Поскольку было точно доказано, что волосы и ногти не растут после смерти, но из-за стягивания кожи может возникать такая видимость, нам остается только подозревать, что либо объект эксгумации доктора Колдуэлла стал жертвой чрезвычайно неряшливого цирюльника, либо врачи просто открыли не тот гроб.
Чрезвычайно распространенным было еще одно невероятное заблуждение, которое многие адвокаты и медики того времени воспринимали как реальность. Считалось, что сетчатка глаз человека способна запечатлеть картину последних мгновений его жизни. Без надежды на удачу предполагалось, что это убийца. Известный криминалист Андре Моэнссенс в своей книге 1962 г. «Истоки судебной фотографии» приводит цитаты из гражданского дела «Эборн против Зипельмана» 1877 г., касавшиеся допустимости фотографических улик. Во время слушаний адвокат выдвинул идею о посмертном образе, заявив:
Каждый объект, видимый человеческому глазу, мы можем видеть только потому, что он фиксируется сетчаткой. В жизни отпечаток мимолетен, и только смерть в силах навсегда запечатлеть образ на сетчатке… Ученые обнаружили, что на сетчатке умершего человека остается превосходный снимок объекта, отражавшегося у него в глазах в момент смерти. (Результаты недавних экспериментов можно прочитать в статье доктора Фогеля в майском номере «Фотографического журнала Филадельфии» за 1877 г.) Возьмем дело об убийстве, произошедшем на дороге: в глазах жертвы зафиксировалось отличное подобие человеческого лица. Мы предполагаем, что глаз убитого человека предоставляет лучшее свидетельство того, что обвиняемый находился там в момент совершения преступления, просто потому, что не требуется никаких усилий памяти, чтобы запомнить это… печать природы, сохраненная естественным фотоаппаратом.
Несмотря на драматические гиперболы, подобные «научные» факты никогда не были подтверждены. Однако увлеченные адвокаты не всегда использовали лишь научные факты для защиты своих клиентов. Идея о посмертном образе на сетчатке прочно закрепилась в памяти у многих, и, наверное, именно она послужила причиной того, что в те времена убийцы нередко выкалывали глаза своей жертве, прежде чем покинуть место преступления.
Это заблуждение оказалось настолько стойким, что проникло даже в известное дело о загадочном убийстве в Нью-Йорке в 1920 г. В восемь часов утра, теплым июньским утром того года миссис Мари Ларсен направлялась к себе на работу в Манхэттен. Она работала экономкой у Джозефа Боуна Элвелла, знаменитого специалиста по игре в бридж. После развода со своей женой Хелен Элвелл жил один. Он был любителем поиграть на скачках, владельцем скаковых лошадей и вел светский образ жузнц, Его шарм, его ослепительная улыбка, блестящие каштановые волосы в сочетании с огромным опытом игры в карты делали его весьма популярным сотрапезником. Миссис Ларсен была счастлива служить такому известному человеку.
Зная, что предыдущим вечером Элвелл собирался надолго задержаться у друзей, экономка повернула ключ в скважине входной двери очень тихо, чтобы не беспокоить отдыхающего хозяина. Войдя в особняк, миссис Ларсен услышала неожиданные звуки затрудненного дыхания, исходящие из маленькой комнатушки справа. Эти звуки издавал пожилой лысый мужчина, сидевший на кресле с высокой спинкой. Он был бос и облачен в красную шелковую пижаму. В его открытом рту виднелись три отдельных зуба. Отверстие от пули находилось точно в центре лба мужчины, и кровь оттуда капала прямо на письмо, лежащее у него на коленях. Гильза от убийственной пули лежала на полу. На стене за мужчиной виднелась кровь, фрагменты костей и мозговой ткани, попавшие туда из выходного отверстия пули. Поскольку пуля прошла сквозь череп мужчины, ударилась в стену и отскочила назад, то теперь она лежала на столе рядом с креслом.
Выскочив из дома, миссис Ларсен обнаружила молочника, доставлявшего заказы, и попросила его послать за полицией. Машина скорой помощи немедленно доставила хрипящего мужчину в госпиталь, где он умер два часа спустя, не приходя в сознание.
Обыск особняка позволил точно установить личность убитого. В чулане Джозефа Боуна Элвелла была обнаружена целая коллекция дорогих париков. Все они имели разную длину волос, чтобы владелец, одевая их по очереди, мог создать иллюзию роста волос. Отличный комплект фальшивых зубов, сделанный так, чтобы держаться на трех настоящих, покоился в стакане с водой.
Блистательный эксперт по карточной игре никогда не появлялся в обществе без своих косметических ухищрений. Он так хорошо хранил свой секрет, что полиция тут же заинтересовалась тем, кому он мог доверять настолько, чтобы позволить увидеть свое истинное лицо.
Самоубийство сочли возможным, но пистолет 45 калибра, из которого стреляли, не нашли. Кроме того, у Элвелла не было очевидного мотива для совершения суицида. Письмо, лежавшее на коленях умирающего, было доставлено в семь тридцать утра (в те счастливые времена еще существовала ранняя доставка почты), поэтому выстрел, очевидно, произошел после этого времени.
Главному медицинскому эксперту города Нью-Йорк нужно было установить истинную причину смерти: несчастный случай, убийство или суицид. Поскольку весь город немедленно заинтересовался этим делом, и у каждого было свое мнение по этому вопросу (в конце концов, это был один из многих случаев, который журналисты провозглашали «Преступлением века»), давление на эксперта было огромным.
Большинство детективов полагало, что произошло самоубийство, а пистолет был украден после преступления неизвестной стороной. Эта информация просочилась в газеты, огласившие ее как доказанный факт. Доктор Норрис уверял, что Элвилла убили. В своем отчете о результатах вскрытия он в истинно шерлокианской манере описывает входное отверстие, изучив его с помощью увеличительного стекла. В радиусе 8 см вокруг раны виднелись следы от пороха, но не было ожогов, что, по мнению Норриса, означало, что выстрел был произведен по меньшей мере с расстояния 10 или 13 см. Поскольку рана находилась прямо в центре лба, можно было утверждать, что для совершения самоубийства Элвеллу пришлось бы потрудиться, чтобы расположить пистолет под нужным углом.
Чтобы убедить полицию и окружного прокурора, доктор Норрис пригласил капитана Корнелиуса Уильямса, командира Первой детективной бригады Нью-Йорка, который помог бы продемонстрировать невозможность самостоятельного нанесения такой раны. В присутствии помощника окружного прокурора Дулинга доктор Норрис и оружейный эксперт армии США капитан Уильямс стреляли в позаимствованный из морга кусок человеческой плоти из револьвера 45 калибра, подобного тому, которым был застрелен Элвелл. Образовавшаяся при выстреле с расстояния 10–13 см рана почти полностью соответствовала ранению жертвы. Выстрелы с более близкого расстояния вызывали появление ожогов от пороха. Полиция признала, что было совершено убийство, и необходимо начинать расследование.
Однако драгоценное время было потеряно. Газеты развили бурную деятельность и теперь печатали драматические заявления Роланда Кука, пожилого врача, который перед домом убитого высказывал свое мнение толпам жаждущих журналистов. Описывая дело Элвелла в своем труде по истории криминалистики, известный специалист Джонатан Гудмен говорил о том, что доктор Кук был твердо убежден в грубейшей ошибке, совершенной доктором Норрисом. По мнению Кука, она состояла в том, что во время вскрытия не были сфотографированы глазные яблоки убитого. Это не позволило определить, что же видел Элвелл в последние мгновения своей жизни. Газета «Нью-Йорк Таймс», подробно освещавшая ход расследования, даже опубликовала статью под названием «Как бы Париж расследовал дело Элвелла». В ней подчеркивалось, что доктор Норрис проигнорировал такую важную медицинскую процедуру.
Затем журналисты обратились к помощнику окружного прокурора Дулингу. Совершенно не разбиравшийся в этом вопросе Дулинг пообещал, что он исследует эту «чрезвычайно занимательную» теорию и посоветуется с «экспертами-фотографами и врачами по этому вопросу». Эти заявления еще сильнее задерживали расследование, отвлекая внимание медицинского эксперта, который едко заметил, что идея об образе на сетчатке не выдерживает никакой критики, но даже если бы она была истинной, жертва не умерла мгновенно, поэтому любой след на сетчатке изображал бы кого-нибудь из медицинского персонала, прибывшего на помощь. Поэтому мы с точностью можем утверждать, что даже в XX веке это заблуждение считалось достойным споров.
Убийство Джозефа Боуна Элвелла так никогда и не было раскрыто.
Хотелось бы верить в то, что неравный брак между медициной и мифами подошел к концу, и теперь все убийства рассматриваются только сквозь призму научного подхода, но, к сожалению, это не так. В последнее десятилетие в Великобритании один многоуважаемый педиатр сформулировал свой «закон», касающийся необъяснимых смертей новорожденных, у которого нет никакого доказательства. Этот закон гласил: «Одна такая смерть в семье — это трагедия, две вызывают подозрения, а три означают убийство». Как и многие афоризмы, этот закон краток, легок в запоминании и неверен. Он предполагает, что не существует ка- кой-либо наследственной предрасположенности, которая могла быть вызывать такие последствия.
