Суть этих разногласий сформулировал через три дня на заседании ПК один из его лидеров Фенигштейн: «У нас есть три течения – сказал он – первое – это власть должна принадлежать большевикам, второе – власть Советам рабочих, крестьянских и солдатских депутатов, и третье – разорвать с капиталистами и передать власть представителям всех социалистических партий». Если сторонники третьего подхода быстро выделились в своеобразную фракцию и действовали открыто, то граница между первым и вторым течениями – сторонников чисто большевистской и советской власти – была не очень рельефной. Вместе с тем, именно эти два течения и образовали устойчивое большинство в руководящих органах партии в октябре-ноябре 1917 г.
Из ленинской тактики сентября-октября, направленной на форсированный захват власти вполне логично вытекало стремление к осуществлению «диктатуры пролетариата», представленной его единственной партией. Но то партийное большинство, которое с середины сентября ориентировалось на съезд Советов, как на инструмент свержения власти капиталистов, и с середины октября поддерживало курс на восстание, понятый как тактика «активной обороны», теперь рассматривало Советы как главную опору революции. С их точки зрения, коалиция социалистов была возможна и даже желательна в тех границах и пропорциях, в которых эти партии были представлены в Советах. Именно поэтому Троцкий так резко выступал против «предателей», ушедших со съезда и, таким образом, поставивших себя вне советской демократии. В условиях продолжавшегося давления со стороны союзников партии и значительной части ее собственных членов, направленного на продолжение переговоров с умеренными группами и поиск компромисса, именно линия Троцкого и стала равнодействующей в следующие дни.
Важно подчеркнуть, что крайние группировки в партии – с одной стороны сторонники чисто большевистской власти (Ленин), а с другой приверженцы идеи «однородно социалистического правительства» (Каменев) – выступали с позиций известного «авангардизма», в рамках которого политические комбинации между партиями подменяли собой демократические тенденции, отражением которых был съезд Советов. Последовательно демократическим в этих условиях оставалась именно средняя позиция сторонников советской коалиции. Однако она, в силу специфики политической ситуации, была тактически близка и не всегда четко отделена от линии сторонников однопартийной диктатуры.
В этих условиях, развитие внутрипартийной дискуссии находилось в прямой зависимости от позиции и действий других социалистических партий, а также от общего хода политической борьбы в стране. Ключевую роль в этом отношении играли два обстоятельства.
Во-первых, крайне сложная и неопределенная обстановка складывалась в Москве, где силы ВРК встретили ожесточенное сопротивление, и начались кровопролитные бои между сторонниками Временного правительства (под руководством Комитета общественной безопасности) и съезда Советов. Во-вторых, в самой столице возник центр сопротивления большевикам – Комитет спасения родины и революции, созданный городской думой и ушедшими со съезда фракциями. Усилиями Комитета спасения в Петрограде началась подготовка к вооруженному свержению большевиков, которая вылилась в юнкерское восстание 29 октября. Кроме того, Керенскому удалось получить поддержку со стороны казачьих частей генерала Краснова, которые начали наступление на Петроград с целью восстановить власть Временного правительства. Уже 27 октября красновские войска заняли Царское Село. Наконец, 28 октября началась забастовка чиновников и служащих государственных ведомств, которые опираясь на поддержку городской думы Петрограда не признавали власти Совнаркома.
В этих условиях, положение нового режима выглядело практически безнадежным, а его отношения с оппозицией обострились до предела. За резкими словами последовали не менее решительные действия. Уже 27 октября были закрыты многие оппозиционные газеты, продолжались аресты открытых противников большевизма. А 29 октября в столице было введено военное положение и комендантский час.
Все эти обстоятельства не только не способствовали поискам компромисса между социалистическими партиями и группами, но сводили шансы такового к минимуму. А противники большевиков ошибочно переоценивали свои силы и возлагали надежды на свержение нового режима силой, а не на возможность переговоров и коалиции с ним.
* * *
Когда 29 октября, в соответствии со своими требованиями, изложенными на съезде Советов, Викжель пригласил представителей всех «демократических» фракций принять участие в переговорах о составе правительства под своей эгидой, большевики были не в том положении чтобы отказываться.
В Петрограде и Москве шли кровопролитные бои между сторонниками и противниками советской власти; в тридцати верстах от столицы стояли казаки Краснова, готовые на следующий день перейти в наступление на город; железнодорожники угрожали начать забастовку в полночь, если к тому времени договоренность о создании социалистической коалиции не будет достигнута; к этим требованиям присоединились Петроградский Совет крестьянских депутатов, Петроградский совет и ряд отраслевых профессиональных союзов, партия левых эсеров и даже в большинстве своем большевистский Центральный совет фабрично-заводских комитетов, а также многие видные большевистские лидеры.
Когда утром 29 октября состоялось заседание Центрального комитета РСДРП(б), на котором рассматривались вопросы о переговорах с умеренными социалистами и позиция партии по поводу возможностей правительственной коалиции с ними, ни Ленин, ни Троцкий на нем не присутствовали. Оба они были заняты организацией обороны Питера от Краснова и подавлением мятежа Комитета спасения родины и революции. Не присутствовали на заседании также Сталин и Зиновьев.
Собравшиеся как само собой разумеющееся расценивали готовность партии участвовать в переговорах, инициированных Викжелем. Причем нет оснований считать, что они рассматривали их в качестве пустой дипломатической формальности. Наоборот, речь шла про конкретные параметры возможного соглашения, причем большевики – в лице присутствовавших одиннадцати членов ЦК – готовы были идти на серьезные уступки.
Во-первых, единогласно было принято решение о необходимости расширения правительства и возможности изменения его состава. Но дальше было сформулировано главное условие: правительство должно создаваться ЦИК Советов и быть перед ним ответственным. Кроме того, было подтверждено решение о том, что программа Второго съезда Советов (декреты о мире и о земле) обязательна для будущего правительства. Единогласно были приняты решения о том, что ЦИК должен быть пополнен представителями ушедших со съезда партий пропорционально численности их фракций, а также представители железнодорожников, почтово-телеграфных служащих и других подобных организаций. Все эти вопросы практически не вызвали острых споров.
Но вот по поводу дальнейших уступок умеренным единства мнений уже не было. Каменев, по всей видимости, предлагал внести в резолюцию формулировку о согласии большевиков «отказаться от кандидатур Ленина и Троцкого, если этого потребуют». Но это предложение в тексте протокола оказалось в итоге вычеркнутым. Вместо него пятью голосами против одного при трех воздержавшихся была принята более мягкая формулировка: «допускается право взаимного отвода партийных кандидатур»
Был еще один пункт повестки, который вызвал, видимо, острые споры и даже потребовал повторного голосования. Сформулирован он в протоколе не слишком ясно: «мы не делаем ультиматума из вхождения в правительство всех советских партий до народных социалистов включительно». Сперва за то чтобы ультиматума не делать проголосовало семь членов ЦК, а против три. Но при повторном голосовании счет был обратный: четверо за (Каменев, Милютин, Рыков и Сокольников) и семеро против (Иоффе, Дзержинский, Берзин, Коллонтай, Свердлов, Бубнов, Урицкий)
Учитывая, что Каменев, Рыков и Милютин – лидеры умеренного крыла партии и сторонники соглашения с другими социалистическими партиями – голосовали «за», остается заключить, что речь шла не о желании большевиков ультимативно требовать вхождения умеренных в правительство (это как раз была платформа их оппонентов на переговорах), а наоборот, о предложении не рассматривать подобное требование в качестве повода для отказа от компромисса.
Бубнов в итоге проголосовал против пункта об ультиматуме, с оговоркой, что сделал это «так как в постановке <вопроса> не указано, что власть в центре и на местах принадлежит Советам». Следовательно, если бы это требование было четко сформулировано, Бубнов был готов согласиться с вхождением в правительство всех левых партий «до народных социалистов включительно». Неясность по отношению к советской природе власти тревожила не только Бубнова: Иоффе также предложил «поставить ультимативное требование» о признании власти Советов участниками переговоров. Однако его предложение не было даже поставлено на голосование, поскольку собравшиеся признали, что оно снято уже принятым решением о том, что правительство создается и отвечает перед ЦИКом.
