Председатель. – Нет, нет, пожалуйста.
Протопопов. – Как прикажете.
Председатель. – Может быть, вам легче будет отвечать на вопросы.
Протопопов. – Я очень плохо думаю. Я искренно говорю, я плохо соображаю, у меня скверно работает голова.
Председатель. – Вы говорите, что к Государственной Думе относились спокойно?
Протопопов. – Совершенно.
Председатель. – Когда вы говорите это, то некоторую психологию вашего отношения вы утверждаете. Нам бы хотелось услышать ваш ответ на вопрос, каково было ваше отношение к факту существования и работы Государственной Думы во время войны.
Протопопов. – Ах, во время войны.
Председатель. – То-есть в то время, когда вы были министром, как вы относились к возможности и желательности править страной без Государственной Думы?
Протопопов. – Без Государственной Думы, я думал, править нельзя, когда я был там. Все переменилось, когда я был назначен министром: ко мне относились неладно, как к министру, я был для них не министр, на меня смотрели очень косо, и, естественно, я думал, что найду опору в Думе. И вот накануне того, как я в первый раз пришел туда (министры устроили так), мне сказали, что Пуришкевич будет говорить против меня речь, сообщили ее содержание и думали, что мне легко будет отвечать, когда у меня эта речь была записана.
Председатель. – Кто вам сказал содержание речи?
Протопопов. – Положительно не помню. Вероятно, либо Крупенский, либо Ознобишин, я не помню кто.
Председатель. – Или Марков 2-й?
Протопопов. – Маркова 2-го я тогда не видел.
Председатель. – А когда вы начали видеть Маркова 2-го?
Протопопов. – Приблизительно в январе. Я его видел раза четыре, кажется.
Председатель. – То-есть, что вы называете видели? Вы его видели в Думе?
Протопопов. – Нет, нет. Он был у меня.
Председатель. – Я понимаю в том смысле, что между вами и им установились некоторые внедумские отношения. А отношения между вами и Крупенским?
Протопопов. – Ох, это с детства. Я с ним был в кавалерийском училище.
Председатель. – Но когда установились ваши встречи с Крупенским в связи с делами Государственной Думы, в бытность вашу министром внутренних дел?
Протопопов. – У меня почти их не было. Он бегал ко мне, и я к нему ездил. Он быстрый человек, всегда больше всех знает. У меня особых дел не было с ним, кроме этой знаменитой записки абриса речи, декларации.
Председатель. – Чьей речи?
Протопопов. – Декларации Думы, которую я передал Штюрмеру в руки.
Председатель. – Когда это было?
Протопопов. – Это было вначале.
Соколов. – Перед 1-м ноября?
Протопопов. – Да, кажется. Он сказал, – вот в чем будет заключаться декларация. Я говорю, – тогда я дам Штюрмеру. Ну хорошо, – говорит, – только ты мне верни. Я так и сделал. Дал Штюрмеру, а затем, я не знаю, каким образом вышло, что это сделалось известным в Думе.
Председатель. – Вы немножко уклонились в сторону. Позвольте задать вопрос: Крупенский и Марков 2-й получали деньги за это осведомление?
Протопопов. – Крупенскому ни одной копейки не давал, нет.
Председатель. – А Маркову 2-му?
Протопопов. – Да, я ему давал и вот почему. Совершенно не свойственно мне, так сказать, быть крайним правым, следовательно, совершенно является необъяснимым, каким образом я на эту патриотическую организацию мог отпускать деньги. Это случилось вот почему. Во-первых, их, правых, постоянно кормили все. Следовательно, если бы я не подкармливал эти учреждения монархические, то это составило бы исключение из правила, а в былое время, когда я видел, что монархический принцип падает ужасно, мне казалось, нельзя сделать иначе, как дать эти деньги, – вот почему.
Председатель. – Сколько вы платили Маркову 2-му?
Протопопов. – Я думаю, за все время всего тысяч сорок.
Председатель. – За все время вашего министерства. Были определены эти передачи?
Протопопов. – Я не хотел определять, потому что у него был очень большой вкус – l’appétit vient en mangeant, а у меня, наоборот, вышло, что подтвердит директор департамента полиции, что в последний раз, когда ему передавал деньги, я усомнился в необходимости передачи этой денежной субсидии.
Председатель. – А когда этот последний раз был?
Протопопов. – В начале февраля, вероятно.
Председатель. – Сколько было в последний раз передано?
Протопопов. – Тысяч десять.
Родичев. – После того как он обругал Родзянко, сколько вы ему дали?
Протопопов. – Я ему за это не дал. Я не так был сердит на Родзянко. Мне очень грустно…
Председатель. – Просто последовательность объективная?
Родичев. – Вы не прекратили уже после этого выдачи?
Протопопов. – Нет.
Родичев. – Сколько после этого?
Протопопов. – Не помню, но не прекратил.
Председатель. – Вы говорите, что, значит, его аппетит разыгрывался, аппетит приходил по мере того, как он получал. Что же, конкретно скажите, он просил у вас большое количество денег?
Протопопов. – Он говорил: «что даете пустяки». Я ссылался на то, что денег нет. Нужно сказать, что я только теперь, раздумывая, вижу, как много я не знал в этом ведомстве. Да оно и понятно, потому что фактически им я не мог управлять, и потом все приключения… Ведь не было дня, чтобы не было приключения, чтобы не было какого-нибудь толчка, странного толчка, как, например, запрос дворянства по поводу Варбурга. Все складывалось так ужасно, ведь это выбивало меня. Я не мог внимательно и последовательно работать.
Председатель. – Давайте совершенно спокойно выясним эти вопросы, сюда относящиеся. Вы говорите, что Марков 2-й говорил, что ему этого мало. Сколько же ему полагалось в месяц.
Протопопов. – Не то, чтобы я сказал в месяц. Ну, в месяц 10-15 тысяч.
Председатель. – Десять-пятнадцать тысяч в месяц?
Протопопов. – Может быть, и двадцать тысяч.
Председатель. – А он требовал больше?
Протопопов. – Он говорил: помилуйте, две с половиной тысячи стоит бюро.
Председатель. – Какое бюро?
Протопопов. – Отдел союза русского народа.
Председатель. – Так что ему нужно было больше. Скажите, он давал вам отчет в этих деньгах?
Протопопов. – Нет, никогда. Тут случилось еще одно обстоятельство. Тут не один Марков был, тут целая группа лиц, которые были заинтересованы в том, чтобы субсидии шли.
Председатель. – А именно?
Протопопов. – Все правые группы.
Председатель. – Ну, назовите некоторых из них.
Протопопов. – Возьмите из Государственного Совета, есть лица, которые заинтересованы были очень.
Председатель. – Кто?
Протопопов. – Я сказал бы, почтенный Римский-Корсаков.
Председатель. – Ну еще.
Протопопов. – Я ему лично не платил, но он был заинтересован.
Председатель. – Вы говорите, что был заинтересован в этих получках?
Протопопов. – Нет, нет извините. Я этого не говорю, что он получал деньги, он не получал. Я давал, Маркову, собственно, не я лично, но все равно давал Маркову деньги, а затем Римский-Корсаков, я не знаю, чтобы он тут был заинтересован, но он говорил мне, что это необходимо, тут и газету он примешивал.
Председатель. – Как называется эта газета? (Протопопов старается припомнить.)
Смиттен. – Может быть, это «Русская Быль»?
Протопопов. – Кажется, да. Правым нравилось, что я даю эти деньги. Если бы не давал, это правым не нравилось бы.
Председатель. – Да кто из правых, назовите?
Протопопов. – Да их ужасно много.
Председатель. – Но, вероятно, чем-нибудь выражалось, что это нравилось? Мне кажется, по началу вашего рассказа, вы сказали, что, собственно говоря, не один Марков 2-й хотел получать эти деньги.
Протопопов. – Нет, виноват, я плохо выразился. Марков 2-й единственный человек, который получал. Извините, я сказал один, но еще был другой, которого прислал, как будто, Голицын или Щегловитов. Это – Орлов московский. Я первый раз его видел. Он принес брошюру и на издание этой брошюры я дал две тысячи рублей. И вот этот мне принес счет.
