Пока же ВРК по прежнему «оборонялся». На экстренном собрании было принято решение воспрепятствовать разведению мостов, как мере явно агрессивной и направленной на подавление революции. В течение вечера комиссары ВРК чаще всего мирно, без единого выстрела установили контроль над многими объектами, которые перед этим были взяты под контроль лояльными правительству силами – телеграфным агентством, продовольственным ведомством, некоторыми мостами и т. д. Так правительство само втягивало ВРК в активные действия, заставляя реагировать на свои военные эволюции.
Ленин об этом не знал. Зато он получил официальный ответ ЦК, который, по словам передавшей его Фофановой, «его не удовлетворил». «Не знаю – все что они мне говорили – они все время врали или заблуждались? Что они трусят» – нервничал Ленин. Он несколько раз требовал разрешения отправиться в Смольный под охраной верных красноармейцев, но так и не получив его, решил пойти сам на свой страх и риск. Сопровождал его один Эйно Рахья.
Это путешествие Ленина в Смольный много раз описывалось мемуаристами и историками. До того как Ленин станет главой российского правительства оставалось всего несколько часов. Но по его внешнему виду мало кто мог бы об этом догадаться. Дешевое пальто, невзрачная кепка, грязная перевязка «как от зубной боли». Они с Рахья вскочили на ходу в трамвай, шедший в депо и проехали несколько остановок по пути. Затем воспользовавшись суматохой и без пропусков, «зайцами» проскочили мимо правительственных солдат, охранявших выход с Литейного моста в сторону центра, Наконец, их остановил конный патруль на Шпалерной. Ленин пошел дальше, а Рахья «в грубой форме» дискутировал с юнкерами. Очевидно, он играл роль убедительно, юнкера признали в нем и его спутнике (завтрашнем премьер-министре!) бродяг и отстали. «С виду мы действительно представляли типичных бродяг» – признавался Рахья. Когда же они с Лениным подошли к Смольному, выяснилось, что там поменяли пропуска и туда невозможно попасть. Пришлось Рахье «по примеру карманников устроить давку», толпа оттеснила часовых, и будущий Председатель Совета Народных Комиссаров попал, наконец, в штаб революции.
Через несколько минут после этого Ленин уже разговаривал с Троцким. «Помню хорошо, – писал годы спустя Лев Давыдович – что Владимир Ильич начал с тревожного вопроса по поводу тех переговоров, которые мы вели со штабом Петроградского округа относительно дальнейшей судьбы гарнизона. В газетах сообщалось, что переговоры близятся к благополучному концу. «Идете на компромисс?» – спрашивал Ленин, всверливаясь глазами». Троцкий заверил, что это «военная хитрость». Поскольку воспоминания писались через семь лет после событий октября 1917 г., когда само восстание стало фетишем революционного мифа, Троцкий старался не подчеркивать разногласий с Лениным, а сглаживать их задним числом. И все же (в отличие от позднейшей сталинской историографии) совсем нивелировать разницу в подходах Лев Давыдович не стал. По его воспоминаниям Ленин успокоился лишь после того, как выяснилось, что обороняясь ВРК уже захватил контроль над большей частью города, обеспечил выход большевистских газет, что части гарнизона ему подчиняются. Тогда Ленин признал – «Что ж, можно и так».
Вероятно, именно в ходе этого разговора произошел забавный эпизод, увековеченный в литературе и кинематографе. Ленин беседовал с Троцким в одной из проходных комнат Смольного. В этот момент туда зашли меньшевистский лидер, Федор Дан, то ли со Скобелевым, то ли с Либером, то ли втроем с Либером и видным деятелем правого крыла партии эсеров Абрамом Гоцем. Они развернули на столе сверток с какой-то едой и принялись закусывать. Но в какой-то момент Дан перестал жевать и стал всматриваться с наспех загримированного Ленина. Потом толкнул своего спутника локтем и вся компания быстро ретировалась. Ленина эта история привела в крайне веселое расположение духа: «Узнали, подлецы».
Ленин, Троцкий и Рахья от греха подальше перешли в более надежное помещение, где к ним присоединились многие члены Центрального комитета. Началось заседание ЦК, которое продлилось почти до утра. Протокол заседания не велся, но его ход был реконструирован историками по мемуарным источникам. По подсчетам Е. А. Луцкого, присутствовали, минимум, десять членов ЦК: Ленин, Берзин, Зиновьев, Иоффе, Каменев, Милютин, Ногин, Смилга, Сталин, Троцкий. Вероятно, что участие принимали и некоторые другие члены ЦК, а также ряд деятелей ПК РСДРП(б) и Военной организации. «Некоторые члены ЦК уходили с заседания, другие приходили». Председательствовал Ленин.
Иоффе от имени ВРК сделал доклад о происходящем в городе. Выяснилось, что, только реагируя на действия правительственных войск, ВРК взял под свой контроль большинство мостов через Неву, некоторые вокзалы и административные здания. В Питер были вызваны финляндские войска и матросы из Кронштадта, прибытие которых ожидалось с минуты на минуту. В то же время, обнаружилось, что телеграф, Государственный банк, телефонная станция, Варшавский вокзал (куда могут прибыть верные правительству части с фронта) и целый ряд других стратегических пунктов остаются под контролем правительства. Просто потому, что ВРК не принял решение захватить власть, но лишь реагировал на действия противника.
Вместе с тем со всей очевидностью выяснилось, что силы ВРК намного превосходят силы правительства. Гарнизон и Красная гвардия выполняют все приказы Смольного. На стороне Керенского лишь небольшие отряды юнкеров, казаков и женский «батальон смерти». «Все важнейшие пункты города – вспоминал Троцкий – переходят в наши руки почти без сопротивления, без боя, без жертв». Неожиданно для собравшихся выяснилось, как вспоминал Милютин, что решительный «перевес на нашей стороне». Только сейчас большинство большевистских лидеров открыли для себя, «что власть-то мы действительно взяли». Взяли вопреки собственным планам, в порядке рефлекторной реакции на неудачное наступление правительства.
Когда ситуация выяснилась, Каменев резюмировал: «Ну что ж, если сделали глупость и взяли власть, то надо составлять министерство». Его поддержал Милютин (в своих воспоминаниях он вообще приписал эту инициативу себе). Но это «предложение некоторым показалось настолько преждевременным, что они отнеслись к нему, как к шутке». Власть свалилась настолько неожиданно, что казалась анекдотом.
С точки зрения Ленина, фактический захват власти был вовсе не преждевременным, а напротив своевременным и благополучным исходом. Поэтому он с готовностью признал правоту прежней тактики Центрального комитета. Вот как об этом спустя три года рассказывал Сталин: «Несмотря на все требования Ильича, мы не послушались его, пошли дальше по пути укрепления Советов и довели дело до съезда Советов 25 октября, до успешного восстания. Ильич был тогда уже в Петрограде. Улыбаясь и хитро глядя на нас, он сказал: «Да, вы, пожалуй, были правы»… Товарищ Ленин не боялся признавать свои ошибки».
Но признав ошибки, Ленин, видимо, настоял на том, что военные действия против правительства должны быть доведены до конца. Теперь нет смысла выжидать. Лацис вспоминал, что «к концу знаменитой ночи, когда решался вопрос о правительстве и Центральный комитет колебался, Ильич вбежал в помещение Петербургского комитета с вопросом: «Ребята, лопаты у вас есть? Придут ли в окопы питерские рабочие по вашему зову?»». Ответ был утвердительным, и имена эта решимость Ленина и ПК подействовала на колеблющихся, заставив их решиться на активные наступательные действия.
И вот, в ночь с 24 на 25 октября, около 2 часов пополуночи, происходит, наконец, перелом в тактике восставших. Это убедительно показал историк Александр Рабинович, опираясь на многочисленные источники. Именно в два часа ночи в полки и заставы Военно-революционного комитета поступает приказ усилить патрули и установить контроль за движением на своих участках. В ближайшие три-четыре часа ВРК берет под контроль Николаевский и Варшавский вокзалы, центральную электростанцию, Главный почтамт, последний из остававшихся в руках правительства Николаевский мост, а также Государственный банк, центральную телефонную станцию. К раннему утру правительство было окружено со всех сторон, оно осталось без связи и электроснабжения. Один из штабных генералов телеграфировал в штаб фронта: «Временное правительство как будто бы находится в столице враждебного государства».
Переворот фактически состоялся. Он осуществлялся лишь как серия оборонительных мероприятий, предпринимаемых ВРК в ответ на попытки правительства захватить инициативу. Лишь в самый последний момент, ранним утром 25 октября восставшие перешли в наступление, когда город, большей частью, уже находился в их руках.
Неожиданно оказавшись у власти в предрассветные часы 25 октября, члены ЦК большевистской партии принялись составлять персональный список первого советского правительства. Троцкий предлагает называть членов правительства не министрами, а «народными комиссарами», а весь кабинет в целом – «Совет народных комиссаров». Ленин и другие цекисты в восторге: «это превосходно: ужасно пахнет революцией!». Дальше перешли к обсуждению кандидатур.
