На стыке зимы и весны приехал из Сибири мой друг — охотник Михаил. Взбудораженный происходящим, он тоже решил купить машину — размахнулся на целого «сурфа». На беспробежного в свежем кузове не хватало, решили искать распилыша или пробежного — в 185 кузове, года 99-го или около того, с трёхлитровым дизелем 1KZ. Миша давно не был во Владивостоке и вовсю глазел на машины.
— Смотри, какой! «Скай» без круглых стопарей — он, конечно, уже не тот, но… Тоже красивый и какой-то… убедительный, вот.
— А вон, Миша, глянь — «черностой», такси! Живой ещё, значит.
— О, какая девушка в «делике»!
— Берём в сборе?
— Конечно. Девушку в крайнем случае обменяем… на беспробежную.
На Зелёном Углу из тумана выплывали всё новые стоянки, но знающие люди говорили, что «Зелёнка пустая». «Сурфы» приветливо тарахтели дизелями, но были дороговаты. Мы поехали в Уссурийск, это сотня километров к северу — раньше считалось, что в Уссурийске больше выбор пробежных, но, похоже, информация устарела. Мы посмотрели несколько «сурфов» и заодно «терранчиков» — последние были дешевле.
— Да чё те «сурфы»? — уверял нас продавец «террано». — «Тойоты» — это машины, сделанные топором, а вот «Ниссан» — для людей!
И рассказал «по секрету» о том, что с апреля распилы вообще перестанут ставить на учёт. А вот его «тирка» — «точно не распил, сто процентов».
Сурфовод парировал хрестоматийным:
— «Ниссаны» гниют!
Мы вернулись во Владивосток и начали обзванивать продавцов пробежных «сурфов». Один нашли на улице Енисейской. Михаил прибыл как раз с Енисея, и мы решили, что такое совпадение неслучайно. Тот «сурф» и купили. Миша уехал — один, по незнакомой зимней трассе, через полстраны. Я проводил его ранним утром до стоянки, мы постояли возле его «сурфа», пока прогревался турбодизель. Позже Михаил пришлёт мне стихи, в которых будут строки:
…Вереницами фар раскосых
Просыпается Владивосток.
А тогда я посмотрел на красные габаритные огни, исчезающие за поворотом блестевшей многонедельным гололёдом трассы, и пошёл к себе домой.
Весной 2010 стало известно о новой опасности. Россия решила заключить Таможенный союз с Казахстаном и Белоруссией, в связи с чем порядок импорта товаров во все эти три государства нужно было унифицировать. А раз правый руль в Казахстане запрещён — значит, либо казахи должны вновь открыть свои границы для праворулек, либо мы — закрыть свои. Во Владивосток приехал глава Минпромторга РФ Виктор Христенко и заявил: «Нет никакой борьбы с правым рулём. Правый руль — это некая форма иллюзии, которая просто возбуждает некоторых людей до определённого уровня или иногда толкает их на действия». Я понял, что уже седьмой год езжу на иллюзии.
Как всё изменилось за какие-то два-три года! Был наивный, весёлый, свежеветреный, небитый и небритый город, наполненный морской дальневосточной вольницей. Были толпы на площадях, автопробеги, покатушки и народные лидеры борьбы за свои права. Потом одних лидеров за что-то посадили, другие, что ещё хуже, стали депутатами, третьи тихо исчезли в болотцах своих чахлых частных жизней. Широкие народные массы слегка побили для острастки дубинками, и широких народных масс больше не стало. Люди то ли боялись, то ли просто уже не хотели выходить на улицы и площади. Когда-то искренне угрожавшие поднять дальневосточную автомобильную революцию, они разочаровались во всём, стали хмуры и безнадёжны. Мрачно ждали, пока Москва окончательно запретит правый руль — теперь это уже не казалось невероятным. Никто уже не надеялся, что власть «одумается» и «прислушается». Изменились мы, изменилось и само время. Ширилось движение ренегатов, спешивших скинуть «пруль» ещё за какие-то «реальные» деньги и приобрести леворульку.
5
Весна 2010 принесла мне хорошие новости. Ценник немного снизился, и Сергей написал из своей Тоямы, что такого «корча», какой нужен мне («корчами» он называл все машины безотносительно их возраста и состояния), можно взять в общей сложности тысяч за 18. Это звучало уже лучше. Серёга объяснил, как читать аукционные листы и пробивать по интернету номер кузова, чтобы точно знать не только год, но и месяц выпуска конкретного лота. Нам следовало делать ставки на машины, выпущенные в апреле 2005 года или позже — тогда мы попадали в категорию автомобилей «до пяти лет», на которые пошлины были, конечно, высокими, но ещё не заградительными. Теперь я сам просматривал через специальный сайт, какие «икстрейлы» сегодня выставляются на многочисленных японских «ауках», изучал аукционники и сбрасывал Серёге номера понравившихся лотов. В теме письма указывал: «очередные корчи». Неплохо бы основать такую деревеньку — Корчи… Скоро я научился понимать «аукционники» с первого взгляда. Выбор корчей превратился в ежевечерний ритуал. Это напоминало молитву японскому автомобильному богу с просьбой о ниспослании милости. Но он меня, кажется, не понимал, а обратиться к нему по-японски я не умел.
Летел март. По дорогам текли грязные реки, моментально забрызгавшие свежепомытый металлик моей «грации». В машине, кроме меня, ехали двое — парень и девушка, мои знакомые. Они обсуждали планы по покупке машины.
— А какую хотите?
— Ещё не решили. До 200 тысяч.
— Покупайте мою. Где-то через месяц буду продавать. Стойки — новые, передние колодки тоже новые, всё в отличном состоянии…
— А ты разве не знаешь, что при машине нельзя говорить о том, что ты её продаёшь?
— Да знаю, конечно. Ничего страшного. Так что думайте. Через месяц примерно.
Раздался мерзкий шорох сминаемого пластика. Поворачивая на забитом перекрёстке Семёновской и Алеутской налево, я левым бортом — сам не понимаю почему — притёр корму «крауна», сверкающего чёрного красавца в новом кузове.
— Б…! Всё, приехали, — я включил аварийку и вышел из машины. Раздосадованный водитель «крауна» уже осматривал свой бампер, вмятый моей дверью. Я понимал, что ждать ГАИ мы будем несколько часов. И потом ещё до ночи сидеть у них на Фонтанной. И потом подорожает мой полис ОСАГО… Считалось, что ущерб до трёх-пяти тысяч рублей лучше «урегулировать» на месте. Так я и сделал, тем более что деньги в кармане у меня в тот момент были. Дальше поехал в безнадёжно испорченном — по крайней мере на день — настроении, матерясь на самого себя. Дебил! Идиот! И ведь знал же, что при машине нельзя вести такие разговоры, это не выдумки. В ДТП я не попадал почти четыре года, без двух месяцев. И вот — на тебе… Хорошо хоть, что на моей двери остались еле заметные, не до металла, царапины. Спасла защитная полоска пластмассы, идущая вдоль всего борта — молдинг, с него ободралась краска, но пластик — он и есть пластик, заживёт. Настроение, впрочем, было никаким. И — стыдно. Перед собой, перед пассажирами, перед «грацией»…
В конце апреля ставка сработала. Из Тоямы пришло письмо с темой «корчина в приложении» и два фото — самой машины и аукционного листа. Как якобы говаривал старина Форд, автомобиль может быть любого цвета, если этот цвет — чёрный. Мой чёрный Nissan X-Trail 2005 года выпуска — пробег 103 тысячи километров, бензин, автомат, аукционная оценка 3,5, комплектация STT — был приобретён за 880 тысяч йен. В Японию требовалось перегнать 948 тысяч йен, остальные затраты — фрахт, склад, растаможка — были уже российскими.
Деньги ушли в Японию, машину отогнали в порт. Он назывался смешно — Тоямашинка, что с подозрительной идеальностью рифмовалось с «твоя машинка» или «моя машинка». Ко мне шёл Японским морем правый руль — возможно, последний в моей автомобильной жизни. Теперь надо было срочно продавать «камри», чтобы хватило денег на растаможку «икса». Сколько я на ней проехал — 40 с лишним тысяч? Не так и много, а с другой стороны — как раз вокруг Земли по экватору… Я выложил дома шмурдяк из багажника, оставив минимум — баллонник и домкрат, и поехал снимать «камрюху» с учёта. Теперь она была готова к смене хозяина. И я продал её, надеясь, как всегда, что — «в хорошие руки». Я не буду рассказывать, как я её продал, кому и за сколько. Иногда я встречаю её на дорогах.
В мае я продал машину и ходил пешком. Вообще я люблю ходить пешком, потому что ещё молод и ещё здоров. Но я люблю это делать только тогда, когда за углом или на стоянке меня ждёт машина. А когда ждут только автобусы или такси — у меня и походка меняется, становясь медлительной и унылой. Тогда я впадаю в депрессию, именуемую в нашей компании «глухим затупом», и начинаю радоваться молчанию мобильника. Мир забыл обо мне — вот и славно.
Так было и сейчас.
Мир вспомнил обо мне, когда к причальной стенке владивостокского порта стал пароход «Нексу», на котором пришли несколько десятков автомобилей. Среди них был и мой корч. «Нексу» ходил под флагом великой морской державы Монголии — обычная практика. Ходить под российским флагом нашим морякам из-за особенностей нашего же законодательства невыгодно, вот они и одалживают флаги у различных государств, которые могут вообще не иметь выхода к морю, как та же Монголия. Правда, Монголия, как мне рассказали однажды в Южной Корее, якобы выпрашивает у Китая «коридор отчуждения», чтобы выйти к морю и построить порт, но пока эта идея, насколько я понимаю, остаётся малонаучной фантастикой. Я помнил это название, «Нексу», по новостям: пару лет назад спасатель «Лазурит» буксировал в порт этот самый «Нексу», намотавший на винт рыболовные сети и потерявший ход. А совсем недавно на этом же пароходе нашли какую-то контрабандную мелочёвку: то ли японское бухло, то ли подержанные автомобильные «мафоны»…
