Корреспондент: «В соседней квартире тоже дыра, здесь живет 90-летняя Евгения Ивановна, которая ходит с трудом. Дома в теплой одежде и шерстяных носках, в квартире холодно».
Евгения Ивановна: «На таблетках живу. Господи, что же делается. Я каждый день плачу, молюсь, прекратите, зачем. Люди не виноваты. Сколько пострадало, сколько побито. Что они бьют нас? Остановите правительство наше» [346].
Жители освобожденного Дебальцева рассказывают журналистам о том, как они живут в городе, который регулярно подвергается обстрелам Вооруженных сил Украины, как они жили при украинских военных. Отопление и водоснабжение отсутствуют, канализация не работает. У многих взрывами выбиты окна и разрушены дома. Обыденностью стало проживание в подвалах, чтобы спастись от обстрелов. Жительница города Марина Николаевна рассказывает о том, что обстрелы Дебальцева регулярно происходили перед приездом украинских журналистов, которые сообщали, что город в очередной раз обстреляли «сепаратисты». Другая жительница Дебальцева рассказывает о том, как украинские военнослужащие устраивали провокации, проводя обстрел позиций ополченцев с разных точек города, чтобы вызвать ответный огонь на жилые районы города. Приводим интервью жителей полностью.
Женщина: «Уже живем. С собаками, кошками. Всех принимаем. Всех бездомных. За водичкой, черт-те куда ходим. Воды нет, тепла нет. Канализация замерзла. Что вам еще сказать. Окон нет. Кто, что даст, тем и питаемся. У нас пока что еще свои запасы есть. Что вам еще сказать. Холодно. Две недели жили в подвале, там вообще нет отопления. Сейчас, правда, там у нас буржуйка. Короче, без работы остались. Без всего. Много еще людей осталось, и дети есть. А говорят, что в Дебальцеве никого не осталось. Народу много. Вот сколько там в бомбоубежище. У нас человек двадцать. Небольшой подвал у нас под домом. И так народ выходил. Много народу. Всем не уехать. Куда ехать? А перемирие в сентябре 2014 года? Где-то бахало. А в сентябре с 3-го на 4-е мы думали, что нам уже все. Поздравляли нас с днем освобождения Дебальцева. Повылетало все. С четырех сторон».
Марина Николаевна: «К нам приезжало украинское телевидение. И заказывали они музыку. Как только они на экране, сразу бомбят город. И потом говорят, что это бомбили не они, а террористы российские. С нескольких позиций обстреливали город. Заготовленное телевидение уже на месте украинское. Все город побили. Мы вылезли из подвалов, и начинают они бегать — украинские корреспонденты. Естественно, на экран подается факт — обстреляли российские террористы. Их (журналистов) приезд был таким страшным. Мы даже боялись. Обстреляли нас с четырех сторон на свой праздник».
Женщина: «Любой праздник, и мы в подвал. А там есть очевидцы. Что же вы хлопцы, говорим, делаете? А они нам: «Что, суки, боитесь?» И пошел. Этот придурок с передвижным этим, подъезжает и сбивает все. Ездит по городу машина с пушкой. Бум, естественно, отдача куда? В город. Типа уже те стреляют. Огневая точка. Он тут стрельнул, там стрельнул. Специально все. Конечно. И еще им за разрушения доплачивали, нам казалось. За разрушение города. Зарплата у них небольшая. Они базируются в школах, вон горбольница, вон больница железной дороги, они там окопанные полгода сидели. Центр занятости, в Доме пионеров, я там работаю. Тоже они там были. Люди в подвале. Укры — в помещении. Я пришла на работу. А он выскакивает с пистолетом на старую бабку. Стой там. Это я на работу пришла. «Дайте директора». — «Стой, я тебе сказал». Весело нам, хлопцы. То есть они сами провоцировали огонь. И показывали в СМИ, что это делает Россия. А еще говорили так интересно. Что кто уехал, то это украинцы, а те, кто тут остался, то террористы. Раз они на территорию Украины не уехали, значит, они террористы и их можно бить. Так что мы остались тут террористы. Вот посмотрите на нас. Ну, а нам Россией быть хочется. Ой, очень хочется. Наше богом забытое Дебальцево знают, наверное, во всем мире. Тихий ужас. Мы в подвале с буржуйкой. Да, у нас детский дом более-менее уцелел. Пленкой окна забили. Так что, слава богу, печка горит. Будем выживать. А как жили при украинцах? Ой, ребята, лучше не спрашивайте. Врагу не пожелаешь такого. Все было, это ужас, что творилось. Вот не видели? В каждый дом танк заезжал. Частный сектор. Возле дома танки стоят, стреляют. Чего. И дети там. Выводили за город. Они с частного сектора стреляли. У нас вон прямо возле детворы стояло. Хватило так, что уже за семь месяцев. А отношение к нам со стороны военных? Вот ты идешь и на колени сразу ложишься. Это уже в последнее время, а поначалу вроде нормально. А потом на колени ложись, и все. Документы даешь, а в ответ: «Что ты мне тычешь свои документы?» [347].
Семь месяцев Первомайск находится под обстрелом. В своем интервью британскому журналисту Г. Филлипсу жители Первомайска Максим и Олег показывают свою квартиру, разрушенную в результате попадания снаряда, выпущенного украинскими вооруженными силами в феврале 2015 г. С их слов, обстрел велся из с. Троицкое, где расквартированы украинские военнослужащие. Дети разрушенного многоквартирного дома в возрасте от 6 до 14 лет вынуждены жить в подвале, так как обстрелы продолжаются практически ежедневно. И дети, и взрослые желают скорейшего окончания войны. Ниже приведен полный текст интервью.
Г. Филлипс: «Здесь центр Первомайска. Там в ванне кто-то был вчера, когда начался украинский артобстрел. Это была ночь. Это четырехэтажный дом, гражданские квартиры. Цемент везде, щебень везде. Тут была гражданская жизнь. Нормальная гражданская жизнь, которую сейчас просто полностью уничтожают здесь. В Первомайске идет обстрел без перерывов».
Максим: «Сидел просто дома. Услышали сначала далеко хлопки. Я вообще был на кухне сначала. Сидел за столом. Чай пил. Услышал в первый раз такое, что даже задрожало. Стол подпрыгнул даже. Я в коридор пошел сразу. А жена заходила как раз в спальню, когда так все задрожало. И я, говорит, успела присесть. Я кричу ее по имени, а она говорит, подожди. Потом опять как бахнуло, и чувствуется, как все начало съезжать это все. И все, и тишина. Потом, когда вышли, увидели. Живем теперь в подвале. Если хотите, смотрите, проходите. Вот они капли. Живем в этой сырости. Все капает. Загнали нас сюда. Сырость, грибок и все остальное. Свет сопутствующий, как сказать. Я боюсь, что будут стрелять снова. Стреляют без перерывов. В день по пять-шесть раз обстреливают с Троицкого, вон какое там еще направление. Они не воюют, потому что они убивают мирных жителей. Они воюют со своим народом, убивают народ свой. Мы им оказались не нужны. Донбасс убивают, население. Это не война. Соседу дверь вырвало. Она не закрывается теперь. Мы привыкли уже и нам не страшно уже. Если попадет, то сразу. Лишь бы не ноги и руки отрывало. А так нам уже все равно. Уже надоела эта жизнь».
Олег: «Сейчас только уголь разгрузили. Печь растопили, потому что людям здесь жить неизвестно сколько. Людям жить здесь, скорее всего, постоянно. Как и говорил Порошенко, наши дети будут в школу ходить, а ваши по подвалам сидеть. Так и получилось, мы сидим в подвалах теперь. Обстрелы происходят по три-четыре раза на день. И днем, и ночью. Жить уже не знаем мы как. Мы уже просто думали, вот-вот закончится. Семь месяцев уже, с 22 июля, летал самолет. Почти семь месяцев город Первомайск находится под обстрелом. Ежедневно, было полтора месяца, правда, мало стреляли. Сейчас в данное время обстрелы происходят чаще, чем летом. Летом стреляли минометами, это меньше, чем «Градом». «Градами» вообще полдома снесло, и никто за это не отвечает».
Отвечают дети, живущие в подвале.
Вадик: «Мне 14 лет. Не очень ощущения. Не высыпаемся».
Саша: «Мне 11 лет».
Данил: «6 лет».
Никита: «15 лет».
Настя: «16 лет».
Саша: «Вчера мы сидели здесь. Страшно было очень. Дом трясся, земля дрожала».
Никита: «Это происходит из-за тех придурков, которые сидят там в Киеве за столами. У меня о них не очень хорошее мнение. Потому что они считают себя лидирующей особью. Им нужны только деньги, и все. Иногда только выходим на улицу, чтобы подышать свежим воздухом. Пока не стреляют.
Настя: «Кино смотрим, в лото играем».
Саша: «Надеемся на лучшее».
Данил: «Надеемся, что война закончится».
Данил: «Чтобы война закончилась».
Никита: «И президента нормального выбрали, а не такого, как Порошенко»[348].
Жители и дети Октябрьского района Донецка рассказывают о последствиях обстрела района. Взрослые говорят о том, что никаких военных в Октябрьском р-не Донецка нет, мальчику Виталику просто страшно жить под обстрелами. Ниже приведен полный текст интервью.
Журналист: «Скажите, пожалуйста, вот».
Мужчина: «Украинцы убеждают и доказывают, что украинские войска обстреливают только те места, где находятся военные подразделения и откуда введется огонь. Сказать по-русски? Фигня. Вон военные подразделения, два сидят, и бабушки вон убирают. Это мы военное подразделение? Пусть приедут и тут посидят. И дворники еще, да. А детские сады, что тоже сепаратисты? Уже почти год рассказывают, что там слушать то, что рассказывают. Извините, что я ругаюсь. В двенадцать часов ночи стали стрелять. Мы тут прятались в подвале. Испугались, когда начали стрелять. Очень страшно было. Потому что озарило все. И с пятого этажа повылетало все. Диаметром два метра. Квартира вся засыпана, крыша вся посечена. Откосы только сделали, очень страшно, очень. Падает, вон дом взорвали наш полностью, Вахрушево, 55. Одиннадцатого февраля взорвали полностью дом. Какое там перемирие? С кем? Это же братоубийство? Это как казах на казаха. Украина единая. Нет. У нас такие стрельбы устраивают. Это ужас. Ребенок вон, когда у нас взорвали дом. Мы успели только упасть на пол. Это только после первого выстрела. А потом прыгнули в погреб. А с погреба, потом минут через пятнадцать, тишина. Вышли, а дома нет ни хрена. Вон он. Школа № 50 от нас в пяти метрах, и можете себе представить, дети в школу будут ходить, и будут смотреть на мой разбитый дом. У меня есть дом основной и пристройка. В пристройке живем. Кухня не разбита, в кухне живем. А эти ОБСЕ — на вокзале встречался с ними, разговаривал. Они выслушали, прослушали. И спрашивают, а фотографии нет? Мы не взяли фотографии, я сам фотографировал все. А они мне, мы этим не занимаемся. Они только на вокзале. Наверху только. Сюда вообще все боятся ехать. Потому что у меня соседский дом разорванный. Ему вот так попал снаряд, а мне сверху. Все квартиры нет. Хорошо, что мать умерла год назад. Она этого не видела».
