пророчат эры вселенского мира и довольства, противоборствующие когорты готовы вцепиться друг другу в горло — как и в былые времена. Сила должна решать «всё» в будущем, как она решала «всё» в прошлом, и те, кто учат обратному, либо нечестны, либо не имеют ни малейшего представления о значимости и результате биологической детерминации.
«Весь мир» теперь в долгу, и никаких человеческих усилий не хватит на уплату процентов (хотя бы основных) наличными. Бизнес живёт под облаком залогового долга, и однажды он должен быть ликвидирован выстрелом, чтобы наложить узы — узы рабства.
Всё добытое богатство есть перерождённая сила, и её недостаток есть явный признак стерильности и дегенерации. Промышленность есть манипуляция силы — силой. Мозги и мускулы есть часть механизма гравитации. Потомки «военнопленных» веками росли в служении, и из них получаются наиболее умные механизмы — специалисты и служащие.
Капитал концентрируется в силе, и он также предназначен для получения и накопления дополнительной силы. Он может управляться своим владельцем как угодно — как тот только пожелает. У него нет никаких обязательств перед другими, только перед своими запросами и своим правом собственности. Он может «поступать, как он хочет, с тем, что ему принадлежит», пока он обладает силой. Он может, если хочет, овладеть землёй посредством какого-то своего агентства, и он может покупать и продавать людей и нации, если у него есть к этому склонность, или он думает, что это выгодно. В природе нет ограничений его энергиям или амбициям. Всё, что требуется, это сила, соответствующая цели. Но эти же принципы работают и с любым другим человеком или ассоциацией людей, так что в складывающемся в результате этого конфликте доказывается достоинство — абсолютно и без сомнений. «Права богатых» это то, что они могут удерживать во владении, а «права бедных» меньше, чем ничто. На накопление собственности не налагается никаких ограничений, так же, как и на её перераспределение. Игра по правилам несущественна и даже не требуется. Она может быть установлена, если обоюдно желаема обеими сторонами, но можно обойтись и без неё. В реальной жизни «без неё» всегда обходятся те, кто обладает преимуществом в материальном могуществе.
Равенство может существовать лишь между равными. Цивилизация подразумевает разделение труда, а разделение труда подразумевает зависимость, а зависимость подразумевает несправедливость и неравенство. Горе мне, если я говорю неправду!
На такие слова как эти, малодушные застенчиво бледнеют, собираются в молельнях своих идолов, взывая: «Господи, смилуйся над нами! Христос, смилуйся над нами! Защити нас от зла!»
В древних сообществах философия силы полностью понималась и применялась среди всех классов, даже среди прислужников (servi).[332]
Идеи абстрактного правосудия, правильности, непротивления не могут найти никакого прибежища в неразвращённом мозге. В лагере охотников и воинов жизнь слишком сурова, и притворство не может встретить там никакой иной оценки по достоинству, кроме как хорошего естественного сарказма. Более чем вероятно, что тот, кому приходится охотиться для пропитания своей семьи каждый утренний час (и захватывать землю, чтобы построить на ней своё убежище), не проглотит с энтузиазмом развращённую теорию самоотречения и не поклянётся в безмерной верности самопровозглашённому кругу собирателей податей — маскирующихся под политических филантропов. Он сам поддерживает собственное наследственное величие независимости так долго, как он может, и никогда не сдастся, кроме как перед абсолютно превосходящей силой. Но даже в этом случае он клянётся в безграничной мести и обязывает своих сыновей и сыновей своих сыновей вечно ненавидеть завоевателей, их владычество и их грабёж.
