131
На встречу с Ицхаком Рабиным были приглашены деятели культуры, насколько я помню, никакие проекты там не обсуждались. Возможно, кто-то из приглашенных (нас было человек десять, помню Михаила Козакова и Давида Маркиша) что-то предлагал, но не я. Первые годы в Израиле мне казалось, что можно многое сделать в память об уничтоженных, но «познания» остудили мой пыл. Посмотрев документальные фильмы о становлении страны, выслушав истории выживших, репатриировавшихся из Европы в Израиль, стало понятно, что с травмой здесь справлялись известным способом – «работа делает человека свободным». Бен Гурион был лишен сантиментов. Забыть прошлое, строить страну ради будущего. Трудотерапия сработала. Прошлому было предоставлено место на складе, даже семейные альбомы сдавались на хранение в архивы кибуцев, позже в Яд Вашем. Процесс над Эйхманом «оживил» народную память. Теперь бывшим узникам концлагерей надо было показать стране, что евреи не шли на заклание, они сопротивлялись. Возникли мемориалы «Борцы Гетто», «Мемориальный комплекс Катастрофы и героизма еврейского народа» (Яд Вашем) и т. д. Израильтяне стали изучать историю евреев диаспоры научно и отстраненно, и лишь к концу 90-х годов к реальным людям – жертвам Катастрофы – стал проявляться интерес. Их опросили по списку и записали их истории на видео. Меня же, как я теперь вижу, волновало совсем другое – система и свобода личности. Фридл, Швенк, четыре тома Терезинских исследований были посвящены именно этому. В Израиле эта тема не нашла спроса, ни одна из книг не была здесь опубликована, что приводило маму в недоумение. Но, пожив в Израиле, она перестала удивляться. Даже тому, что ни одно ее стихотворение не переведено на иврит.
Ицхак Шамир, премьер-министр Израиля. Ицхак Рабин сменил его на посту в 1992 году.
В книге «Ветер покоя» – «И сумерки лиловее…». Триптих посвящен С. В. Гремяко, мужу Эллы Крыловой.
В книге «Ветер покоя» – «Открыта новая тетрадь, / А луч открыто…».
«В лодке», 1983 г
Музыка жизни одна и та же,
Но, что ни день, словно море, другая –
Цветом, дыханьем, повадкой, походкой волны.
Люди слабы, как все люди. Я же,
Странною слабостью располагая,
Многих прельщала доказывать мне, что сильны.
Что за подробность души? Однако
Даже добрейших друзей искушала
Выказать силу, – и все мне давали под дых.
Если была б у меня собака,
То и она бы меня искусала,
Хоть не кусают собаки хозяев своих.
Я – неудачница высшей марки,
А неудачники толка иного
Верят в посмертность свою, в золотое «авось».
Море подъемлет белые арки, –
Жизнь, если ты не совсем бестолкова,
Сбрось меня с лодки, а там – со счетов меня сбрось.
Лиснянская И. После всего. – СПб.: Пушкинский фонд, 1994.
Елена Цезаревна Чуковская.
Актер Валентин Никулин какое-то время жил в Израиле, даже вместе с Михаилом Козаковым играл в «Хабиме», для чего им пришлось заучивать наизусть ивритские тексты. Притом что в повседневности не могли и двух слов на этом языке связать. Никулин пил, часто оставался у нас ночевать. Потом Козаков уехал в Москву, вслед за ним и Никулин.
Дина Каплан, художница по куклам, с которой я познакомилась в автобусе, едущем из Тель-Авива в Иерусалим, загорелась историей Швенка и захотела работать со мной над проектом восстановления кабаре.
Карел Швенк, создатель довоенного пражского кабаре «Никчемных дарований», стал звездой Терезина. В концлагере он поставил шесть кабаре, которые шли более 200 раз при полном аншлаге. Его «Терезинский марш» исполняется и поныне. Из Терезина Швенк был депортирован в Освенцим, оттуда в рабочий лагерь ХАЗАГ в Мойзельвиц. С наступлением Советской армии еврейских заключенных гнали 25 км по непроезжим дорогам, голых и босых. 27-летний Швенк умер от истощения в апреле 1945 года.
Речь идет о сценарии полнометражного художественного фильма о Фридл, который мы сочинили с поэтом Сергеем Барсуковым, увы, ныне покойным моим соавтором. Да и с фильмом ничего не вышло.
Изольда Щедровицкая, мамина приятельница.
С литературоведом Георгием Фридлендером мы с мамой познакомились в доме творчества «Комарово» в 1971 году.
Эдуард Бабаев, известный литературовед, доктор филологических наук, профессор МГУ, был родом из Ташкента. Там он в юные годы встретился с А. Ахматовой, куда она была эвакуирована во время войны.
Жилой дом, расположенный на площади Ленина в Сталинграде, в котором во время Сталинградской битвы держала оборону группа советских бойцов.
Борис Галанов: «Свой талант художник употребил на выискивание и раздувание всего дурного и оскорбительного в жизни нашего общества, в облике людей. Это искаженная, антисоветская картина жизни. Между Советским государством и фашизмом, по сути, поставлен знак тождества. Роман для публикации неприемлем».
Карабчиевский Ю. Воскресение Маяковского. http://magazines.russ.ru/novyi_mi/portf/karab/index.html.
Вано и Нико – герои рассказа грузинского сценариста Эрлома Ахвледиaни, с которым мама подружилась на Высших литературных курсах в 1961–1962 годах.
Фазу Алиева, аварская поэтесса. Мама ее переводила, вернее сказать, сочиняла за нее стихи, иногда следуя подстрочнику. «Вся дрожу, вся дрожу, не знаю, что дальше будет», – говорила Фазу, слушая мамины «переводы». После истории с «Метрополем», когда даже переводные издания мамы и Семена Израилевича изымались из библиотек, Фазу уговаривала маму «покаяться», иначе все ее стихи переведут заново. Когда опала кончилась, Фазу приезжала с извинениями.
Борис Хазанов, писатель, эссеист, живет в Мюнхене.
Речь идет об истерических припадках.
Сибилла Шенеманн, сорежиссер фильма «Эти дни в Терезине», 1997. http://www.imdb.com/title/tt0118977/
