Это было счастливое время в том плане, что сегодня, я думаю, "Что? Где? Когда?" не могло бы родиться. Потому что сегодня телевидение берет только готовый, у кого-то проверенный формат, зная, что успех этого формата уже был в пятидесяти странах мира, вот его сегодняшнее телевидение покупает и выдает в эфир. А этот творческий процесс, который был у нас как в театре, когда премьера отличается от второго спектакля, когда каждый спектакль - особенный. За что актеры так любят театр? За то, наверное, что они все время в непредсказуемой работе. Так и у нас, в нашей передаче - творческий процесс шел у нас все время, постоянно. Я надеюсь, и по сей день тоже идет. Для Ворошилова установка на непредсказуемую игру, мне кажется, была решающей. Потребность в игре у него была очень сильной. И он был режиссером этой игры, а режиссер - всегда игрок. Без этого режиссера быть не может. Без игровой страсти.
- Не был ли он таким Карабасом-Барабасом, управляющим своими трюками?
- Вы знаете, он не ставил такой задачи, хотя многие говорили, что игроки - просто некие фигурки, которыми он играет. Трудно сказать, так это или не так. Вначале ведь на каком-то этапе у нас было жюри, а в жюри у нас были академики. Среди них, например, такой профессор, математик Леонид Рвачев. Его самое главное открытие - он просчитал математическим путем появление вируса гриппа. И по сей день действует его схема. Он рассчитал возможность появления вируса гриппа в разных городах. Однажды мы были у него на Старый Новый год. Он в тот раз серьезно выпил. И сказал такую вещь: он математическим путем просчитал все религии. И по всем признакам получается, что, действительно, есть некая сила... Ну, сегодня мы говорим уже и понимаем, что говорить об этом можно, и это не кажется диким, и много уже передач про это сделано, и много книг написано и прочитано. А в то время... Ну, когда это было? Какой-то восьмидесятый год или восемьдесят третий, не помню. В то время, конечно, это казалось безумием. Он говорил: "Понимаете, все равно математически все сходится так, что есть некая сила, которая управляет всем миром, как марионетками. И, на самом деле, все на Земле - это марионетки. И все это движется. У каждого есть своя воля. Но все равно она управляема". И тогда он сказал, что понимает: на самом деле Бог есть. Я это к чему говорю? Про Ворошилова часто говорили, что для него все игроки марионетки. Я понимаю, что в чем-то, наверное, это так. Но в чем-то. Он был и своеобразным энергетическим вампиром, который вместе с экраном вытаскивал из человека то, что в нем действительно есть. И там, конечно, лезло всякое, и плохое, и хорошее. Он говорил, что его на самом деле знатоки вообще не интересуют. Они - всего лишь инструмент в его игре. И когда его спрашивали другие телевизионщики, как он может делать одно и то же пятнадцать, двадцать, двадцать пять лет, он отвечал примерно так: чтобы решить то, что я пытаюсь решить для себя в жизни, в искусстве, мне достаточно игры "Что? Где? Когда?". Для него эта игра была неисчерпаема.
Если же говорить о такой важной для него категории, как время... У него вообще был пунктик на счет времени и чисел. Если у него числа не сходились, это означало проигрыш идеи... У него не было никаких математических способностей, но были любимые и нелюбимые числа. Например, он терпеть не мог число 22. 22-е число, говорил он, плохое число. А 6 - хорошее.
- Поэтому шестерка игроков?
- Поэтому шестерка, да. И еще потому, что нам психологи говорили, чтобы мыслительный коллектив был работоспособным, он должен составлять от 5 до 9 человек. Ворошилов выбрал 6.6 – хорошее число, 3 - хорошее число, 4 - плохое, 8 – вообще непонятное. Ну, 9 - это как-то не так. 12 – возможно. 11 - это вообще не число. То есть какие-то понятия, я не знаю, на чем они основывались. Если что-то не сходилось в решении, не совпадали цифры, это было плохо. Значит, не работает. И вообще, момент совпадений, он тоже очень важен. Если, допустим, снимается конкретный эпизод, и он не может быть снят, потому что туда нельзя добежать, значит, это неправильное решение, значит, надо искать решение другое.
- И не бежать?
- Не бежать. И вообще, если какие-то вещи почему-то не получаются, значит, где-то есть ошибка, какая-то погрешность. С одной стороны, он был человеком, который все время что-то преодолевал и обо что-то бился лбом. По этому поводу очень часто мы с ним препирались и ругались. Я говорила, что где-то надо отступить, а может, как-то обойти. Но Ворошилова уговорить было совершенно невозможно. После его ухода мы, наверное, впервые почувствовали, что утеряли игровой момент в работе, во взаимоотношениях. Очень хочется надеяться, что мы его не потеряем в эфире. Но вот в жизни потеряли. Потому что Ворошилов был человеком, который умел создавать игру, потому что любое дело начинал с конфликта. То есть внутри компании это был как отдельный театр.
- Вот приходит грозный Ворошилов утром на работу и..?
- Вот он приходит с утра. Кладет свой портфель и начинается. Сначала достает карточки с вопросами зрителей знатокам и говорит: "Я сегодня читать вопросы не буду. Читайте сами". Подымается паника: "Ну, Владимир Яковлевич, ну почему? Почитайте". У него записки, почеркушки какие-то. "Нет, я не буду! И вообще вы ничего не понимаете! И мне надоели все эти ваши проверки! Я больше не буду работать с этими идиотами, с редакторами", а сидят за столом как раз те самые "идиоты" редакторы. Они, естественно, в слезы. Он, довольный, продолжает: работайте сами как хотите. Мне лично ваши проверки у специалистов совершенно не нужны. Все, что я сегодня предложу, пойдет в эфир. А вы как хотите. Потому что вы, на самом деле, выбрасываете все самое хорошее. А оставляете всю ерунду, все самое плохое. Поэтому мне с вами работать надоело. Хотите, принимайте, хотите, не принимайте, как хотите. Не будете принимать, я передачу вообще делать не буду. Все".
Ну, и здесь начинается, потому что мы знаем все правила этой, его, игры.
- Тогда все бегут к Вам?
- Нет, в данном случае я уже сижу здесь. На меня начинают все поглядывать: что же делать и как же реагировать на слова начальника?! Здесь надо найти свой ключ, как переломить ситуацию. И начинаются какие-то придумки. "Ну, а как же будет, если это будет так?" Или: "Ну, хорошо, Владимир Яковлевич. Давайте, мы сами немножко почитаем, Вы идите пообедайте, а потом мы вместе все-таки сядем, поговорим". И он, счастливый, что кого-то довел до слез, уходит, тут же выясняется, что у него, например, в это время назначена встреча какая-то или еще какие-то там дела. Потом, спокойный и тихий, приходит через какое-то время: "Ну, давайте работать. Давайте читать".
И так во всём. Конечно, замечательно совершенно ему подыгрывал наш любимый оператор Саша Фукс. Вообще эта пара была совершенно уникальная. Ворошилов работал каким образом? Он обычно говорил Саше: "Понимаешь, мне нужен сад, который будет весь сиять". И всё. Ведь это у нас впервые появились лампочки, которые мы с Ворошиловым увидели в круизе в Сингапуре. Увидели и были совершенно потрясены этими маленькими лампочками, которых тогда в Москве еще просто ни у кого не было. Но это же целая проблема, как это грамотно высветить, чтобы это все читалось и чтобы было видно, как это красиво. И вот Ворошилов продолжает мечтать: "Мне надо, чтобы это было точечное пространство, которое должно быть очень интимным". Саша всегда говорил: "Мне надо подумать". Ворошилов уточнял: "Только имей в виду, у тебя не больше одного дня". И Саша уходил и думал, и ровно через день приходил с решением, как правило, совершенно незаурядным. Таким, которого до этого не было на телевидении. А потом начинался следующий этап. Этап игры. Значит, они между собой сговорились, потому что, как правило, решение, которое они находили, было весьма дорогостоящее. Это всегда были большие деньги. Естественно, нельзя внедрить новое без денег. Вопрос всегда вставал только один: без какого количества денег?!
- И начиналась интрига.
Поскольку Саша и Ворошилов знали, что орать буду только я, все остальные будут либо исполнять, либо тихонько нашептывать мне, то они от меня начинали расходы скрывать. То есть Ворошилов дает задание директору найти эти лампочки в Сингапуре. Естественно, потому что мы их видели там. Их надо заказать, привезти, доставить самолетом и так далее. Потом оказывается нужен особый свет, для того чтобы все это должным образом осветить. Это тоже цифра со многими нулями. И от меня это долго скрывают. То есть я вообще не знаю об этом. Идет работа, которая мне не известна. А наши заговорщики только перешептываются. Причем мне уже доносят, по-тихому, о диких расходах. И я начинаю думать, каким образом их остановить. Это отдельный спектакль, когда я начинаю разговаривать с директором, спрашивать: ну а можно как-то вот без этой сумасшедшей суммы обойтись? А вот здесь как-то договориться? С продюсером - может, кто-то возьмет спонсорские деньги? Или там доставку через "Аэрофлот" - не дешевле будет? С художником: а не будет ли такого же эффекта, если лампочек взять в два раза меньше? И так во всем. Ворошилов с Сашей в одну игру играют, а я с ними - в другую. Но что касается собственно съемок, как говорит Олег Пикалев, оператор, который сейчас, после смерти Саши работает (оператор Александр Фукс трагически погиб в автокатастрофе через три месяца после скоропостижной смерти Ворошилова): "Вот сколько раз я ему говорил - Саша, это показать невозможно, на "Брэйне", например. Это показать невозможно". "Ну как невозможно? - отвечал обычно Саша Фукс, подходил, брал камеру и показывал: "Ну, вот же, видно же. Почему невозможно? Это возможно". Есть какие-то вещи, - говорил Олег Пикалев, - которые я до сих пор не понимаю, как Саша это делал. Ну, есть такие приспособления на камере, которые делаются двумя руками, а плюс нужна еще третья. А где у него была третья рука, я так и не знаю! Он мне пытался объяснить и показать, но я этому не научился. Не сумел".
