Об этом же толковал Асадулле и старый Касым.
— Поездка в страну большевиков, — говорил он, — будет опасной, но целесообразной. Ты должен выполнить волю аллаха.
Перед тем как отправиться в дальний путь, Асадулла прочитал большую проповедь в главной мечети Кашгара, где присутствовали многие авторитетные служители ислама. Один из них, с хитрыми, бегающими глазками, смотрел на Асадуллу с каким-то удивлением, его тонкие пальцы то и дело перебирали реденькую бороду. Он завидовал предстоящей миссии Хафизова в Среднюю Азию.
За день до отъезда Асадулла решил навестить Юсупа. Узнав о связях шейха с панисламскими кружками, тот не на шутку встревожился, просил быть осторожным.
— С этими панисламскими идеями, — сказал Юсуп, — ты восстановишь против себя гоминдановскую администрацию. С ней шутки плохи.
На это Асадулла заметил:
— В Фергану я еду для того, чтобы повидаться со своими друзьями, узнать их настроение в связи с происшедшей в России революцией. Там меня гоминдановцы не достанут.
Разговаривая, друзья вышли в сад, присели возле журчащего арыка. Мать Юсупа подала им завтрак. На подносе лежали две лепешки, отварные куски баранины, сладкий кашгарский кишмиш, курага. Женщина пожелала молодым людям приятного аппетита, ушла к себе.
За трапезой Юсуп пытался отговорить шейха от поездки в Туркестан. В такое тревожное время не следует, мол, выезжать из Кашгара. Но его друг был настойчив. Он упрямо заявил:
— Мне необходимо там быть. И какие бы опасности не встретились на пути, я проберусь в Туркестан.
Они простились, и Асадулла на другой день выехал к границе. Вечером он был уже в небольшом кишлаке. Шейх не знал здешних мест, по смело направился к крайней избе. Здесь, по словам верных людей, жил проводник-кашгарец Турсунахун, который взялся провести Хафизова через границу.
Путь до места занял немного времени. Турсунахун, хоронясь за валунами, пояснил:
— Самый трудный участок, господин, остался позади. Здесь, вдоль границы, не всегда ходит охрана. До кишлака на той стороне рукой подать. Идите прямо к избе, крайней слева. Хозяина зовут Ораз. Скажите, что я привел вас к границе.
К указанной проводником избушке Асадулла приближался не спеша, осторожно ступая по едва заметной в потемках тропе. Послышался громкий лай. Собака кинулась на шейха, но после окрика хозяина отбежала в сторону.
Ораз был средних лет, отличался могучим телосложением. Он хорошо говорил на кашгарском наречии. После ужина Ораз и шейх нашли много общего во взглядах на жизнь, на разворачивающиеся события в советском Туркестане.
Утром Ораз дал Асадулле лошадь, объяснил, как лучше доехать до Коканда, назвал фамилии людей, у которых можно найти приют, покормить коня.
Не доезжая до Коканда нескольких километров, шейх свернул к ближайшему кишлаку. Здесь, в чайхане, он хорошо покушал, отдохнул, побеседовал с посетителями, пытаясь выяснить обстановку в городе. Оставив хозяину лошадь, пешком направился в Коканд.
Шейху везло. Не успел пройти с километр, как его догнал местный житель и пригласил к себе в повозку.
Шейх плохо знал Коканд, так как был в нем всего один раз, когда возвращался из Бухары. Поэтому решил знакомых из предосторожности пока не беспокоить.
Приближались сумерки. По узкому переулку Асадулла подошел к небольшому глинобитному домику. На стук в калитку вышла средних лет женщина в парандже. Шейх извинился за свой поздний визит, спросил, можно ли переночевать. Не ответив на вопрос, женщина окликнула мужа. На ее зов со двора пришел широкоплечий, плотный узбек в широких шароварах и большой белой рубахе.
— Переночевать просится, — сказала женщина, бросив на шейха испытывающий взгляд.
— Ну что же, места хватит, на дворе тепло. Давай заходи, гостем будешь, — согласился муж и приказал: — Жена, готовь ужин! Мы пока поговорим…
Асадулла по вполне понятным причинам не сказал хозяину, что приехал из далекого Кашгара. Следовало соблюдать осторожность.
Утром Асадулла с аппетитом съел большую порцию плова, запив ароматным чаем со сливками. Затем решил навестить своих знакомых, живших в старой мусульманской части города, которую в основном составляли глинобитные и саманные постройки. Здесь находилось свыше трехсот мечетей и караван-сараев. На узких и кривых улицах собирались группами мужчины, вели между собой оживленный разговор. Изредка куда-то спешили верховые, оставляя за собой облака белесой пыли.
Асадулла подошел к дому своего друга Мустафы, но от слуги узнал, что тот рано утром уехал в ближайший кишлак и вернется только на другой день. Зайти еще к одному знакомому мулле шейх не решился. Он направился в квартал, где были расположены чайханы-ночлежки. Побродив часа два по пыльным улицам, Асадулла остановился у чайханы, что стояла в стороне от таких же невзрачных мазанок. Через запыленные окна в синей дымке кальяна он различил людей, сидевших на нарах, покрытых старыми паласами. Над дверью висел небольшой фонарь. Шейх толкнул дверь ногой, его сразу же обдало запахом только что испеченных лепешек. Асадулла осмотрелся, занял место поближе к выходу.
Недалеко от двери стоял пузатый тульский самовар. Рядом с ним на медных подносах покоились пиалы и чайники различных цветов и размеров.
Шейху подали чай. Вскоре сюда зашел оборванный дервиш и сел рядом с Асадуллой. Пришелец был любознателен. За чаепитием он надоедал вопросами, старался втянуть соседа в разговор. Шейх, заметив необычный к себе интерес, встал и вышел на улицу.
На следующий день Асадулла встретился с Мустафой, который рассказал ему о многом.
— С тех пор, как большевики пришли к власти, в городе стало неспокойно. Народ жалуется на нехватку хлеба, мяса, топлива. Люди из кишлаков стараются не выезжать на базар. Бумажные деньги потеряли всякую ценность. Назревают большие события.
Мустафа посоветовал шейху временно воздержаться от встреч, подождать, когда окончательно выяснится настроение и позиции высшей прослойки духовенства.
С согласия Мустафы Асадулла поселился у него в доме. Хозяин подробно информировал шейха о всех событиях, которые происходили в городе.
Как-то возвратясь домой, Мустафа посоветовал Асадулле сходить к дамулле Сабиту, дом которого стоял около ближайшей мечети.
На другой день рано утром шейх осторожно постучался в дверь. Навстречу вышел заспанный старик и, увидев Хафизова, догадался, что к хозяину пожаловал важный гость. Пригласил его войти, провел в комнату. Асадулла еще не успел сесть, как рядом с ним оказался Сабит. Он приветствовал шейха низким поклоном и шепотом сообщил ему о прибытии в Коканд делегаций от крупных промышленников, торговцев, духовенства.
— По-видимому неспроста, — заключил Сабит. — Намечается что-то вроде съезда. Вы прибыли вовремя. Вас поддержат и выдвинут от Кашгарии представителем на этот съезд.
В конце ноября 1917 года в Коканде состоялся съезд мусульман, о котором говорил дамулла Сабит. Крупные торговцы, буржуазно-националистическая интеллигенция, представители мусульманского духовенства провозгласили буржуазную автономию Туркестанского края, образовали контрреволюционное правительство, возглавившее так называемую «Кокандскую автономию». Членом этого правительства был избран и шейх Асадулла. В правительство вошли также главари клерикальных организаций «Улема», «Шурои Исламия», южного отделения партии «Алаш», Мустафа Чокаев, Тынышпаев и другие. Не надеясь на поддержку широких масс, кокандские «автономисты» заключили союз с русской белогвардейщиной, их подпольной «Туркестанской военной организацией», а также с атаманом Дутовым, хивинским ханом и бухарским эмиром, за спиной которых стояли английские, французские и американские империалисты. Они стремились к захвату Средней Азии, к превращению ее в свою колонию. Большие надежды возлагали они и на семиреченских казаков, возвращавшихся домой из Персии. Но в районе Самарканда казаки сложили оружие и сдались бойцам Красной гвардии. Подпольный контрреволюционный штаб в Ташкенте принял решение: от общего выступления отказаться, приурочив его к более благоприятному моменту. Тогда правительство «Кокандской автономии» решило действовать самостоятельно. Опираясь на банду Иргаша, насчитывающую несколько сотен всадников, оно подняло восстание, арестовало Кокандский Совет. Однако малочисленные красногвардейские отряды при активной поддержке трудящихся оказали мятежникам упорное сопротивление и с помощью подошедших из Самарканда отрядов Красной гвардии 19 февраля 1918 года разбили «Кокандскую автономию». Оставшиеся в живых члены самозваного правительства бежали за границу.
Поспешил скрыться и шейх. На лошади, которую ему привел курбаши из конюшни, принадлежавшей видному лидеру «Кокандской автономии» Мамедову, он, после двухчасовой скачки, забрызганный грязью, влетел на двор караван-сарая, что во втором Беговате. Старик-хозяин, увидев продрогшего шейха, предложил ему горячего чая. Асадулла жадно, большими глотками отпивал из пиалы ароматный напиток и мысленно проклинал февральскую погоду, тяжелые события в Коканде, которые он перенес. Хозяин понимал, что перед ним сидит важная персона и догадывался, что этого человека к нему привело какое-то неотложное дело. Почувствовав на себе вопросительный взгляд, шейх первый нарушил молчание.
